– Ну я как-то прямо не знаю, – снова затруднился он с ответом.
– А вы когда-нибудь за кем-то ухаживали, Мэттью?
– Н-ну, это как посмотреть. Вроде бы никогда, – озадаченно проговорил Мэттью, которому за всё время существования подобное даже не приходило в голову.
– Но вообще это должно быть довольно интересно – Энни с задумчивым видом подпёрла подбородок руками. – Вам так не кажется, Мэттью? Руби Гиллис сказала, что, когда вырастет, у неё будет толпа поклонников и все будут без ума от неё, но, мне кажется, это чересчур утомительно. Я предпочла бы одного и в здравом уме. Хотя Руби Гиллис хорошо разбирается в этих вопросах. У неё так много старших сестёр, а миссис Линд однажды сказала, что все девушки Гиллис расходятся как горячие пирожки. Мистер Филипс почти каждый вечер ходит повидаться с Присси Эндрюс. Он говорит, это для того, чтобы помочь ей с уроками. Но Миранда Слоан тоже готовится поступать в академию, и она гораздо глупее Присси, поэтому помощь нужна ей гораздо больше, а мистер Филипс ни разу вечером не зашёл к ней позаниматься. Ох, Мэттью, как многое в этом мире оказывается выше моего понимания!
– Ну не могу сказать, что и сам всё хорошо понимаю, – признался Мэттью.
– Что ж, полагаю, мне надо доделать уроки. Пока всё как следует не затвержу, не позволю себе взяться за книгу, которую дала Джейн. Это ужасное искушение, Мэттью. Даже когда поворачиваюсь к полке спиной, всё равно книгу вижу. Джейн сказала, что обрыдалась над ней, а я люблю, когда книга вызывает у меня слёзы. Пожалуй, мне лучше её отнести в стенной шкаф в гостиной и там запереть, а ключ отдать вам. И не возвращайте его мне, пока не будут сделаны все уроки, даже если буду на коленях умолять вас. Сопротивляться искушению – это, конечно, правильно, но гораздо лучше, когда не можешь получить ключ от него. Вот запру книгу и сбегаю в погреб за коричными яблоками. Хотите яблок, Мэттью?
– Д-даже не знаю.
Мэттью не ел яблок, но хорошо знал, как любит их Энни.
Она торжествующе выбиралась из погреба с полной тарелкой красновато-коричневых яблок, когда снаружи послышался топот торопливых шагов по заиндевевшим доскам дорожки. Затем дверь кухни распахнулась, и внутрь влетела Диана Барри – бледная, запыхавшаяся, в кое-как намотанной на голову шали. Энни от неожиданности выронила из рук свечу и тарелку, которые упали на пол погреба, да так и остались до следующего дня. Свеча к тому времени давно догорела, покрыв яблоки слоем застывшего воска, так что Марилле, обнаружившей это, оставалось лишь возблагодарить Господа за спасение от пожара.
– Что случилось, Диана? – вскричала Энни. – Твоя мама больше не запрещает нам видеться?
– О Энни! Скорее! Идём! – Диана была в панике. – Минни Мэй ужасно больна. У неё круп[20]. Мэри Джо, молодая служанка, просто не знает, что делать. Мама с отцом уехали в город. За доктором съездить некому. А Минни Мэй совсем плохо. Ох, Энни, я так напугана…
Мэттью без единого слова схватил кепку, пальто и, скользнув мимо Дианы, исчез в темноте двора.
– Пошёл запрягать гнедую. Сейчас поедет за доктором в Кармоди, – пояснила Энни, тоже успевшая надеть капор и пальто. – Я поняла это так же ясно, как если бы он сказал. Мы с Мэттью – родственные души, и мне его мысли понятны даже без слов.
– Он, наверное, не найдёт доктора в Кармоди, – всхлипывала Диана. – Я знаю, что доктор Блэр на митинге. И доктор Спенсер, должно быть, тоже. А Мэри Джо никогда ещё не видела никого с крупом. И миссис Линд уехала. О Энни!..
