– Я бы не сильно на это надеялась, – был ободряющий ответ Мариллы. – Я уверена, что миссис Аллан никогда не была такой глупой, забывчивой девочкой, как ты.
– Нет, но она не всегда была такая хорошая, как сейчас, – сказала Энн серьезно. – Она сама сказала мне об этом. То есть, она сказала, что была ужасно непослушной, когда была девочкой, и всегда попадала в передряги. Я так воодушевилась, когда услышала это. Это очень плохо, Марилла, чувствовать воодушевление, когда слышишь, что другие люди были плохими и непослушными? Миссис Линд говорит, что это плохо. Миссис Линд говорит, что она всегда чувствует возмущение, когда слышит, что кто-то плохо себя вёл, независимо от того, когда это было. Миссис Линд говорит, что слышала, как священник признался, что, когда он был мальчиком, он украл клубничный пирог из кладовой тетки, и миссис Линд никогда больше не сможет уважать его. Я не стала бы так поступать. Я думаю, было благородно с его стороны признаться, и это может помочь тем маленьким мальчикам, которые делают что-нибудь плохое и сожалеют об этом. Это показывает им, что, несмотря на это, они могут стать священниками, когда вырастут. Вот как я считаю, Марилла.
– А я считаю, Энн, – сказала Марилла, – что пора бы уже закончить мыть посуду. У тебя ушло на это на полчаса больше, чем обычно, из-за твоей болтовни. Научись сначала дело делать, а потом уже говорить.
Глава 27. Тщеславие и мятежный дух
Марилла возвращалась домой поздним апрельским вечером после собрания благотворительного общества. Ощущение, что закончилась зима, она приняла с трепетом восторга, который весна приносит как самым пожилым и грустным людям, так и молодым и веселым. Марилла обычно не анализировала свои мысли и чувства. Она, наверное, полагала, что думает о благотворительности, сборе пожертвований и покупке нового ковра для ризницы. Но в этих размышлениях гармонично присутствовали и красные поля, с поднимающимися над ними бледно-пурпурными туманами на фоне заходящего солнца, и длинные, остроконечные тени елей, падающие на луга за ручьём, и неподвижные клены с малиновыми листьями, стоящие вокруг зеркальной поверхности пруда в пробуждающемся мире и зарождение скрытой жизни под серой землёй. Весна царила вокруг и размеренные спокойные шаги Мариллы становились легче и быстрее из-за этой глубокой, первобытной радости.
Ее глаза ласково смотрели на Зеленые крыши, выглядывавшие из-за сплетения деревьев и отражавшие в своих окнах солнечный свет россыпью сверкающих лучей. Шагая по влажной дорожке, Марилла думала, что очень приятно осознавать, что она идёт домой к весело потрескивающим дровам в камине и красиво накрытому столу, а не к холодному порядку, ожидавшему её после собраний благотворительного общества до тех пор, пока Энн не приехала в Зеленые крыши.
Поэтому, когда Марилла зашла в кухню и увидела, что огонь погас, а Энн нигде не было, она, конечно, почувствовала разочарование и раздражение. Она велела Энн приготовить чай к пяти часам, но теперь ей пришлось поспешно снять своё лучшее платье и приготовить еду до возвращения Мэтью с пахоты.
– Вот я задам мисс Энн, когда она придёт домой, – сказала Марилла мрачно, стругая щепки для растопки большим ножом и с большей энергией, чем это было необходимо. Мэтью уже пришёл и терпеливо ждал чай в своем углу. – Она завеялась куда-то с Дианой, писать рассказы или репетировать диалоги и прочее шутовство, и никогда не подумает о времени или своих обязанностях. Надо это прекратить раз и навсегда. Меня не волнует, что миссис Аллан сказала про Энн, что та самая смышлёная и милая девочка, которую она когда-либо знала. Она может быть смышлёная и милая, но ее голова забита глупостями и никогда не знаешь, что она придумает в следующий раз. Как только она заканчивает с одной глупостью, она берется за другую. Однако! Ведь я повторяю именно то, говорила Рэйчел Линд на сегодняшнем собрании, и за что я так на неё рассердилась. Я была рада, когда миссис Аллан защитила Энн, иначе мне пришлось бы наговорить грубостей Рэйчел перед всеми. У Энн есть много недостатков, и я далека от того, чтобы отрицать это. Но воспитываю её я, а не Рэйчел Линд, которая указала бы на ошибки и Архангелу Гавриилу, если бы он жил в Эйвонли. Но конечно, Энн не имела права уходить из дома, если я сказала ей остаться дома и приготовить чай. Хотя я должна сказать, что при всех её недостатках, я не замечала за ней непослушания или безответственности прежде, и очень жаль, что я с этим столкнулась.
– Ну, я не знаю, – сказал Мэтью, который, будучи терпеливым и мудрым и, прежде всего, голодным, счел за лучшее, чтобы Марилла беспрепятственно выговорила свой гнев, зная по опыту, что работа у неё идёт гораздо быстрее, если не отвлекать её несвоевременными возражениями. – Может быть, ты, судишь ее слишком поспешно, Марилла. Не называй ее безответственной, пока не будешь уверена, что она виновата. Может, все это объяснится. Энн хорошо умеет объяснять.
– Её не было здесь, хотя я сказала ей, чтобы она оставалась дома, – возразила Марилла. – Я думаю, ей будет трудно придумать объяснение, которое меня удовлетворит. Я, конечно, знала, что ты будешь её оправдывать, Мэтью. Но я занимаюсь её воспитанием, а не ты.
