К занятиям интерес немного остыл. В то время, когда обычные школьники гуляли по зеленым тропам, оживающим лесам и полям, подготовительный класс продолжал учиться и, тоскливо глядя из окон, вдруг обнаруживал, что латинские глаголы и французские упражнения утратили ту притягательность и прелесть, какими были изрядно наделены в морозные зимние месяцы. Даже Энн и Гилберт выглядели усталыми и равнодушными к своим достижениям. И учительница, и ученики были одинаково рады окончанию учебного года и маячившим впереди веселым каникулам.
– В этом году вы проделали большую работу, – сказала мисс Стейси в последний вечер, – и заслуживаете хорошего, полноценного отдыха. Наслаждайтесь отдыхом на природе, накапливайте здоровье, силы и не забывайте о поставленных целях. Все это вам понадобится в следующем учебном году. Тогда надо будет сделать большой рывок, ведь это последний год перед поступлением в академию.
– А вы останетесь с нами на следующий год? – спросила Джози Пай.
Джози Пай никогда не стеснялась задавать личные вопросы, но в этот раз весь класс был ей благодарен. Никто другой не осмелился бы спросить об этом у мисс Стейси, хотя все хотели знать, имеют ли под собой почву наводнившую школу слухи о том, что мисс Стейси уходит. Ей якобы предложили работу в начальной школе недалеко от родного дома, и она собирается принять это предложение. Подготовительный класс затаил дыхание в ожидании ответа.
– Похоже, что останусь, – сказала мисс Стейси. – Я подумывала о переходе, но все-таки решила не уезжать из Эйвонли. Сказать по правде, мне нравятся мои ученики, я привязалась к вам и не хочу бросать на полпути. Так что я остаюсь, и мы продолжим подготовку.
– Ура! – воскликнул Муди Сперджен. Прежде он никогда не давал воли чувствам и всю следующую неделю заливался краской, когда вспоминал о своей несдержанности.
– Как я рада! – сказала Энн с сияющими глазами. – Дорогая мисс Стейси, было бы ужасно, если б вы нас оставили. Я не верю, что смогла бы успешно заниматься с другим учителем.
Вернувшись вечером домой, Энн запихнула учебники в старый сундук на чердаке, заперла его, а ключ бросила в ящик с постельным бельем.
– Не собираюсь даже заглядывать в книги летом, – сказала она Марилле. – В этом году я занималась в полную силу, корпела над геометрией, пока не выучила наизусть все теоремы из учебника, и могу их ответить, даже если поменять все буквы. Я устала от зубрежки и теперь хочу выпустить на волю свое воображение. Нет, не беспокойтесь, Марилла. Все будет в разумных пределах. Но этим летом я хочу повеселиться от души. Может, это последнее лето, которое я проведу как маленькая девочка. Миссис Линд говорит, что я очень выросла в этом году, и, если и в следующем году так же вытянусь, то мне придется носить юбки длиннее. Она говорит, что у меня все идет в ноги и глаза. Длинная юбка обязывает держаться с достоинством. Боюсь, тогда я уже не смогу верить в фей, поэтому этим летом хочу уделить им особое внимание. Кажется, лето будет очень веселым. Ожидается вечеринка в честь дня рождения Руби Джиллис, потом пикник в воскресной школе и в следующем месяце благотворительный концерт. А еще миссис Барри обещает свозить нас с Дианой на ужин в ресторан отеля «Уайт-Сэндз». Они там часто ужинают. Джейн Эндрюс была там один раз прошлым летом и рассказывает, что там потрясающе, горит много электрических светильников, повсюду цветы, и все дамы в умопомрачительных платьях. Это было ее первое знакомство со светской жизнью, и Джейн говорит, что не забудет эту поездку до конца своих дней.
На следующий день в Зеленые Крыши заглянула миссис Линд, чтобы узнать, почему Марилла не была в четверг на собрании Общества помощи. Если Марилла не является на такое собрание, члены Общества знают, что в Зеленых Крышах что-то случилось.
– В четверг у Мэтью был сердечный приступ, – объяснила Марилла, – и я побоялась оставить его одного. Да, сейчас ему лучше, но приступы теперь случаются чаще, чем раньше, и меня это очень волнует. Доктор говорит, что ему противопоказаны волнения, но Мэтью не из тех людей, которые волнуются по любому поводу. Еще ему нельзя выполнять тяжелую работу, с этим труднее – работа Мэтью нужна как воздух. Входите и располагайтесь, Рейчел. Останетесь на чай?
– От такого любезного приглашения не откажусь, – сказала миссис Рейчел, которая и так не собиралась уходить.
Миссис Рейчел и Марилла удобно расположились в гостиной, а Энн тем временем приготовила чай и горячее печенье – такое воздушное и белое, что у миссис Рейчел не нашлось повода для критики.
– Не могу не отметить, что Энн повзрослела и стала разумной, – признала миссис Рейчел, когда Марилла на закате вышла ее проводить. – Должно быть, она теперь вам хорошая помощница.
– Так и есть, – ответила Марилла. – Теперь на нее можно положиться. Я боялась, что она никогда не отделается от своего легкомыслия, но ей это удалось, и мне не страшно доверить ей серьезное дело.