– Не плачь, Ди, – бодро откликнулась Энни. – Я знаю, что надо делать при крупе. Ты забываешь, у миссис Хаммонд трижды рождались близнецы. А когда приходится присматривать за тремя парами близнецов, поневоле накапливается большой опыт. У них у всех регулярно был круп. Подожди, я прихвачу бутылку с ипекакуаной[21], возможно, у вас дома её нет, и побежим.
И девочки, взявшись за руки, поспешили по аллее Влюблённых и через покрытое ледяным настом поле за аллеей, потому что более короткий путь через лес был завален снегом. Энни, хотя и очень тревожилась за Минни Мэй, не осталась равнодушна к романтике ситуации и редкой возможности разделить её со столь родственной душой, как Диана. Ночь выдалась ясная и морозная, наполненная тенями цвета чёрного дерева. Заснеженный склон холма серебрился. Огромные звёзды сияли над молчаливыми полями. Тут и там высились островерхие ели с запорошёнными снегом ветвями. Ветер посвистывал в них. А Энни думала, до чего восхитительно после долгой разлуки нестись сквозь эту таинственную красоту рука об руку с сердечной подругой.
Трёхлетняя Минни Мэй и впрямь была серьёзно больна. Она лежала в беспамятстве на кухонном диване и горела от сильного жара. Её хриплое дыхание разносилось по всему дому. Мэри Джо, юная пухленькая служанка-француженка с залива, которую миссис Барри наняла присматривать за детьми на время своего отсутствия, беспомощно металась по дому с таким видом, что было ясно: даже что-то сообразив, она всё равно ничего не смогла бы предпринять.
Энни взялась за лечение умело и быстро.
– У Минни действительно круп. Это, конечно, плохо, но я видела и похуже. Прежде всего нам нужно очень много горячей воды. Мэри Джо, – Энни осуждающе взглянула на служанку, – в этом чайнике даже на чашку не хватит. Вот, я налила полный. А ты, Мэри Джо, подкинь дров в огонь. Не в обиду тебе будет сказано, но, обладай ты хоть капелькой воображения, давно бы сама до этого додумалась. Я сейчас раздену Минни Мэй и уложу в постель. Диана, найди для неё мягкую байковую рубашку. Но сначала дадим Минни Мэй ипекакуану.
Минни Мэй не хотела пить ипекакуану, но присмотр за тремя парами близнецов не прошёл для Энни даром. Больную успешно напоили лекарством, и не один, а несколько раз за эту тревожную ночь. Обе девочки хлопотали около больной, а Мэри Джо с перепугу развела такой жаркий огонь и вскипятила столько воды, что хватило бы на целый госпиталь и ещё, вероятно, осталось бы.
Мэттью привёз врача только к трём часам ночи, потому что пришлось ехать за ним в Спенсервилль. Впрочем, больной к этому времени уже стало лучше, и она крепко спала.
– Я чуть-чуть не отчаялась окончательно, – рассказывала доктору Энни. – Ей становилось всё хуже и хуже, пока не сделалось так плохо, как не было даже близнецам Хаммондов. Даже последней паре. Я уже думала, что она задохнётся. Я влила в неё всю ипекакуану до последней капли из этой бутылки. И, когда давала последнюю дозу, сказала… Нет, не Диане и не Мэри Джо сказала, а только самой себе, потому что не хотела их пугать заранее, но про себя я сказала: «Это последняя надежда, и, боюсь, её очень мало». Но прошло три минуты, и она откашлялась, и ей стало лучше. Только представьте себе моё облегчение, доктор! У меня даже слов нет, чтобы его выразить. Есть вещи, которые очень трудно выразить словами.
– Да, знаю, – кивнул доктор, глядя на Энни так, словно думал о ней что-то такое, чего тоже не мог выразить словами.