Уже смеркалось, когда ужин был готов, и до сих пор не было видно Энн, спешащей по бревенчатому мостику или по Тропе Влюблённых, запыхавшейся, и раскаявшейся в невыполнении своих обязанностей. Марилла мрачно помыла и убрала посуду. Затем, ей понадобилась свеча, чтобы сходить в подвал, и она поднялась в комнату на крыше за подсвечником, который обычно стоял на столе Энн. Она зажгла свечу, обернулась, и увидела Энн, лежащую на кровати, и уткнувшуюся лицом в подушку.
– Господи помилуй! – сказала пораженная Марилла, – ты спала, Энн?
– Нет, – был приглушенный ответ.
– Ты заболела? – спросила Марилла с тревогой, подходя к кровати.
Энн зарылась глубже в подушки, как будто желая скрыться навсегда от глаз всех смертных.
– Нет, но пожалуйста, Марилла, уходи и не смотри на меня. Я в глубоком отчаянии, и меня не волнует больше, кто будет первым в классе или напишет лучшее сочинение или будет петь в хоре воскресной школы. Всё это мелочи, которые не имеют никакого значения, потому что я не думаю, что когда-либо буду в состоянии показаться людям. Моя жизнь закончена. Пожалуйста, Марилла, уходи и не смотри на меня.
– Кто-нибудь когда-нибудь слышал подобное? – в недоумении воскликнула Марилла. – Энн Ширли, что с тобой? Что ты сделала? Сию минуту встань, и скажи мне. Сейчас же! Что произошло?
Энн в отчаянии послушно соскользнула с кровати.
– Посмотрите на мои волосы, Марилла, – прошептала она.
Конечно, Марилла подняла свечу и внимательно посмотрела на волосы Энн, падающие тяжелой массой на спину. Они выглядели очень странно.
– Энн Ширли, что ты сделала с волосами? Почему они зеленые?!
Зеленым это можно было бы назвать, если бы это был обычный цвет, на самом деле волосы Энн были странного, тусклого, бронзово – зеленого цвета, с тут и там пробивающимися красными прядями, как будто для усиления ужасного эффекта. Никогда в своей жизни Марилла не видела ничего комичнее, чем волосы Энн в тот момент.
– Да, это зеленый, – простонала Энн. – Я думала, ничего не может быть хуже рыжих волос. Но теперь я знаю, что зеленые волосы в десять раз хуже. О, Марилла, вы не представляете, как ужасно я себя чувствую!
– Я не знаю, как ты это сделала, но собираюсь выяснить, – сказала Марилла. – Пойдём на кухню – здесь слишком холодно – и расскажешь мне, как это вышло. Я ожидала чего-то странного. Ты не попадала в передряги уже два месяца, и я была уверена, что что-то случится. Итак, что ты сделала со своими волосами?
– Я покрасила их.
– Покрасила! Покрасила волосы! Энн Ширли, ты не знала, что это плохо – красить волосы?
– Да, я догадывалась, что это не очень хорошо, – призналась Энн. – Но я думала, что стоит побыть немного плохой, чтобы избавиться от рыжих волос. Я всё просчитала, Марилла. Кроме того, я собиралась быть очень хорошей в других делах, чтобы загладить свою вину.
– Ну, – сказала Марилла саркастически, – если бы я решила покрасить волосы, я бы покрасила их в достойный цвет по крайней мере. Я бы не красила их в зеленый.
– Но я не хотела красить их в зеленый, Марилла, – возразила Энн уныло. – Если уж я решила быть плохой, то хотела получить другой результат. Он сказал, что мои волосы будут красивого цвета вороного крыла – он твёрдо заверил меня, что так и будет. Как я могла сомневаться в его словах, Марилла? Я знаю, как неприятно, если в ваших словах сомневаются и миссис Аллан говорит, что мы никогда не должны подозревать кого-либо во лжи, если у нас нет доказательств того, что они обманывают. Но у меня есть доказательства сейчас – зеленые волосы это очевидное доказательство. Но тогда я не знала об этом и верила каждому его слову.
– Кто он? О ком ты говоришь?
– Продавец – коробейник, который был здесь сегодня во второй половине дня. Я купила краску у него.
– Энн Ширли, как часто я говорила тебе, никогда не пускай этих итальянских торговцев в дом! Не надо их поощрять, чтобы они приходили сюда постоянно.
– О, я не позволила ему войти в дом. Я вспомнила, что вы говорили мне, и я вышла, тщательно заперев дверь, и посмотрела его товары на ступеньках. Кроме того, он не был итальянцем – Он немецкий еврей. У него был большой ящик, полный очень интересных вещей, и он сказал мне, что упорно трудится, чтобы заработать достаточно денег и привезти свою жену и детей из Германии. Он говорил с таким чувством о них, что это тронуло мое сердце. Я захотела купить что-нибудь у него, чтобы помочь ему в таком достойном деле. И тут я увидела бутылку с краской для волос. Коробейник сказал, что она точно окрасит любые волосы в цвет вороного крыла и не смывается. Я сразу же представила себя с красивыми черными волосами и соблазн оказался непреодолимым. Но бутылка стоила семьдесят пять центов, а у меня было только пятьдесят центов из моих денег за цыплят. Я думаю, что у торговца было доброе сердце, потому что он сказал, что, продаст мне ее за пять