– Когда я три года назад впервые увидела Энн, то подумала, что из нее вряд ли выйдет что-то путное, – сказала миссис Рейчел. – Никогда не забуду, с каким гневом она накинулась на меня тогда. Вернувшись домой, я сказала Томасу: «Запомни мои слова, Томас – Марилла еще наплачется с этой девчонкой». Но я ошибалась, чему искренне рада. К счастью, Марилла, я не принадлежу к той породе людей, которые никогда не признаются в своих ошибках. Я была не права в отношении Энн, но это неудивительно: никогда прежде я не встречала такого странного и необычного ребенка. Все дело в этом. К ней нельзя применять те же правила, которые подходят при воспитании других детей. А как она изменилась внешне за последнее время – стала настоящей красавицей, хотя я не поклонница бледнолицых девушек с огромными глазами. Мне больше по душе румяные, крепкие девицы, вроде Дианы Барри или Руби Джиллис. От Руби так прямо глаз не отвести. Но когда рядом с ними Энн – не знаю, как это объяснить, – они, несмотря на всю свою красоту, кажутся обычными и простоватыми. Энн – белая июньская лилия, которую она называет нарциссом, на фоне крупных красных пионов.
Глава 31Там, где ручей встречается с рекой
Энн, как и хотела, замечательно провела лето, как никогда наслаждаясь отдыхом. Они с Дианой практически все дни проводили на природе. Им дарили радость Тропа Влюбленных, Ключ Дриады, Ивняк и Остров Виктории. Марилла не чинила препятствий вольной жизни Энн. Доктор из Спенсервейла, приезжавший в дом Барри в ту злополучную ночь, когда у Минни Мей был приступ крупа, увидел Энн в начале каникул в доме своего пациента, недовольно сжал губы, покачал головой и послал Марилле Катберт через знакомых записку. В ней было написано:
«Старайтесь, чтоб ваша рыжеволосая девочка как можно больше времени проводила на воздухе, и не позволяйте ей читать, пока она не окрепнет».
Это послание очень напугало Мариллу. Она увидела в нем угрозу смерти от чахотки для Энн и решила скрупулезно придерживаться указаний доктора. В результате это лето стало лучшим в жизни Энн, полным свободы и шалостей. Энн гуляла, каталась на лодке, собирала ягоды, всласть намечталась, и когда наступил сентябрь, была полна энергии; ее глаза светились здоровым блеском, а пружинистая походка удовлетворила бы и взыскательного доктора из Спенсервейла. Ее сердце снова наполнилось жаждой побед.
– Я чувствую, что полностью готова к учебе, – объявила она, доставая учебники с чердака. – Ах, вы мои милые друзья! Как я рада видеть снова ваши честные лица – даже твое, геометрия. Я провела чудесное лето, Марилла, и теперь «радуюсь, как исполин, готовый пробежать поприще»[7], как сказал мистер Аллен в прошлое воскресение. У мистера Аллена потрясающие проповеди, вы согласны? Миссис Линд говорит, что проповеди у него с каждым днем становятся все лучше, и мы не успеем оглянуться, как его уведет у нас какая-нибудь городская церковь, а нам пришлют неопытного проповедника. Но какой толк придумывать несчастья раньше времени, не так ли, Марилла? Лучше наслаждаться проповедями мистера Аллена, пока он с нами. Родись я мужчиной, обязательно стала бы священником. Если их вера крепка, они могут принести в мир много добра. А как замечательно произносить яркие проповеди, трогающие души людей! Почему женщины не могут быть священниками, Марилла? Я задала этот вопрос миссис Линд, чем повергла ее в шок. «Это немыслимая вещь, – сказала она. – Такое еще может быть в Штатах, а, возможно, уже есть, но, слава богу, в Канаде это пока невозможно, и, надеюсь, впредь ничего не изменится». А вот я не пойму, почему так. Я думаю, женщины могут быть превосходными священниками. Когда нужно исполнить какую-то общественную миссию – устроить чаепитие при церкви или собрать деньги на благую цель, женщины берутся за это и успешно справляются. Я уверена, что миссис Линд могла бы не хуже нашего директора, мистера Белла, читать молитвы, а после небольшой практики – и проповеди.
– Да, думаю, могла бы, – сухо сказала Марилла. – Она и так на каждом шагу произносит проповеди. От ее зоркого ока никто не скроется, так что у жителей Эйвонли мало шансов сбиться с пути.
– Марилла, я хочу кое-что рассказать вам, – произнесла Энн в приступе доверительности, – и узнать, что вы думаете по этому поводу. Меня этот вопрос очень беспокоит – особенно в воскресные дни. Я искренне хочу быть хорошей, и, когда нахожусь с вами или с миссис Аллен или мисс Стейси, особенно сильно этого хочу. Я стремлюсь доставить вам радость, сделать что-то, заслуживающее вашего одобрения. А вот рядом с миссис Линд я чувствую себя испорченной девчонкой – меня так и подмывает пойти и сделать как раз то, против чего она возражает. Во мне нарастает непреодолимое искушение. Как вы думаете, в чем тут причина? Неужели я неисправимо плохая?
Марилла колебалась одно мгновение, а потом со смехом ответила:
– В таком случае и я тоже. Рейчел вызывает у меня такое же желание. Иногда мне кажется, что она большего добилась бы, если б не шпыняла людей, стараясь наставить их на путь истинный. Было бы правильно создать особое предписание, запрещающее некоторым людям давать наставления направо и налево. Впрочем, я не имею права так говорить. Рейчел – добрая христианка и хочет только блага. В Эйвонли нет добрее души, и она никогда не отлынивает от работы.