Марилла с нежностью наблюдала за Энни, на что никогда не решилась бы при более ярком свете, чем тот, что сейчас лишь отблесками выхватывал пространство кухни из сумерек. Навык лёгкого и открытого проявления любви давался Марилле столь же трудно, сколь сильны были её любовь и привязанность к этой худенькой сероглазой девочке. Именно поэтому Марилла боялась проявлять излишнюю снисходительность. Её не покидало чувство, что греховно привязываться до такой степени к человеческому существу, что есть риск причинить девочке вред. И, отдавая Энни всё своё сердце, она укрывалась за строгостью и порой чрезмерной требовательностью, из-за чего та не могла до конца понять, насколько любима и дорога ей. Как же она жаждала большего сочувствия! Но, даже досадуя, что Марилле редко можно угодить, или возмущаясь, когда та не разделяла её интересов, Энни торопилась себя одёрнуть, вспоминая немедленно, сколь многим обязана ей.
– Энни, – нарушила вдруг тишину Марилла. – Мисс Стейси была у нас днём, когда вы с Дианой где-то носились.
Энни, вздрогнув, выскользнула из воображаемого мира.
– Была у нас? Ой, как жаль, что вы меня не позвали. Мы с Дианой были поблизости, в Призрачном лесу. В лесах сейчас так чудесно! Все маленькие растения – папоротники, атласники, ягоды ежевики – исчезли, будто кто-то укрыл их до весны покрывалом из листьев. Я вообразила, как маленькая фея в шарфе из радуги прокралась на цыпочках в ночь последнего полнолуния и сделала это. Но Диана не хотела слушать про фею. Она до сих пор не может забыть, как мама её отругала за призраков, которыми мы населили лес, и это подавило её воображение… Миссис Линд говорит, что Миртл Белл – подавленное существо. Я спросила у Руби Гиллис, почему она подавленная, и Руби ответила, что жених разорвал с Миртл помолвку, но Руби Гиллис все причины видит только в молодых людях и помолвках, и чем старше становится, тем у неё с этим хуже. Молодые люди хороши на своём месте, и нельзя ими объяснять любое явление в жизни. Мы с Дианой всерьёз подумываем твёрдо пообещать друг другу, что никогда не выйдем замуж, останемся добропорядочными старыми девами и будем вечно жить вместе. Правда, Диана ещё не решилась окончательно. Она думает, что, возможно, будет благороднее выйти замуж за кого-нибудь дикого, лихого, нехорошего молодого человека и исправить его. Знаете, мы с Дианой много сейчас разговариваем на серьёзные темы. Мы чувствуем, что теперь, когда стали старше, уже как-то неловко говорить о всяких детских глупостях. Это так серьёзно, когда тебе уже почти четырнадцать… В прошлую среду мисс Стейси водила нас, девочек-подростков, к ручью и беседовала с нами об этом. Она сказала, что привычки, которые мы приобретаем в подростковом возрасте, формируют характер. К двадцати годам он уже будет полностью сформирован, и его не изменить. А это фундамент всей будущей жизни, и, если он шаткий, на нём ничего стоящего не построишь. Мы с Дианой серьёзно обсудили это, возвращаясь из школы, и решили быть очень осторожными, вырабатывать исключительно добропорядочные привычки, учиться всему, чему сможем, и поступать как можно более благоразумно. Тогда к двадцати годам наши характеры точно уж сформируются правильно. Ох, Марилла, как ужасно думать о том, что тебе будет двадцать… Это звучит пугающе: старо и взросло. Но почему мисс Стейси к нам заходила сегодня днём?
– Именно это я и хочу тебе рассказать, Энни, если ты мне позволишь вставить хоть слово. Она говорила о тебе.
– Обо мне? – Энни вдруг очень смутилась, а потом, вспыхнув, выпалила: – Я знаю, что именно. Я сама собиралась вам честно рассказать, но забыла. Мисс Стейси вчера застукала меня на уроке истории за чтением романа «Бен-Гур» вместо учебника. Джейн Эндрюс одолжила мне его почитать во время обеденной перемены. Но я так увлеклась сценой гонки на колесницах, что, когда начался урок, не смогла оторваться. Мне очень хотелось узнать, чем всё закончится, хоть я не сомневалась, что Бен-Гур победит. Иначе нарушилась бы поэтическая справедливость. На парте у меня лежала раскрытая «История Канады», а под партой лежал на коленях «Бен-Гур». Со стороны казалось, будто я изучаю историю Канады, а на самом деле читала «Бен-Гура». Как тут было заметить, что ко мне подошла мисс Стейси? Поднимаю голову, а она на меня укоряюще смотрит… Передать не могу, до чего мне стало стыдно, особенно когда Джози Пай захихикала. Мисс Стейси отобрала у меня «Бен-Гура», но ничего не сказала, а после урока попросила меня задержаться и стала объяснять, что поступок мой плох сразу по двум причинам. Во-первых, я зря тратила время, которое должна была уделить учёбе, а во-вторых, обманывала учительницу, прикидываясь, будто читаю учебник истории Канады, когда на самом деле читала роман. О Марилла, до этого момента мне даже в голову не приходило, что я её обманываю. Мне стало горько до слёз. Я плакала, просила у мисс Стейси прощения, обещала, что никогда больше так не поступлю, во искупление целую неделю не стану даже смотреть на «Бен-Гура», хотя очень хочу узнать, чем закончились гонки на колесницах. Но мисс Стейси ответила, что не требует от меня никаких жертв и, если я всё поняла, ей достаточно. Поэтому, я считаю, с её стороны не очень хорошо приходить и жаловаться на меня.