Слова у него нашлись позже, когда он сказал вернувшимся мистеру и миссис Барри:
– Эта рыжеволосая девочка Катбертов – просто умница! Смею заверить вас, она спасла вашему ребёнку жизнь. Если бы не она, то к тому времени, как я добрался к вам, было бы уже поздно. Её навыки и присутствие духа для девочки такого возраста необычайны. И какие же у неё были глаза, когда она объясняла мне ситуацию! Никогда ещё не видел подобных.
Энни возвращалась домой чудесным, одетым в белый иней зимним утром. Веки её от усталости и недосыпа отяжелели, но словоохотливость не оставила, и она неутомимо болтала с Мэттью, пока они пересекали длинное поле и шли под сказочно сверкающей кленовой аркой по аллее Влюблённых.
– О Мэттью! Разве это не чудесное утро? Мир выглядит так, словно Бог только что, прямо сейчас, придумал его для нашего удовольствия, правда? Эти деревья… Похоже, их можно сдуть. Пуф-ф – и они улетят. Я так рада, что живу в мире, где есть белый иней, а вы? И ещё теперь рада, что у миссис Хаммонд были целых три пары близнецов. Если бы их не было, я бы не знала, как помочь Минни Мэй. Мне теперь жаль, что я сердилась на миссис Хаммонд за такое количество близнецов… Ох, Мэттью, как же я хочу спать! Я не смогу пойти в школу. Я даже сидеть с открытыми глазами не смогу, а уж соображать – и подавно. Но, с другой стороны, если останусь дома, то Гил… некоторые другие станут первыми в классе. А я этого не хочу. Так трудно потом возвращать себе первое место. Хотя, конечно, чем труднее, тем больше удовольствия, когда добьёшься, правда?
– Ну я так-то думаю, ты справишься, – Мэттью сочувственно поглядел на её бледное лицо и тени, залёгшие под глазами. – Просто ложись спать и хорошенько выспись.
И Энни легла, и сон её был столь долог и крепок, что пробудилась она, когда прошло даже время обеда, и Марилла, вернувшаяся домой, вязала на кухне в свете бело-розового зимнего дня.
– О Марилла! – воскликнула Энни. – Вам удалось увидеть премьер-министра? Какой он?
– Ну премьер-министром его выбрали точно не за прекрасную внешность. И уж наверняка не за нос, – усмехнулась та. – Но говорить он умеет. Могу гордиться, что я консерватор. А Рэйчел Линд – либерал, и встреча с ним ей вообще была ни к чему. Обед в духовке. И возьми себе в кладовке сливовое варенье. Думаю, ты голодна. Мэттью мне всё рассказал про прошлую ночь. Какое счастье, что ты знала, как поступать. Я-то с крупом никогда в жизни не сталкивалась. А теперь помолчи, пока не поешь. По тебе видно, что слова из тебя так и рвутся – пусть подождут.
У Мариллы тоже были новости для Энни, но она решила придержать их, потому что не сомневалась: едва услышав, Энни немедленно забудет про такие прозаические вещи, как аппетит и обед. Марилла дождалась, пока будет съеден обед и опустеет блюдце со сливовым вареньем, и лишь после этого сказала:
– Сегодня утром к нам приходила миссис Барри поблагодарить тебя, Энни, но я не стала тебя будить. Она сказала: ты спасла жизнь Минни Мэй, и ей, миссис Барри, очень жаль, что она так себя повела в истории со смородиновым вином. Ей, мол, теперь совершенно ясно, что ты не собиралась спаивать Диану, и она надеется, что ты простишь её и ваша добрая дружба с Дианой продолжится. Если хочешь, сходи сегодня вечером повидаться со своей сердечной подругой. Сама она прийти не сможет: простудилась ночью. А теперь, Энни Ширли, ради бога, не взлети на воздух.