воспринимать как вполне реальных людей. Часто её посещала тайная несбыточная мечта самой попасть в Камелот[35], поскольку эпоха короля Артура казалась ей идеалом романтизма.
Замысел её был встречен с воодушевлением. Девочки обнаружили, что, если оттолкнуть плоскодонку от причала, её понесёт течением вниз под мост и дальше, пока она не сядет на мель у другого мыса, образованного изгибом пруда. Они часто плавали в лодке именно так, и для задуманной постановки лучшего нельзя было желать.
– Что ж, буду Элейн, – неохотно сдалась под натиском подруг Энни. С одной стороны, она была довольна главной ролью, с другой – по-прежнему сомневалась, что имеет на неё право со своим цветом волос. – Тогда, – немедленно начала распоряжаться она, – ты, Руби, будешь королём Артуром, ты, Дейзи, Гвиневрой, а Диана – Ланселотом. Но сперва вы побудете братьями и отцом Элейн. Без старого немого слуги придётся обойтись. Ему всё равно не хватило бы в плоскодонке места, после того как я в неё лягу. Барку нужно застелить чёрной парчой. Диана, старая шаль твоей мамы отлично подойдёт.
Старая шаль была тут же доставлена. Энни расстелила её по плоскодонке, улеглась и застыла со сложенными на груди руками.
– О да. Она действительно выглядит мёртвой, – нервно прошептала Руби Гиллис, глядя на неподвижное лицо Энни среди мерцающих теней, которые на него отбрасывали ветви берёз. – Вы считаете правильным это изображать? Миссис Линд говорит, что всякое лицедейство совершенно безнравственно.
– Мнение миссис Линд сейчас неуместно, Руби, – строго глянула на неё Энни. – То, что мы собираемся разыграть, произошло за несколько сотен лет до того, как миссис Линд вообще родилась. Джейн, укрой-ка меня, а я замираю и умолкаю. Глупо Леди Элейн двигаться и разговаривать, если она уже умерла.
Джейн всё выполнила на высшем уровне. Покрывала из золотой ткани не оказалось, но его прекрасно заменил чехол для фортепиано из жёлтого японского крепа. А цветок синего ириса смотрелся в безжизненной руке невезучей Лилейной Девы Элейн ничуть не менее торжественно, чем белая лилия, добыть которую в это время года было невозможно.
– Теперь она готова, – объявила Джейн. – Целуем её в навеки заледеневший прекрасный лоб. Ты, Диана, скажешь: «Сестра, прощай навсегда». А ты, Руби, скажешь: «Прощай, милая сестрёнка». И вы должны произнести это как можно печальнее. Энни, ради всего святого, улыбнись немного. У Теннисона ведь сказано: «Она и в смерти будто улыбалась». Вот. Теперь хорошо. Отталкиваем барку от берега.
Плоскодонку толкнули, проскрежетав её дном о вбитый возле причала кол. Диана, Джейн и Руби выждали немного, убедились, что барку понесло течением к мосту, и помчались через лес, через дорогу, а затем вниз, к нижнему мысу, где им предстояло сыграть Ланселота, Гвиневру и короля Артура, встречающих Лилейную Деву Элейн.
Несколько минут Энни плыла, всецело захваченная романтикой ситуации, и упивалась ей, пока не была выведена из роли событием совсем неромантическим. Лодка начала протекать и наполняться водой так стремительно, что скончавшейся Леди Элейн пришлось срочно вскочить на ноги. Подняв золотую ткань и чёрную парчу, она ошеломлённо уставилась на длинную щель в дне барки, сквозь которую хлестала вода. Острый кол на пристани проткнул дно насквозь. Энни этого не знала, но мгновенно осознала опасность, в которой оказалась.
Плоскодонка так стремительно наполнялась водой, что доплыть в ней до нижнего мыса не было никакой надежды. С вёслами, может, и удалось бы, но девочки оставили их на причале.
Энни издала сдавленный вопль, которого никто не услышал. Лицо и даже губы её побелели, но здравомыслия она не утратила. У неё был только один шанс на спасение. Всего один.
– Я ужасно перепугалась, – рассказывала она на другой день миссис Аллан. – Мне казалось, что лодка подходила к мосту целую вечность, а вода в ней всё прибывала и прибывала. Я молилась, миссис Аллан, очень искренне, но глаз не закрывала. Ведь Бог мог спасти меня одним-единственным способом: позволить лодке подплыть как можно ближе к одной из опор моста, по которой я смогу выбраться наверх. Вы же знаете, эти опоры – просто старые стволы деревьев, на них много сучков и всяких углублений. И вот я молилась, но и сама старалась не оплошать, поэтому очень внимательно следила за лодкой. И повторяла снова и снова: «Дорогой Бог! Отнеси её, пожалуйста, как можно ближе к мосту, а дальше я справлюсь сама!» В таких обстоятельствах некогда думать, чтобы молиться красиво и длинно, но моя молитва была услышана. Лодка наткнулась прямо на опору. Я с чехлом и шалью через плечо ухватилась за неё, вскарабкалась на сучок и прижалась к старому скользкому стволу, не в силах пошевелиться. Это было ужасно неромантично, но вы же не думаете о романтике, когда только что избежали подводной могилы. Я вознесла благодарственную молитву, а затем ухватилась за сваю изо всех сил и стала ждать помощи. Потому что мне было ясно: без помощи я на сушу не выберусь.
