– А что прочтешь, если тебя вызовут на бис?
– Никто меня не вызовет, – насмешливо отозвалась Энн, которая втайне надеялась, что такое случится. Она даже представляла, как расскажет об этом Мэтью за завтраком. – Но слышен шум колес – вот и Джейн с Билли.
Билли Эндрюс настоял, чтобы Энн села с ним впереди, и она нехотя согласилась. Ей больше хотелось к девочкам, чтобы во время езды поболтать и посмеяться от души. А с Билли не посмеешься и не поболтаешь. У этого большого, толстого, флегматичного юноши лет двадцати с круглым, невыразительным лицом полностью отсутствовал дар красноречия. Но Билли безмерно восхищался Энн, и его раздувало от гордости при мысли, что он приедет в Уайт-Сэндз, сидя рядом с этой стройной, высокой девочкой.
Энн умудрялась через плечо поддерживать разговор с девочками и иногда вежливо вовлекала в разговор Билли, тот улыбался и посмеивался, но ответить не мог, а если и пытался, то было слишком поздно. Энн же, несмотря ни на что, наслаждалась поездкой. Вечер обещал быть веселым. На дороге было много колясок, и все они направлялись к отелю, в воздухе звенел смех, и эхо несло его дальше. Когда они подъехали, отель сверкал огнями сверху донизу. Их встретили дамы из комитета по подготовке концерта, одна дама сопроводила Энн в комнату для исполнителей. Там было много членов Симфонического клуба Шарлоттауна, и Энн неожиданно оробела, почувствовав себя глупой провинциалкой. Ее платье, такое изящное и красивое в комнате под крышей, здесь, среди сверкающих и шуршащих уборов из кружева и шелка, выглядело простым, обыденным. Разве могло ее жемчужное ожерелье сравниться с бриллиантами полной красивой дамы подле нее? А белая розочка выглядела такой жалкой на фоне цветов из оранжереи, украшавших других гостей. Энн сняла шляпку и куртку и забилась в угол. Ей отчаянно захотелось оказаться в своей белой комнатке в Зеленых Крышах.
Еще хуже было на сцене большого концертного зала отеля, где она потом оказалась. Электрический свет слепил глаза, аромат духов и несмолкаемый гул изнуряли. Как бы она хотела сейчас находиться в зале рядом с Дианой и Джейн, которые, похоже, прекрасно проводили время. Энн очутилась между тучной дамой в розовом шелковом платье и девушкой в белом кружевном, с презрительной миной на лице. Тучная дама иногда поворачивала голову и сквозь очки внимательно осматривала Энн, и та с ее обостренной чувствительностью боялась, что еще немного, и она не выдержит и закричит. Девушка в белом кружевном платье громко обсуждала с соседкой присутствующих в зале «мужланов» и «деревенских красоток», предвкушая «потеху» от выступлений местных талантов. Энн почувствовала, что возненавидела девушку в белых кружевах на всю жизнь.
К несчастью для Энн, в отеле остановилась профессиональная актриса, которая согласилась выступить с чтением стихов. Это была стройная, темноглазая женщина в изумительном платье из мерцающего, словно лунный свет, серого материала. На шее и в волосах у нее сверкали драгоценные камни. Необыкновенный тембр ее голоса в сочетании с выразительной мощью чтения околдовал зал. Позабыв на время о себе и своих проблемах, Энн с восторгом и сияющими глазами внимала этому голосу, но когда актриса закончила, закрыла лицо руками. Как может она теперь подняться и декламировать? Нет, никогда. И как вообще она могла подумать, что ей подвластно это искусство! Как хотела бы она оказаться сейчас в Зеленых Крышах!
И, как нарочно, в этот самый неподходящий момент прозвучало ее имя. Каким-то образом Энн – не заметившая удивленно-виноватого взгляда девушки в белых кружевах, который был своего рода комплиментом, – поднялась и, не чувствуя под собой ног, вышла вперед. Ее бледность испугала сидящих в зале Диану и Джейн, и они в нервном волнении сжали друг другу руки.
Энн стала жертвой нахлынувшего на нее страха перед сценой. Ей приходилось читать стихи на разных общественных мероприятиях, но никогда еще она не сталкивалась с такой изысканной публикой, и это зрелище ее парализовало. Все было необычным, ярким, непонятным – ряды дам в вечерних платьях, критические взгляды, атмосфера богатства и изящества. Как все это отличалось от простых скамей в Дискуссионном клубе и родных, симпатичных лиц друзей и соседей. «А сидящие здесь люди, – подумала Энн, – будут безжалостными критиками». Возможно, как та девушка в белых кружевах, они ожидают от нее веселого «деревенского» балагурства. Энн почувствовала себя безнадежно униженной и несчастной. Колени у нее дрожали, сердце трепетало, ее охватила слабость, она не могла произнести ни слова и в следующий момент сбежала бы со сцены, несмотря на еще большее унижение от трусливого побега.
