с учениками в лес. Это называется «полевой урок», на котором они изучают папоротники, цветы и птиц. А ещё по утрам и в конце каждого учебного дня они делают физкультурные упражнения. И всё это появилось благодаря тому, что теперь у нас учитель-женщина. Миссис Линд говорит, что ни о чём подобном в жизни не слышала, но мне это новшество кажется замечательным. Уверена, мисс Стейси станет мне родственной душой.
– А я уверена в одном, Энни Ширли: падение с крыши Барри ничуть не повредило твоему языку, – сказала Марилла.
Глава 24. Мисс Стейси устраивает концерт
Энни вернулась в школу, когда наступил октябрь – великолепный красно-золотой октябрь с мягкими, тихими утрами, с нежной дымкой аметистовых, жемчужных, серебряных, розовых и золотисто-голубых туманов; казалось, дух осени специально набросил их на долины, чтобы солнце потом развеяло. Серебряной парчой блестела на полях тяжёлая роса. Арка над Берёзовой тропой пожелтела, а росшие по краям её папоротники пожухли и побурели. Воздух был насыщен такой свежестью, что Энни с Дианой, взбодрённые им, неслись на уроки стремительно.
Как прекрасно оказалось снова сидеть за одной коричневой партой с Дианой, видеть через проход приветливо кивающую Руби Гиллис, получать записки от Керри Слоан и жвачку, посланную с задней парты Джуди Белл. Даже карандаш перед занятиями Энни затачивала с ощущением неожиданно острого удовольствия.
Новая учительница стала ей верным и очень отзывчивым другом. Женщина умная и сочувствующая, мисс Стейси обладала даром завоёвывать и бережно сохранять любовь учеников, вызывая лучшее в их умах и душах, и Энни под столь благотворным влиянием чувствовала себя, как цветок, распускающийся по весне.
Возвращаясь из школы домой, она обрушивала на Мариллу бурю восторженных отзывов о школьных занятиях и планах.
– Я обожаю мисс Стейси всем сердцем, Марилла. Она такая женственная! И голос у неё очень приятный. И имя моё она произносит всегда обязательно с буквой «и». Сегодня у нас была декламация. Мне очень жаль, что вас с Мэттью там не было и вы не слышали, как мне удалось прочитать «Марию – королеву Шотландии» Генри Глассфорда Белла[31]. Я всю душу в это вложила. Руби Гиллис, когда мы шли домой, призналась, что у неё кровь в жилах стыла, когда я дошла до слов: «С тобой, отец погибший, за руку прощаюсь теперь своим я женским сердцем».
– Ну, ты можешь мне прочитать это как-нибудь в амбаре, – предложил Мэттью.
– Да, в общем, могу, – задумчиво отозвалась Энни. – Но так хорошо у меня уже не получится. Точно знаю. Там было очень волнующе. Вся школа слушала, затаив дыхание. А в амбаре, боюсь, ваша кровь не застынет.
– Зато у миссис Линд она точно застыла, стоило ей увидеть в прошлую пятницу, как ваши мальчики карабкаются за вороньими гнёздами к самым вершинам больших деревьев на холме мистера Белла, – осуждающе покачала головой Марилла. – Удивляюсь, как мисс Стейси это позволяет.
– Но нам нужно было воронье гнездо для урока природоведения, – принялась объяснять Энни. – Мисс Стейси проводила в пятницу полевой урок. Полевые уроки прекрасны, Марилла. Мисс Стейси великолепно всё объясняет, а потом мы пишем о них сочинения. У меня они получаются лучше всех.
– Не слишком-то скромно с твоей стороны так говорить, – одёрнула её Марилла. – Пусть лучше об этом судит учительница.
– Так она-то именно так и судит, Марилла, что у меня получается лучше всех, и никакой тут нет с моей стороны нескромности. Как я могу быть нескромной, когда у меня настолько не ладится с геометрией? Вернее, на самом деле в последнее время я начала немного разбираться в ней. Мисс Стейси так хорошо объясняет, что почти сразу становится ясно. Но всё-таки я, наверное, никогда не смогу полностью разобраться в геометрии. Это очень унизительно. А с сочинениями у меня хорошо, и я пишу их с удовольствием. Мисс Стейси чаще всего позволяет нам выбрать тему самостоятельно. Но на следующей неделе мы будем писать о какой-нибудь выдающейся личности. Это трудный выбор. Ведь выдающихся личностей было так много! И наверное, это потрясающе – быть выдающейся личностью, чтобы о тебе писали сочинения даже после того, как ты умер. О, мне так хочется стать выдающейся!.. Я думаю, что, когда вырасту, стану медсестрой и поеду с Красным Крестом – посланницей милосердия на поле боя. Но это в том случае, если не смогу стать заграничным миссионером. Заграничный миссионер – это так романтично! Но чтобы им стать, нужно быть очень хорошей, и, боюсь, у меня это не получится. А ещё мы каждый день делаем зарядку. Она помогает нам стать сильными и способствует пищеварению.
– Способствует… Вот глупости, – отмахнулась Марилла, считающая зарядку совершеннейшей ерундой.
Впрочем, и полевые уроки, и пятничные декламации, и сочинения, и зарядка бледнели перед проектом, который мисс Стейси предложила школьникам в ноябре. К рождественским праздникам они должны были подготовить концерт и провести его в зале Клуба декламаций. Полученные средства предполагалось потратить на приобретение школьного флага.
