ыми. А он рассказал, как тоже сломал в детстве ногу. Неужели директор Белл был когда-то мальчиком? Даже моего воображения не хватает, чтобы такое представить. Если я все же пытаюсь, то вижу его с седыми висками и в очках – каким он стоит перед нами в воскресной школе – только маленьким. А вот миссис Аллен легко представить маленькой девочкой. Миссис Аллен навещала меня четырнадцать раз. Разве это не повод для гордости, Марилла? Ведь у жены священника столько забот! И она столько веселья с собой приносит! Никогда не говорит, что это я во всем виновата и что этот случай послужит мне уроком. А слушая миссис Линд, я понимаю, что она пока не теряет надежды, что из меня выйдет что-то путное, хотя и не очень в это верит. Даже Джози Пай приходила повидаться. Я приняла ее так вежливо, как только могла, понимая, что она сожалеет о случившемся и о том, что подбила меня ходить по гребню крыши. Если б я погибла, угрызения совести мучили бы ее всю жизнь. А верная Диана навещает меня каждый день, желая подбодрить больную подругу. Мне не терпится поскорее пойти в школу – о новой учительнице девочки рассказывают взахлеб. Все находят ее восхитительной. По словам Дианы, у нее прекрасные белокурые кудрявые волосы и выразительные глаза. Она превосходно одевается, а таких пышных рукавов, как у нее, ни у кого в округе нет. Каждые две недели, по пятницам, она проводит занятия по декламации, и каждый должен прочитать отрывок или принять участие в диалоге. Я прихожу в восторг от одной только мысли об этих занятиях. Джози Пай говорит, что ненавидит эти уроки, но это оттого, что у нее мало воображения. Диана, Руби Джиллис и Джейн Эндрюс готовят для следующей пятницы диалог под названием «Утренний визит». А днем по пятницам у них нет занятий по декламации, и мисс Стейси проводит «урок на открытом воздухе» в лесу, там они изучают папоротники, цветы и птиц. Еще мисс Стейси ввела физическую зарядку – перед уроками и после них. Миссис Линд говорит, что никогда не слышала о существовании таких занятий, и все это из-за того, что учитель женщина. А мне кажется, что это замечательно, и я верю, что найду в мисс Стейси родственную душу.
– Мне ясно только одно, Энн, – сказала Марилла. – Падение с крыши не избавило тебя от привычки болтать.
Глава 24Мисс Стейси и ее ученики готовят концерт
Только в октябре Энн смогла снова ходить в школу. Октябрь стоял роскошный – красно-золотой, с тихими, мягкими утренниками. Лощины были затянуты нежным туманом – аметистовым, перламутровым, серебристым, розовым и дымчатым – словно осень разлила его по лощинам, чтобы днем напоить солнце. Росы были настолько обильные, что поля сверкали серебряным покрывалом, а в лощинах скапливались кучи хрустящих листьев, которые трещали под ногами. Березовая тропа накрылась желтым навесом, а растущие вдоль нее папоротники высохли и стали совсем бурыми. Острый, бодрящий осенний воздух веселил сердца школьниц, которые бодро и охотно шагали в школу, ничем не напоминая медлительных улиток. Как здорово было оказаться снова за коричневой партой рядом с Дианой, видеть Руби Джиллис, кивающую ей через проход, и Кэрри Слоун, передающую записочки, и Джулию Белл, приславшую ей жвачку с задней парты! Энн глубоко вздохнула, ощущая полное счастье, заточила карандаш и разложила картинки на парте. Как интересна жизнь!
В новой учительнице Энн обрела настоящего и доброго друга. Мисс Стейси была умной и доброжелательной молодой женщиной, обладавшей счастливым даром завоевывать и удерживать любовь учеников, а также находить и развивать их лучшие интеллектуальные и нравственные качества. Энн расцвела, как цветок, под таким целительным влиянием и дома восторженно рассказывала восхищенно внимавшему Мэтью и недоверчивой Марилле о школьной деятельности и своих достижениях.
– Я люблю мисс Стейси всем сердцем, Марилла. Она держится как истинная леди, и у нее приятный голос. Когда она произносит мое имя, мне кажется, я вижу, что она пишет его с «и» на конце. Сегодня у нас был урок декламации. Как бы мне хотелось, чтобы вы на нем присутствовали и слышали, как я читаю «Марию, королеву Шотландии»! Я вложила всю душу в этот отрывок. Руби Джиллис по дороге домой сказала: «Когда ты произнесла “прощай навсегда, мое женское сердце”, у меня кровь застыла в жилах».
– Прочти мне тоже как-нибудь на днях, когда я буду в амбаре, – попросил Мэтью.
– Конечно, прочту, – произнесла Энн раздумчиво. – Но, думаю, так хорошо уже не получится. Когда перед тобой полный зал слушателей и они ловят каждое твое слово – это возбуждает. Я не смогу прочесть так, что у вас кровь застынет в жилах.
– А вот у миссис Линд кровь застыла в жилах в прошлую пятницу, когда она увидела, что мальчики забрались за вороньими гнездами на самые верхушки больших деревьев, что растут на холме Белла, – сказала Марилла. – Удивительно, что мисс Стейси это поощряет.
– Нам нужно было воронье гнездо для уроков природоведения, – объяснила Энн. – Мальчики этим занялись во время занятий на открытом воздухе. Эти уроки такие познавательные, Марилла. И мисс Стейси так замечательно все объясняет. Нам надо было написать сочинение о наших открытиях во время этих уроков. И мое сочинение признали лучшим.