Но тут ее расширенные, испуганные глаза выхватили из зала лицо Гилберта Блайта, сидящего в задних рядах. Он наклонился вперед с улыбкой, показавшейся Энн победной и насмешливой. На самом деле все было не так. Гилберт улыбался, потому что ему нравилась обстановка в целом, и в частности – стройная фигурка Энн и ее одухотворенное лицо на фоне пальм. А вот сидящая рядом Джози Пай действительно смотрела на нее с победной насмешкой. Но Энн ее не увидела, и, даже если б увидела, мнение Джози для нее ничего не значило. Энн сделала глубокий вдох, гордо вскинула голову, отвага и решимость пронзили ее, как электрический ток. Она не спасует перед Гилбертом Блайтом, он никогда не сможет посмеяться над ней, никогда, никогда! Куда-то ушли страх и волнение, и она начала читать. Ее чистый, звонкий голос, без дрожи и срывов, проникал в самые дальние углы зала. Самообладание полностью вернулось к ней, а реакцией на пережитый шок стала декламация столь вдохновенная, как никогда прежде. Когда она закончила, зал взорвался аплодисментами. С пылающим от робости и восторга лицом Энн вернулась на свое место, где ее руку пылко сжала и потрясла тучная дама в розовом шелке.
– Дорогая, это было потрясающе, – отдуваясь, проговорила она. – Я рыдала, как дитя, правда. Смотрите, вас вызывают, другого и быть не могло.
– О, я не могу идти, – смущенно произнесла Энн. – Но должна… иначе Мэтью будет разочарован. Он не сомневался, что меня вызовут на бис.
– Нельзя разочаровывать Мэтью, – сказала со смехом дама в розовом.
Улыбаясь, с пылающим лицом и сияющими глазами Энн снова вышла вперед и на этот раз прочла подборку забавных, смешных коротких стихов, чем совсем покорила зал. Остальная часть вечера была для нее настоящим триумфом.
После концерта полная дама в розовом, оказавшаяся женой американского миллионера, взяла Энн под свое крыло и представила ее гостям, и все были с ней очень любезны. Участвующая в концерте профессиональная актриса, мисс Эванс, подошла к ней поговорить и сказала, что у Энн чарующий голос и она прекрасно прочла свою стихотворную подборку. Даже девушка в белых кружевах ее похвалила. Ужинали они в большой, красиво украшенной столовой. Диану и Джейн тоже пригласили на ужин, потому что они приехали с Энн. Билли тоже был приглашен, но найти его не смогли. Он испытал смертельный ужас от приглашения и сбежал, а теперь смиренно дожидался девушек у коляски. Наконец все закончилось, и три девушки весело выбежали на белый, пушистый снег, залитый лунным светом. Энн глубоко вздохнула и посмотрела на чистое небо над темными ветвями елей.
Как было хорошо снова оказаться в чистоте и тишине ночи! Все было таким величественным, неподвижным и прекрасным. Слышался шум моря, вдали темнели скалы – угрюмые великаны на страже волшебного берега.
– Как замечательно мы провели время, – вздохнула Джейн, когда они отъехали от отеля. – Хотелось бы мне быть богатой американкой, жить летом в отеле, носить драгоценности и платья с глубоким вырезом и каждый день есть мороженое и салат с цыпленком. Не сомневаюсь, что от этого получишь больше удовольствия, чем от работы учителя. Энн, ты так замечательно сегодня читала, хотя поначалу я боялась, что ты никогда не начнешь. Мне кажется, ты читала лучше, чем миссис Эванс.
– Не говори такие вещи, Джейн, – быстро сказала Энн. – Это звучит глупо. Я не могла читать лучше, ведь миссис Эванс – профессионал, а я всего лишь школьница, которой немного удается декламация. Я полностью удовлетворена, если людям просто понравилось мое чтение.
– У меня есть комплимент для тебя, Энн, – сказала Диана. – По крайней мере, я сочла это комплиментом по тону, с каким были произнесены эти слова. Ну, или почти комплиментом. За нами сидел американец, вид у него очень романтичный – черные, как смоль, волосы и черные глаза. По словам Джози Пай, он известный художник, бостонская кузина ее матери вышла замуж за человека, который учился с ним в одной школе. Так вот, мы слышали, как он сказал – не так ли, Джейн? – «Кто эта девушка на сцене с роскошными тициановскими волосами? Хотелось бы ее нарисовать». Вот так, Энн. А какие они, тициановские волосы?
– Проще говоря, просто рыжие, – засмеялась Энн. – Тициан – знаменитый художник, который любил рисовать рыжеволосых женщин.
– А вы видели, какие бриллианты на дамах? – вздохнула Джейн. – Что может быть ослепительнее? Неужели вы не хотели б родиться в богатой семье, девочки?
– А чем мы хуже? – сказала уверенно Энн. – Нам шестнадцать лет, все еще впереди, и мы счастливы, как королевы. Мы все в какой-то степени наделены воображением. Взгляните на море, девочки, – как дивно серебрится вода и сколько тайн спрятано там. Мы не могли бы наслаждаться этой красотой больше, даже если б имели миллионы долларов и несметное количество бриллиантов. Да вы ни с кем из них не поменялись бы местами, даже если б могли. Неужели кто-то захочет превратиться в девушку в белых кружевах с кислым выражением лица, будто она уже родилась с задранным носом? Или дамой в розовом? Да, она добрая и милая, но такая полная и низкорослая – у нее просто нет признаков талии. Или даже миссис Эванс с печальными глазами? Наверное, в прошлом она перенесла большое горе, если у нее такой несчастный вид. Ты и сама все знаешь, Джейн Эндрюс!
– Ну, я не совсем уверена, – произнесла с сомнением Джейн. – Думаю, бриллианты могут служить большим утешением.