Она, танцуя, приблизилась к маленькому зеркальцу и в безумной надежде воззрилась на своё отражение. А оттуда на неё, в свою очередь, взглянули серьёзные серые глаза; веснушчатое личико «девочки в зеркале» казалось худым и осунувшимся.
«Да… Куда уж там, – Корделия: Энни из Грин Гейблз!. – искренне призналась она сама себе. – Сколько ни пытаюсь представить, что я – леди Корделия, – всё-то вижу Энни из Грин Гейблз. Хотя – это в миллион раз лучше, чем быть просто Энни ниоткуда!»
Она подалась вперёд и, с чувством поцеловав своё отражение, перебежала к окну.
– Ах, добрый день, Снежная Королева! Привет и вам, берёзки в лощине! Здравствуй, серый домик на холме!.. Станет ли Диана моей лучшей подругой? Надеюсь. И я буду очень любить её! Но я никогда не забуду Катю Морис и Виолетту. Иначе им стало бы так больно, а мне не хочется, чтобы из-за меня страдали, даже если это просто маленькая девочка-отражение или девочка-эхо. Их я всегда должна помнить и каждый день посылать им поцелуи.
С этими словами Энни поцеловала кончики пальцев, и воздушный поцелуй её полетел над вишнёвыми деревьями в загадочные дали. Затем она села в позе «мыслителя» у окна и погрузилась в бездонный океан мечтаний.
Глава 9. Миссис Линд приходит в ужас
Уж так случилось, что Энни пробыла в Грин Гейблз две недели, прежде, чем «ревизор в юбке», Рейчел Линд, явилась посмотреть на неё. Сказать по правде, миссис Линд никто бы не упрекнул за подобную отсрочку. Ужасный, необычайный для лета приступ гриппа надолго заточил почтенную леди в её доме. Миссис Линд обычно не поддавалась болезням и определённо презирала тех, кто это делал; но грипп не принадлежал к числу обычных болезней, а был не иначе как послан свыше. Как только доктор позволил ей встать на ноги, она поспешила прямо в Грин Гейблз, сгорая от любопытства и томясь желанием скорее увидеть Мэтью, Мариллу и сиротку, о которой земля Эвонли уже полнилась слухами.
Энни с пользой провела каждое мгновение этих двух недель. Она уже успела познакомиться со всеми деревьями и кустиками в окрестностях; а ещё обнаружила, что дорожка спускается в яблоневый сад, а поднимается к сплошной стене леса… Она теперь знала все её сюрпризы и причуды: изгибы ручейка и мосток, пихтовую рощицу и аркообразные дикие вишни, заросли папоротника и проходящие через кленово-рябиновый лесок тропинки.
Она подружилась и с тем «благовоспитанным» ручьём, который бежал по лощине. Ах, какой это уже был глубокий, чистый ручеёк с ледяной водой! Русло его укрепляли красные песчаниковые сланцы, а по берегам, словно маленькие пальмочки, росли водные папоротники. Через ручей был перекинут мост, сооружённый из брёвен.
Миновав его, Энни, словно на крыльях, мчалась дальше, на лесистую горку, где всегда царил полумрак под густыми елями и скоплениями папоротников. За исключением мириадов нежных июньских колокольчиков, этих скромных лесных цветов, да немногочисленных бледных звездчаток, здесь больше ничего не росло. Паутинки серебрились между деревьев, словно сети, а ветви елей, казалось, приветственно махали в знак дружбы.
Все эти увлекательные экспедиции предпринимались в те недолгие, получасовые паузы, которые ей отводились для игры; возвратившись, Энни всегда заговаривала Мэтью и Мариллу до полусмерти, живописуя свои открытия. Но Мэтью, казалось, это ничуть не беспокоило; он безмолвно вникал болтовне девочки с довольной улыбкой на лице. Марилла милостиво позволяла ей щебетать, пока не осознавала, что начинает слишком интересоваться «девочкиными сказками». Тогда она прерывала её довольно жёстко.
Энни как раз была в саду, когда миссис Линд возникла, словно из-под земли: она мужественно преодолевала стойкое сопротивление высокой, некошеной травы, на которую легли кровавые пятна заката… Рейчел Линд спешила в усадьбу «на всех парусах»: было о чём поговорить с Мариллой. Например, о том, какие боли и в каком именно месте пришлось ей испытать во время болезни. Казалось, почтенная леди получает большое удовольствие от рассказа про свои болячки, и Марилла уже стала подумывать, что перенесённый грипп принёс ей некоторое удовлетворение. Когда фонтан красноречия миссис Линд иссяк, она заговорила, наконец, об истинной причине своего визита.
– Мне довелось услышать некоторые ошеломляющие новости, касающиеся вас с Мэтью, – начала она.
– Но, полагаю, вы, дорогая, не более ошеломлены, чем я сама, – возразила Марилла. – Я всё ещё в состоянии лёгкого шока.
– Ужасно, что произошла эта ошибка, – голос миссис Линд был полон сочувствия. – Но разве нельзя отослать её обратно?
– Думаю, что, конечно, можно. Только мы решили не делать этого. Уж очень она понравилась Мэтью… И, должна признаться, – мне, в конечном счёте, тоже. Хотя у неё есть недостатки… Но, знаете ли, дом совершенно преобразился с тех пор, как она сюда приехала. Эта девочка вносит столько света в нашу жизнь!
Марилла сказала гораздо больше, чем следовало, но она давно наблюдала выражение неодобрения на лице своей собеседницы.
– Взваливаете на себя огромную ответственность, – мрачно заметила достойная леди. – Вы же оба – новички в деле воспитания детей, которых ни у одного из вас никогда не было! Вы ничего о ней не знаете, и о её нраве – тоже! И, вообще, что получится из подобного ребёнка? Но я, разумеется, не желаю вас обескураживать, Марилла.