– Не будь такой тщеславной, Энн. Не хвали себя – пусть тебя учитель лучше хвалит.
– Она и хвалила, Марилла. И я совсем не загордилась. Да и как это возможно, когда я непроходимая тупица в геометрии. Хотя я понемногу начинаю кое-что понимать. Мисс Стейси очень хорошо объясняет. И все же я никогда не достигну в этом предмете высот, и сознание этого унизительно. А вот сочинения я люблю писать. В основном мисс Стейси разрешает нам писать на свободную тему, но на следующем уроке нам предложено написать о какой-нибудь выдающейся личности. Трудно выбрать кого-то одного – великих людей много. Как должно быть прекрасно быть выдающимся человеком, о котором пишут сочинения даже после его смерти? Ах, как бы мне хотелось быть знаменитой! Я решила, что, когда вырасту, стану медиком и буду ездить с Красным Крестом на поля сражений как сестра милосердия. Если только не пойду в миссионеры. Эта деятельность полна романтики, но для этого надо быть очень хорошим человеком, и это может стать камнем преткновения. Еще у нас каждый день физкультура. От нее становишься изящнее, и улучшается пищеварение.
– Глупость какая! – сказала Марилла, которая искренне верила, что такая гимнастика яйца выеденного не стоит.
Но занятия на открытом воздухе, уроки декламации и физкультура – все это меркло перед проектом, предложенным мисс Стейси в ноябре. Ученикам школы в Эйвонли предлагалось подготовить концерт и показать его на Рождество. Собранные средства решили потратить на благую цель – школьный флаг. Учеников обрадовал этот проект, и подготовка к концерту началась сразу же. Все участники были взволнованы, но Энн Ширли больше всех. Она отдавалась новому делу всем сердцем и душой, сдерживало ее только неодобрительное отношение к концерту Мариллы. Та считала это несусветной глупостью.
– Вместо того, чтобы сосредоточиться на уроках, вы забиваете свои головы этой чепухой, – ворчала она. – Я против того, чтобы дети участвовали в концертах и тратили время на репетиции. От этого они делаются излишне самоуверенными, распущенными, приучаются шататься и бить баклуши.
– Но это все для благого дела, – оправдывалась Энн. – Флаг вдохнет в нас дух патриотизма.
– Все это выдумки. Кто из вас думает о патриотизме? Для вас это – очередное развлечение.
– Но разве плохо, когда патриотическая идея совмещена с развлечением? Готовить концерт – это так увлекательно. Мы исполним несколько хоровых песен, а Диана будет солировать. Я участвую в двух сценах – «Общество по борьбе со сплетнями» и «Королева фей». Мальчики также сыграют свой отрывок. Еще я должна прочесть два стихотворения, Марилла. Как подумаю об этом, начинаю трястись от страха, но это волнение во благо. А в конце предусмотрена живая картина – Вера, Надежда и Милосердие. В ней принимают участие Диана, Руби и я, все мы задрапированы в белое, волосы распущены. Я изображаю Надежду, руки мои сжаты – вот так – глаза устремлены ввысь. Стихи я буду репетировать на чердаке. Не пугайтесь, если до вас донесутся стоны. В одном стихотворении я должна стонать душераздирающе, а так трудно добиться по-настоящему художественного эффекта, представляете, Марилла? Джози Пай надулась от обиды – ей не досталась в сценке та роль, которую она хотела. Она хотела быть королевой фей. Но это было бы смешно! Где это видано, чтобы королева фей была такой толстухой, как Джози? Все феи стройные. Королевой будет Джейн Эндрюс, а я буду одной из придворных дам. Джози сказала, что рыжая фея не лучше толстой, но я на ее слова не обращаю внимания. На голове у меня будет венок из белых роз, а Руби Джиллис даст мне туфельки, потому что у меня своих нет. Туфельки фее необходимы. Представить фею в башмаках просто невозможно. Особенно с медными заклепками на носу. Зал мы украсим хвойными гирляндами c лозунгами и вплетенными бумажными розочками. Когда зрители усядутся, мы войдем парами в зал, а Эмма Уайт в это время исполнит марш на органе. Я знаю, Марилла, что вы не в восторге от нашего мероприятия, но разве вы не надеетесь, что ваша маленькая Энн отличится на нем?
– Моя главная надежда на то, что ты будешь примерной девочкой. И я буду безмерно рада, когда вся эта суета закончится и ты сможешь заняться делом. Сейчас, когда голова у тебя занята сценками, стонами и живыми картинами, ты ни на что не годишься. А что до твоего языка – чудо, что он не стерся.
Энн вздохнула и вышла во двор, над которым поднялась молодая луна. Ее свет пробивался сквозь голые ветки тополя, он лился с нежно-зеленой западной стороны неба. Мэтью неподалеку колол дрова. Энн присела на поленницу и стала рассказывать ему о концерте, зная, что на этот раз перед ней сочувствующий и благодарный слушатель.
– Похоже, ваш концерт будет интересным. А ты, я думаю, покажешь себя во всей красе, – сказал он, глядя с улыбкой на ее нетерпеливое, живое личико. Энн улыбнулась ему в ответ. Эти двое были лучшими друзьями, и Мэтью много раз благодарил небо, что ему не надо ее воспитывать. Воспитание – удел Мариллы. Если б воспитание поручили ему, то Мэтью постоянно метался бы между сочувствием Энн и обязанностью исполнять строгий долг воспитателя. А так у него было право баловать Энн (Марилла называла это «портить»), сколько ему хотелось. Впрочем, тут складывалось неплохое равновесие: похвала бывает так же ценна, как серьезное внушение.