Лодка, медленно пройдя под мостом, почти сразу же и затонула на самой середине пруда. Руби, Джейн и Диана, ждавшие её прибытия к нижнему мысу, это увидели. Ни секунды не сомневаясь, что она скрылась в пучине вместе с Лилейной Девой Элейн, девочки на мгновенье застыли и онемели, а затем с оглушительным визгом кинулись через лес, поля и дорогу, не догадавшись остановиться и бросить хоть один взгляд в сторону моста.
Энни, отчаянно вцепившаяся в ненадёжную опору, видела, как они мчатся, до неё доносились их вопли. Это внушало надежду, что вскоре подоспеет помощь. Но минуты шли, положение, в котором застыла невезучая Лилейная Дева Элейн, доставляло ей всё больше неудобств, а помощи так и не было. Где же девочки? Её начала охватывать паника. Вдруг они, все три, прямо на дороге упали в обморок? Тогда никто ничего не узнает и не придёт. А вдруг она совсем устанет и у неё не останется сил держаться?.. Энни глянула вниз, в зловещие зелёные глубины. Они стелились у неё под ногами длинными маслянистыми тенями. Она содрогнулась. Воображение щедро рисовало ей разные ужасы. Мышцы ныли от напряжения. Сколько времени она ещё сможет здесь провисеть?
Боль в мышцах стала невыносимой, и руки готовы были вот-вот разжаться, когда под мост вплыл на плоскодонке Хармона Эндрюса… Гилберт Блайт.
Случайно бросив на опоры взгляд, он пришёл в величайшее изумление при виде белого до прозрачности личика с огромными глазами, переполненными ужасом и одновременно презрением.
– Энни Ширли, как ты здесь оказалась? – крикнул он и, не дожидаясь ответа, подгрёб к опоре.
Энни вцепилась в протянутую руку. Иного выхода у неё не было. Мгновение спустя она оказалась в лодке – измученная, раздражённая, закутанная в промокшую чёрную шаль и жёлтый чехол – и села на корме. Излучать презрение к своему спасителю было не слишком удобно.
– Что случилось, Энни? – спросил Гилберт, взявшись за вёсла.
– Мы играли в Элейн, – холодно пояснила Энни, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Мне надо было плыть в Камелот на барке, то есть на лодке-плоскодонке, но она вдруг стала наполняться водой. Счастье ещё, что эта опора вовремя оказалась на пути. Девочки побежали за помощью, но, может, ты будешь так любезен, что довезёшь меня к причалу?
Гилберт с большим удовольствием оказался так любезен и догрёб к причала, где Энни, отвергнув его попытку помочь, легко перепрыгнула из лодки на берег, а затем бросила свысока:
– Очень вам признательна.
И отвернулась.
Гилберт выпрыгнул следом за ней и взял её за руку.
– Послушай, Энни, почему бы нам с тобой не стать друзьями? Мне ужасно стыдно, что я тогда посмеялся над твоими волосами. Но я не со зла, я просто хотел пошутить. Понимаю, это была очень глупая шутка. Но с тех пор прошло столько времени… Теперь у тебя очень красивые волосы, я правда так думаю. Давай будем друзьями.
Он произнёс это торопливо, с волнением, словно боясь, что она убежит, не дослушав. Энни на мгновение заколебалась. Сквозь броню её оскорблённого чувства собственного достоинства пробралось неожиданное ощущение, что ей приятен взгляд его ореховых глаз. Так приятен, что даже сердце, к её удивлению, сильно забилось. Но почти сразу же на неё вновь накатила горечь старой обиды. Сцена двухлетней давности вспомнилась живо и зримо. Нет, не могла она забыть унижения, которому Гилберт подверг её перед всей школой! И с яростью, которая более взрослому человеку могла показаться бы просто смешной, она подчёркнуто холодным и неприязненным тоном проговорила:
– Нет, я никогда не буду вашим другом, Гилберт Блайт. Решительно не желаю им становиться.
– Прекрасно! – Щёки Гилберта заалели, и он резко прыгнул в лодку. – Энни Ширли, я больше никогда не буду предлагать тебе дружбу. Мне на это полностью наплевать.
И он стремительно отчалил от берега, а Энни направилась вверх по заросшей папоротниками тропинке под клёнами. Она шла, гордо вскинув голову, но в душе её тлело сожаление, что она так ответила Гилберту. Конечно, тогда он ужасно её оскорбил, но всё же… И вдруг она подумала, что большим облегчением было бы сесть и как следует выплакаться. На неё разом навалилось всё: и раскаяние, и пережитый страх, и усталость от неимоверных усилий, благодаря которым ей удалось удержаться на опоре моста.
Миновав половину тропинки, она увидела Диану и Джейн. В состоянии, близком к безумию, они мчались обратно к пруду. Им не удалось никого позвать на помощь. Родителей Дианы не было дома. Узнав об этом, Руби Гиллис закатила истерику. Оставив её самостоятельно успокаиваться, Диана и Джейн побежали через Призрачный лес и через ручей в Зелёные Мансарды, но и там было пусто. Марилла уехала в Кармоди, а Мэттью заготавливал сено на дальнем поле.
– О Энни! – Диана, плача от радости и облегчения, кинулась ей на шею. – Мы думали… О Энни, мы думали… Мы думали… что… ты… утонула. И чувствовали себя… убийцами… Потому что… уговорили тебя стать Элейн. Руби в истерике. О Энни, как же ты спаслась?