ем поступке. И до сих пор пребываю в раскаянии.
– Надеюсь, твое раскаяние – к добру, – серьезно проговорила Марилла. – Возможно, ты прозреешь и увидишь, куда завело тебя тщеславие. Но как быть с волосами? Давай, первым делом хорошенько помоем голову и посмотрим, изменится ли что-нибудь.
Энн тут же приступила к мытью головы, терла и скребла волосы, но смыть краску не удалось – новый цвет держался так же цепко, как раньше – естественный рыжий. Торговец не солгал, сказав, что краска не смоется, хотя остальные его обещания слова доброго не стоили.
– Что мне делать, Марилла? – вопрошала Энн, обливаясь слезами. – Я этого не переживу. Люди почти забыли мои прежние ошибки: торт с болеутоляющим средством, настойку, которой я напоила Диану, и дикий крик, с которым набросилась на миссис Линд. Но этот случай они не забудут. Меня перестанут уважать. О, Марилла, «когда обмана сеть плетешь, сам, скорей, в него попадешь». Это стихи, но так на самом деле и есть. Представляю, как будет смеяться Джози Пай! Я самая несчастная девочка на острове Принца Эдуарда.
Страдания Энн продолжались неделю. Все это время она не выходила из дома и каждый день мыла голову с мылом. Страшный секрет знала только Диана, но она торжественно поклялась никому об этом не говорить и, надо сказать, слово сдержала. В конце недели Марилла решительно заявила:
– Все бесполезно, Энн. Это очень стойкая краска. Волосы надо состричь – другого способа нет. В таком виде нельзя появляться на людях.
Губы у Энн задрожали, но она понимала, что это горькая правда. Со скорбным вздохом она отправилась за ножницами.
– Отрезайте все сразу, Марилла, и покончим с этим. О, у меня сердце разрывается. Как все это неромантично. В книгах девушки теряют волосы в лихорадке или продают их, чтобы потратить деньги на доброе дело, и я бы не возражала, если б и со мной случилось нечто подобное. Но нет ничего утешительного в том, что тебе состригают волосы из-за твоей глупости – ведь ты собственноручно приобрела краску, изуродовавшую тебя. Можно, я буду плакать все время, пока вы будете меня стричь, если не помешаю? Ведь это по-настоящему трагическое событие.
Энн, как и обещала, лила слезы во время стрижки, но, поднявшись к себе и посмотрев в зеркало, впала в холодное отчаяние. Марилла выполнила свою работу безукоризненно, срезав все волосы до корней. Вид был неутешительный, и это еще мягко сказано. Энн поспешила повернуть зеркало к стене.
– Пока волосы не отрастут, не взгляну на себя в зеркало! – воскликнула она в сердцах.
И тут же вернула зеркало на прежнее место.
– Нет, взгляну. Пусть это будет мне наказанием за то, что я плохо поступила. Буду смотреть в зеркало каждый раз, когда вхожу в комнату, и видеть это уродство. И не буду представлять, что ничего этого не было. Никогда бы не подумала, что буду жалеть о своих волосах, но теперь я знаю, что, несмотря на рыжий цвет, они были густыми, длинными и кудрявыми. Как бы чего не приключилось теперь еще и с носом!
В следующий понедельник стриженая голова Энн произвела настоящий фурор, но, к счастью, никто не догадался, в чем причина такой перемены. Даже Джози Пай, которая однако не преминула сообщить Энн, что та выглядит настоящим чучелом, ничего не заподозрила.
– Я ничего не ответила Джози на эти слова, – рассказывала Энн вечером Марилле, которая лежала на диване после очередного приступа головной боли, – решив, что это мне в наказание и надо терпеливо снести эту грубость. Неприятно, когда тебе говорят, что ты похожа на чучело, и у меня с языка чуть не сорвались в ответ гневные слова, но я сдержалась. Я только бросила на нее презрительный взгляд, но потом простила. Когда прощаешь людей, на душе так благостно, правда? После всего случившегося я обращу свою энергию на добрые дела и никогда больше не буду пытаться стать красивой. Лучше быть хорошей. Я это знала, но иногда так трудно поверить во что-то, даже когда это знаешь. Я действительно хочу быть хорошей, Марилла – как вы, и миссис Аллен, и мисс Стейси, чтобы, когда я вырасту, вы бы гордились мной. Диана советует, когда мои волосы немного отрастут, носить на голове черную бархатную ленту с бантиком на одной стороне. Она думает, что лента будет мне к лицу. Мне кажется, ободок звучит романтичнее, так я и буду называть эту повязку. Но я слишком много болтаю, Марилла. Сильно у вас болит голова?
– Теперь уже меньше. Но днем прямо раскалывалась. Эти головные боли с каждым разом все сильнее. Придется, видно, обратиться к доктору. А что касается твоей болтовни, возражений нет – я к ней привыкла.
Глава 28Несчастная Лилейная Дева
– Энн, конечно, ты должна быть Элейн, – сказала Диана. – Мне не хватит смелости плыть одной в лодке.
– Мне – тоже, – с дрожью в голосе проговорила Руби Джиллис. – Вдвоем, втроем плыть в плоскодонке, да еще сидеть – пожалуйста. Это даже в радость! Но лежать на дне и притворяться мертвой я не смогу. Я умру от страха.