– Я вовсе не обескуражена, – последовал весьма холодный ответ. – Когда берёшься за что-нибудь, – нужно доводить это до конца. Но, я думаю, вам не терпится увидеть Энни? Сейчас позову её!
Вскоре вбежала Энни, возвращавшаяся после странствий по садам и лесам. Лицо её, как всегда в подобных случаях, сияло восторгом. Неожиданное присутствие в доме незнакомой леди смутило её, и она робко остановилась в дверях. Как забавно и странно выглядела эта девочка в тесном, коротком платьишке из полушерсти, том самом, что было сшито ещё в приюте! Обильные веснушки ещё больше, чем когда-либо бросались в глаза, а видневшиеся из-под юбки тонкие ноги казались непропорционально длинными. Взъерошенные ветром волосы на непокрытой голове её лежали в живописном беспорядке. Рыжее, чем в тот момент, они никогда и не выглядели…
– Ну, вас взяли не за красивые глазки, уж это ясно, – прокомментировала появление Энни миссис Рейчел Линд. Почтенная леди принадлежала к значительному числу тех, кто безапелляционно выдаёт прямо в глаза людям то, что о них думает, и тем гордится: – Она такая тощая и невзрачненькая, Марилла! Поди-ка сюда, детка, дай рассмотреть тебя получше! Батюшки, да у неё веснушки – в пол-лица, а волосы, как спелая морковь! Да подойдите же сюда, я сказала!
Энни и подошла, но не так, как рассчитывала миссис Линд. Одним прыжком она пересекла кухонный пол и остановилась перед своей обидчицей, вся красная от гнева, с дрожащими губами; вся её тоненькая фигурка, казалось, тряслась с головы до ног.
– Ненавижу вас! – задохнулась она от рыданий, топая по полу ногами. – Ненавижу-ненавижу-ненавижу!!! – Она как бы демонстрировала всю силу своей ненависти отчаянным «степом», если такое слово вообще уместно при данных обстоятельствах.
– Да как осмелились вы, назвать меня тощей и невзрачной, веснушчатой и рыжей?! Вы, – грубая, бестактная и бесчувственная женщина!
– Энни! – в ужасе воскликнула Марилла.
Но та продолжала наступать на миссис Линд, высоко подняв голову, с горящими, как уголья, глазами, с силой сжав пальцы рук. Негодование так и вырывалось из неё, как джин из бутылки…
– Как вы только осмелились сказать такое обо мне?! – с негодованием выпалила она снова. – А если б о вас так говорили? Как бы вам понравилось быть в глазах других «жирной», «рыхлой» и, вероятно, «лишённой всякого воображения»? И сейчас мне плевать на то, что я, возможно, причиняю вам боль! Я надеюсь, что причиняю! Никто и никогда до этого, даже пьяный вдрызг муженёк миссис Томас, не унижал меня так, как вы сегодня! И я никогда не прощу вам этого! Никогда, никогда!.
Снова Энни с силой затопала ногами, словно старалась отчеканить на поверхности пола всю свою ненависть.
– Ничего себе темперамент! – воскликнула потрясённая миссис Линд.
– Энни, прошу вас подняться к себе и оставаться там до моего прихода, – сказала Марилла, с трудом придавая голосу должную силу.
Энни, вся в слезах, ринулась через дверь, ведущую в холл, хлопнула ею так, что сочувственно звякнул колокольчик входной двери на крыльце. Подобно вихрю она промчалась через холл, вверх, по лестнице. Приглушённый удар двери наверху оповестил, что «буря» достигла цели: комнатки в восточном крыле…
– Ну, вам не позавидуешь, – сказала миссис Линд с неподражаемой серьёзностью. – Воспитывать такое!..
Марилла было разомкнула губы, чтобы сказать, что подобной выходке нет ни оправдания, ни извинения. То, что она произнесла тогда удивило её саму и продолжает удивлять до сих пор:
– Не надо было придираться к её внешности, Рейчел!
– Марилла Катберт, не хотите ли вы сказать, что поддерживаете её, разыгравшую здесь эту безобразную сцену на наших глазах? – оторопело спросила миссис Линд.
– Нет, – медленно произнесла Марилла, – я вовсе не одобряю этого. Она вела себя просто ужасно, и я выговорю ей за это. Ну её, допустим нельзя осуждать слишком строго: у неё не было учителей, чтобы подсказывать, что верно, а что – нет… Но вы-то, вы, Рейчел! Вы что-то слишком круто с ней.
Не успела Марилла завершить фразу, – хотя она и сама толком не представляла себе, как всё это сорвалось с её языка, – как миссис Линд поднялась с чувством оскорблённого достоинства.
– Ну, я чувствую, мне нужно быть осмотрительнее в этом доме, Марилла, где во главу угла ставятся «трепетные чувства» сироток, прибывших невесть откуда. О, я в порядке! Прошу, не утруждайте себя! Мне вас слишком жаль, чтобы ещё оставлять место в душе для гнева. Вам и так достанется от этого… ребёнка! Но мой совет, – впрочем, едва ли вы им воспользуетесь, несмотря на то, что я воспитывала десятерых детей и схоронила двоих: – поговорите-ка с ней на языке хорошей берёзовой розги! Думаю, для такого ребёнка это будет самый эффективный метод воспитания. Её характер вполне соответствует цвету волос! Ну, доброй ночи, Марилла. Надеюсь, вы по-прежнему станете бывать у меня, и не реже, чем обычно. Но не ждите, что я скоро нанесу вам визит, если я обязана выслушивать всё это и приходить в шок от подобных выходок! Такого со мной ещё не случалось!