Все ученики как один с восторгом поддержали этот план и немедленно начали готовиться к концерту. Но сильнее остальных это событие взволновало Энни Ширли. Замысел новой учительницы она приняла всей душой и с замирающим от восторга сердцем – пусть даже Марилла и относилась к нему с явной прохладой, считая глупостью и пустой тратой времени.
– Забивают вам голову ерундой. Только попусту тратите время, которое лучше было бы уделить занятиям, – ворчала она. – Не одобряю я, когда дети устраивают концерты и бегают на репетиции. Сплошное тщеславие, суета да бездельничанье.
– Не забывайте, Марилла, какая благородная у нас цель, – возражала Энни. – Флаг поможет воспитывать в нас патриотизм.
– Вздор! – оставалась при своём мнении Марилла. – Много ли патриотизма у вас в головах? Вы только и думаете, как повеселее провести время.
– Но ведь прекрасно, если патриотизм сочетается с развлечениями, – доказывала ей Энни. – Знали бы вы, Марилла, до чего увлекательно готовить концерт! Диана споёт на нём соло, а ещё у нас будут шесть хоровых номеров. Я участвую в двух драматических сценах: «Общество борьбы со сплетнями» и «Королева фей». А завершится концерт живой картиной «Вера, Надежда и Милосердие». В ней участвуют Диана, Руби и я – все в белом и с распущенными волосами. Я буду Надеждой, у которой руки сложены как в молитве, а взор устремлён ввысь. Вот так, – показала Энни. – И ещё мне предстоит декламация. Я буду репетировать на чердаке. У меня там в одном из текстов истошные стоны. Знаете, Марилла, как трудно впечатляюще истошно стонать? Джози Пай жутко злится, что не получила роль, которую хотела. Она была уверена, что ей дадут сыграть в «Королеве фей» королеву. Даже подумать смешно. Вы, Марилла, когда-нибудь видели такую толстую королеву фей, как Джози? Королевы фей всегда стройные. У нас её играет Джейн Эндрюс, а я играю фрейлину. Джози сказала, что фрейлина с рыжими волосами – это просто смехотворно и ещё хуже, чем толстая королева, но я не обращаю на неё внимания. У меня на голове будет венок из белых роз, а туфельки мне одолжит Руби Гиллис. Феям обязательно нужны туфельки. Ведь не может же фея носить ботинки, да ещё с окованными носами! Сцена будет украшена венками из еловых лап с розовыми бумажными розами. Мы будем выходить на сцену парами, как только публика усядется на места, и этот выход будет сопровождаться маршем, который Эмми Уайт сыграет на органе. О Марилла, я знаю, что вы не в таком восторге, как я, но неужели вы совсем не волнуетесь, хорошо ли ваша Энни себя проявит?
– Единственное, о чём я волнуюсь, – это чтобы ты проявила хорошее поведение. Всей душой жду, когда эта ваша суета закончится и ты наконец успокоишься. Ты же сейчас ни на что не годишься, твоя голова забита сценами да диалогами, и просто чудо, что свой язык ты ещё не истрепала до дыр.
Энни, вздохнув, поняла, что сочувствия от Мариллы ждать тщетно, и вышла на задний двор, освещённый молодым месяцем. Его серебряные лучи струились с зеленовато-яблочного неба сквозь оголённые ветви тополя. Мэттью колол дрова. Энни села на колоду и, уверенная, что в нём-то уж точно найдёт благодарного слушателя, принялась рассказывать про подготовку концерта.
– Ну я прямо думаю, это будет хороший концерт. И уверен, ты там со всем, что твоё, славно справишься, – улыбнулся он, глядя на дышащее вдохновением и энергией лицо Энни.
Эти две души были абсолютно родственны, и Мэттью не уставал благодарить небеса за то, что отстранён от воспитания Энни. Ведь, сложись иначе, он бы вечно разрывался между сочувствием к её склонностям и обязанностью придерживаться принятых правил. Но поскольку сей тяжкий крест ему не грозил, то он мог, по словам сестры, «потакать Энни сколько угодно». Впрочем, Мэттью был искренне уверен, что небольшое потакание порой приносит куда больше пользы, чем самая добросовестная и справедливая строгость.
Глава 25. Мэттью настаивает на пышных рукавах
В холодный и серый декабрьский день Мэттью пережил крайне тревожные десять минут. Придя домой уже в сумерках, он сел на кухне на ящик для дров, чтобы снять ботинки, когда из гостиной, смеясь и болтая, выбежали Энни и другие девочки, которые репетировали «Королеву фей». Из холла они шагнули в кухню. Мэттью, сжав в одной руке только что снятый ботинок, а в другой – рожок для обуви, сконфуженно сжался в тени за дровяным ящиком. Не замеченный ими, он в течение тех самых десяти минут наблюдал, как девочки, облачаясь в пальто и шляпы, обсуждают пьесу и грядущий концерт. Глаза у Энни блестели так же, как у остальных, и оживлена она была так же, как подруги, но Мэттью заметил какое-то отличие её от них, вызвавшее у него беспокойство. И это отличие скрывалось вовсе не в её яркой внешности, не в самых больших и выразительных глазах, не в тонких чертах лицах… Было что-то другое, чего не должно было быть. Но Мэттью никак не мог понять, что именно.