– Это, конечно, очень романтично, – признала Джейн Эндрюс, – но я знаю, что не смогу лежать неподвижно. Я буду то и дело высовываться, чтобы увидеть, где я плыву, и не унесло ли меня слишком далеко. И тогда вся затея будет испорчена. Ты согласна со мной, Энн?
– Но у Элейн не могут быть рыжие волосы! Это смешно, – расстроилась Энн. – Я не боюсь плыть в лодке и охотно возьму на себя роль Элейн. Но это дела не меняет. Руби должна быть Элейн, она блондинка, у нее длинные золотые кудри. Помните, у Элейн тоже были «струящиеся локоны». Ее называли Лилейной Девой.
– У тебя цвет лица такой же нежный, как у Руби, – сказала уверенно Диана, – а волосы намного темнее, чем были до того, как ты их состригла.
– Ты действительно так думаешь? – обрадовалась Энн, покраснев от удовольствия. – Мне иногда тоже так кажется, но я не осмеливалась спросить, так ли это – из страха, что все выдумала. Как ты думаешь, Диана, их можно теперь назвать каштановыми?
– Да, и они очень красивые, – сказала Диана, глядя с восхищением на короткие, шелковистые завитки, обрамляющие голову Энн и перехваченные сбоку кокетливой черной бархатной лентой с бантиком.
Девочки стояли на берегу пруда, ниже Яблоневого Косогора, на небольшом мысе в окружении берез. Мыс заканчивался деревянным помостом, водруженным в воде для удобства рыбаков и охотников на уток. Руби и Джейн пришли в гости к Диане, чтобы провести этот летний день вместе. Пришла и Энн, чтобы с ними поиграть.
Этим летом Энн и Диана проводили много времени на пруду. Игры в Приюте Безделья остались в прошлом. Весной мистер Белл безжалостно вырубил рощицу на заднем пастбище. Энн сидела среди пней и плакала – это было так романтично. Но она быстро утешилась, решив, что тринадцатилетним девочкам, которым вскоре будет четырнадцать, не пристало проводить время за детскими забавами вроде домика для игр. На пруду было больше возможностей для интересных занятий. Как увлекательно было ловить форель с моста или грести поочередно в плоскодонке, с которой мистер Барри стрелял уток!
Потом Энн придумала постановку про Элейн. Зимой они проходили в школе стихотворение Теннисона, включенное по распоряжению руководителя департамента в курс английского языка для школ острова Принца Эдуарда. Школьники его анализировали и разбирали по частям так детально, что было удивительно, как после всего этого они находили в нем какой-то смысл. И все же белокурая Лилейная Дева, и Ланселот, и Гвиневра, и Король Артур стали для них реальными людьми, и Энн втайне сожалела, что не родилась в Камелоте. «В то время, – говорила она, – было полно романтики – не то что сейчас».
План Энн девочки встретили с восторгом. Они рассчитали, что, если плоскодонку оттолкнуть от помоста, она проплывет по течению под мостом и уткнется в нижний мыс, где пруд совершает изгиб. Девочки часто плавали этим маршрутом и знали его досконально.
– Хорошо, я буду Элейн, – неохотно согласилась Энн. Перспектива играть главную героиню была соблазнительной, но ее эстетическое чувство требовало точности во всем, а в себе Энн не видела внешнего сходства с Элейн. – Руби, ты будешь Королем Артуром, Джейн – Гвиневрой, а Диана – Ланселотом. Но сначала вам придется изобразить братьев и отца Элейн. Старого немого слугу придется исключить, потому что в лодке лежа может уместиться только один человек. Дно лодки надо украсить черной парчой. Старая черная шаль твоей мамы, Диана, тоже подойдет.
Черную шаль принесли. Энн приподняла ее над лодкой, потом постелила на дно, легла на нее, закрыла глаза и сложила на груди руки.
– Да она выглядит совсем как покойница, – испуганно прошептала Руби, глядя на бледное лицо, с колеблющейся на нем тенью берез. – Мне страшно, девочки. Вы уверены, что мы правильно делаем, разыгрывая эту историю? Миссис Линд говорит, что актерство от лукавого.
– Руби, нельзя сейчас говорить о миссис Линд, – сурово произнесла Энн. – Это погубит эффект от постановки. Ведь эти события происходили за сотни лет до рождения миссис Линд. Джейн, разберись с этим. Глупо, что Элейн заговорила после своей смерти.
Джейн активно включилась в работу. Покрывало из золотой парчи прекрасно заменила накидка из желтого японского крепдешина со старого пианино. Белой лилии тоже не нашлось, но длинный синий ирис в руках Энн был достойной заменой.
– Ну, теперь все готово, – сказала Джейн. – Нам осталось только поцеловать ее спокойное чело. Ты, Диана, скажешь: «Прощай навсегда, сестра», а ты, Руби, вторишь ей: «Прощай, любимая сестра!» Произнесите свои прощальные слова как можно печальнее. А ты, Энн, ради бога, улыбнись хоть немного. Помнишь, как там сказано «словно играла улыбка на ее лице». Вот так лучше. Теперь толкаем лодку.
Плоскодонка отошла от берега, сильно задев торчащий из воды встроенный столб. Диана, Джейн и Руби дождались, когда лодку подхватит течение, и тогда побежали через рощу по дороге вниз, к нижнему мысу, где должны были уже в качестве Ланселота, Гвиневры и Короля Артура встретить ладью с Лилейной Девой.