Глава 23Стараясь сохранить достоинство, Энн попадает в беду
Случилось так, что Энн пришлось ждать больше, чем две недели до встречи с новой учительницей. Прошел почти месяц после неудачи с «обезболивающим» пирогом, и, казалось, Энн пора создавать себе и близким новые проблемы. Нельзя же считать серьезными проступками мелкие оплошности вроде вылитой кастрюли обезжиренного молока в корзину с клубками пряжи, а не в ведро для свиней или то, что она, задумавшись, сошла с бревенчатого моста прямо в ручей.
Спустя неделю после чаепития в доме пастора Диана позвала Энн на вечеринку.
– Будет немного избранных гостей, – заверила Энн Мариллу. – Только девочки из нашего класса.
Вечеринка оказалась удачной, девочки веселились от души, и ничто не предвещало изменений к худшему, пока после чая девочки не вышли в сад и, уставшие от обычных игр, не захотели поозорничать. Возникло желание испытать свои силы, началось «подначивание», и тогда было решено поиграть в игру «Слабо?».
Эта игра в настоящее время была популярным развлечением среди младших школьников. Первыми в нее стали играть мальчики, но вскоре к ним присоединились и девочки. Если собрать все глупости, совершенные этим летом в Эйвонли теми, кто соглашался рискнуть и попытаться сделать то, на что его подталкивали сверстники, из них можно было бы составить целую книгу.
Сначала Кэрри Слоун выразила сомнение, что Руби Джиллис сможет залезть на высокий сук огромной старой ивы, росшей напротив парадной двери. Руби Джиллис до смерти боялась жирных, огромных гусениц, заразивших дерево, и гнева матери в случае, если она порвет новое муслиновое платье, однако она ловко справилась с заданием к большому неудовольствию вышеупомянутой Кэрри Слоун. Затем Джози Пай предложила Джейн Эндрюс проскакать вокруг сада без остановки на левой ноге, не наступая на правую. Как ни старалась Джейн Эндрюс, но на третьем повороте она сдалась, признав свое поражение.
Джози так наслаждалась своим триумфом, что это было почти неприличным. И тогда Энн Ширли предложила ей пройти по верхней части дощатого забора, огораживающего сад с востока. «Хождение по заборам» требует большого мастерства и умения сохранять равновесие – тот, кто пробовал, это знает. Но Джози Пай, обделенная многими достойными качествами и потому не столь популярная в классе, обладала природным даром ходить по заборам, который она старательно развивала. Джози ловко прошла по забору, всем своим видом показывая, насколько простое задание ей дали, оно даже не явилось для нее вызовом. Девочки неохотно, но все же выразили ей свое восхищение – многие пытались этому научиться, но всякий раз безуспешно. Джози спрыгнула с забора, щеки ее раскраснелись от удовольствия, и она метнула дерзкий взгляд на Энн.
Энн тряхнула своими рыжими косами.
– Не думаю, что пройти по низкому дощатому забору – такой уж подвиг, – сказала она. – Я знала одну девочку в Мэрисвилле, которая умела ходить по гребню крыши.
– Я в это не верю, – решительно заявила Джози. – Никто не может ходить по гребню крыши. И ты в том числе.
– Я не смогу? – опрометчиво воскликнула Энн.
– Тогда я вызываю тебя, – дерзко продолжила Джози. – Я сомневаюсь, что ты влезешь на крышу и пройдешь по гребню над кухней миссис Барри.
Энн побледнела, но пути назад не было. Она подошла к лестнице, прислоненной к крыше над кухней. У всех девочек из пятого класса дружно вырвалось «ох!» – у кого-то от волнения, у кого-то из страха.
– Не делай этого, Энн, – умоляла Диана. – Ты упадешь и разобьешься. Не обращай внимания на Джози Пай. Нечестно подбивать кого-то на заведомо опасную вещь.
– Я должна. Моя честь под угрозой, – торжественно произнесла Энн. – Я пройду по этому гребню, Диана, или погибну при попытке. Если меня не станет, возьми на память мое колечко из бусинок.
Все замерли. Энн поднялась по лестнице, добралась до гребня крыши, выпрямилась, стараясь удержать равновесие на сомнительной опоре, и пошла вперед, смутно сознавая, что находится непривычно высоко и что передвижение по гребню не та вещь, где тебе может помочь воображение. Однако до катастрофы ей удалось сделать несколько шагов. Потом Энн покачнулась, утратила равновесие, споткнулась, зашаталась и упала, покатившись по раскаленной на солнце крыше и дальше сквозь заросли виргинской лианы. Дружный крик ужаса вырвался из груди стоящих внизу испуганных девочек.
Если б Энн упала с той стороны, с какой влезла на крышу, Диана точно унаследовала бы колечко с бусинками. К счастью, Энн съехала с той стороны, где крыша низко нависала над крыльцом, и падение было не таким страшным. Тем не менее, когда Диана и другие девочки (кроме Руби Джиллис, которая будто приросла к земле, впав в истерику) бросились к месту катастрофы, они увидели белую как мел Энн, лежавшую в странной позе среди истерзанной виргинской лианы.
– Энн, ты умерла? – выкрикнула Диана, бросаясь на колени рядом с подругой. – Энн, дорогая, скажи мне хоть словечко – ты умерла?
К величайшему облегчению обступивших ее девочек и особенно Джози Пай (которая хоть и была полностью лишена воображения, с ужасом догадывалась, как страшно отзовется на ней ранняя и трагическая смерть Энн – в таком случае от клейма «убийцы» ей никогда не отмыться), Энн села, рассеянно озираясь, и неуверенно произнесла:
– Нет, я не умерла, Диана, но, думаю, что потеряла сознание.
– Как? Как это, Энн? – рыдала Кэрри Слоун.
Не успела Энн ответить, как на крыльцо вышла миссис Барри. При виде ее Энн постаралась приподняться, но откинулась назад с криком боли.
– Что случилось? Что у тебя болит? – забеспокоилась миссис Барри.
– Лодыжка, – тяжело дыша ответила Энн. – Диана, пожалуйста, найди папу и попроси его отнести меня домой. Сама я туда не дойду. На одной ноге не допрыгаю, раз даже Джейн не смогла доскакать до конца сада.
Марилла собирала в саду летние яблоки, когда увидела на бревенчатом мосту мистера Барри, за ним поднималась по склону миссис Барри, а следом шла целая процессия из девочек. Мистер Барри нес на руках Энн, голова которой бессильно свисала с его плеча.
В этот момент к Марилле пришло знание. Пронзившая сердце острая боль открыла, как много значит для нее Энн. Марилла не скрывала, что Энн ей нравится – даже больше, что она любит ее. Но сейчас, когда, потеряв от страха голову, она неслась вниз по тропе, сомнений не было – ничего дороже этой рыжеволосой девочки у нее нет.
– Мистер Барри, что с ней? – задыхаясь, выкрикнула она – дрожащая, с белым как бумага лицом, совсем не похожая на уравновешенную, рассудительную Мариллу, какой ее знали много лет.
Приподняв голову, ей ответила сама Энн.
– Не волнуйтесь так, Марилла. Я шла по гребню крыши, оступилась и упала. Наверное, потянула лодыжку. Но на это можно посмотреть и с другой, более светлой стороны. Я все же не сломала себе шею.
– Надо было два раза подумать, прежде чем отпускать тебя на вечеринку, – ворчливо проговорила Марилла, почувствовав облегчение. – Несите ее сюда, мистер Барри, положите на диван. О, боже, она потеряла сознание!
Так и было. Еще одно желание Энн исполнилось – подобно героиням, она была в глубоком обмороке.
Мэтью, которого поспешно вызвали с полевых работ, немедленно отправился за доктором. Тот явился довольно скоро и определил, что травма сложнее, чем предполагали. У Энн был перелом лодыжки.
Вечером, когда Марилла поднялась в комнату под крышей, где лежала бледная девочка, с кровати до нее донесся жалобный голосок.
– Разве вам не жаль меня, Марилла?
– Ты сама виновата, – ответила Марилла, закрывая ставни и зажигая лампу.
– Именно поэтому меня надо пожалеть, – сказала Энн, – ведь от мысли, что все случилось по моей вине, становится особенно тяжело. Если б я могла свалить вину на кого-то другого, было бы намного легче. А что бы сделали вы, Марилла, если б кто-то сказал, что вам слабо пройти по гребню крыши?
– Да я бы с места не сдвинулась, пусть ищут других дурочек. Такая глупость!
Энн вздохнула.
– Вы сильная духом, Марилла. А я нет. Я чувствовала, что не вынесу презрения Джози Пай. Она всю жизнь дразнила бы меня. Не сердитесь на меня сильно, Марилла, я и так наказана. А падать в обморок оказалось совсем неинтересно. И было ужасно больно, когда врач вправлял лодыжку. Мне нельзя ходить шесть или семь недель, и я пропущу первое появление новой учительницы. Когда я смогу посещать школу, она уже не будет новой. И Гил… все обойдут меня в классе по успеваемости. О, я несчастная… Но я постараюсь держаться достойно, только не сердитесь на меня, Марилла.
– Ну будет, будет. Я не сержусь, – сказала Марилла. – Тебе не повезло, сомнений в этом нет, и ты сама знаешь, что придется немного пострадать. А сейчас, первым делом – поесть.
– Хорошо еще, что у меня есть воображение, – заметила Энн. – Думаю, оно здорово поможет мне справиться с испытанием. А как быть тем, у кого его нет, если они сломали ногу? Как вы считаете, Марилла?
Энн еще не раз благословляла свое воображение на протяжении этих трудных семи недель. Но не только оно скрашивало ее существование. Ей не давали заскучать друзья – дня ни проходило, чтобы кто-нибудь из девочек не навещал ее, они приносили цветы и книги и рассказывали о том, что нового происходит в их жизни.
– Все такие хорошие и добрые, Марилла, – радостно вздохнула Энн, когда впервые смогла пройти по комнате. – Болеть неприятно, но есть в болезни и светлая сторона. Ты узнаешь, как много у тебя друзей. Даже директор Белл пришел навестить меня, он правда хороший человек. Не родственная душа, конечно, но он мне нравится, и я сожалею, что в прошлом критиковала его молитвы. Теперь я верю, что он произносит их искренно, просто у него сложилась определенная привычка, и потому кажется, будто он думает о другом. Он мог бы это исправить, если б постарался. Я даже намекнула ему об этом, рассказав, каких трудов мне стоило сделать мои собственные молитвы интересн