– Мисс Стейси совсем на тебя не жаловалась, Энни. Не путай свою нечистую совесть с целью её прихода. И перестань таскать в класс романы. Ты и без того слишком много их читаешь. Когда я была девочкой, мне даже глядеть не позволяли на всякие романчики.
– Как вы можете называть «Бен-Гура» романчиком! Это же очень религиозная книга! – возмутилась Энни. – Может, конечно, слишком увлекательная для воскресного чтения, но я ведь читаю её только по будним дням. Я теперь не читаю ни одной книги, прежде чем мисс Стейси и миссис Аллан не сочтут её подходящей для девочки почти четырнадцати лет. Это мисс Стейси взяла с меня такое обещание, когда застала меня за чтением «Ужасной тайны зала с привидениями». Мне её дала Руби Гиллис. О Марилла, это такой захватывающий и жуткий роман! У меня кровь стыла в жилах. Но мисс Стейси считает его глупой и вредной книгой. И когда она мне это сказала, я без труда дала ей обещание не читать больше ничего подобного. Только было мучительно трудно вернуть Руби этот роман, не узнав, чем всё закончилось. Но любовь к мисс Стейси помогла мне справиться с любопытством. Чем только не пожертвуешь и чего только не сделаешь, когда действительно хочешь порадовать человека.
– Наверное, мне пора зажечь лампу и заняться делами, – перебила её Марилла. – Смотрю, тебе не слишком интересно, что сказала мисс Стейси. Гораздо больше тебя волнует звук собственного голоса.
– Нет, я, конечно, хочу знать, Марилла! Ни слова не скажу больше. Я знаю, что говорю слишком много, но очень стараюсь это преодолеть. И хотя я говорю слишком много, но, если бы вы узнали, сколько всего ещё мне хочется сказать, но я удерживаюсь, вы бы наверняка похвалили меня. Расскажите же, Марилла, пожалуйста!
– Мисс Стейси решила организовать класс из самых успевающих учеников, которые хотят готовиться к вступительным экзаменам в Королевскую академию. Она будет проводить с ними дополнительный часовой урок каждый день после основных занятий. Сегодня она приходила узнать, хотим ли мы с Мэттью, чтобы ты училась в этом классе. Что скажешь, Энни? Ты хотела бы поступить в академию и потом стать учителем?
– О Марилла! – выпрямив сложенные по-турецки ноги, девочка встала на колени и молитвенно сложила руки. – Это была мечта всей моей жизни. Вернее, последних шести месяцев – с тех самых пор, как Руби и Джейн заговорили о подготовке к экзаменам в академию. Я просто об этом молчала. Мне казалось, у меня нет надежды, но, конечно же, я очень хочу стать учителем. Только… это ведь ужасно дорого. Мистер Эндрюс сказал, что учёба Присси ему обошлась в сто пятьдесят долларов. А она не была тупицей в геометрии.
– Пусть это тебя не волнует. Мы с Мэттью решили сделать для тебя всё, что можем, и дать хорошее образование. Убеждена, что девушке необходима профессия, которой она способна сама себя обеспечить, – неважно, понадобится ей это в жизни или нет. Пока мы с Мэттью живы-здоровы, Зелёные Мансарды всегда будут твоим домом. Но кто знает, что ждёт нас дальше? Надо быть готовым ко всему. Присоединяйся к этому классу, Энни, и, если желаешь, сдавай вступительные экзамены.
– О Марилла, спасибо! – Энни крепко её обняла и, глядя ей в лицо, продолжила: – Я безумно благодарна вам с Мэттью. Буду учиться изо всех сил и стараться, чтобы вы мной гордились. Особых успехов в геометрии от меня, конечно, не ждите, но в остальном, полагаю, достигну хорошего уровня, если как следует потружусь.
– Смею надеяться, у тебя неплохо получится. Мисс Стейси считает тебя умной и прилежной, – Марилла, не желая льстить тщеславию Энни, умолчала о похвалах, щедро расточённых учительницей. – Только не впадай в крайности и не стремись убиться над книгами. Спешить некуда, у тебя есть до поступления ещё целых полтора года. Но мисс Стейси считает, что начать заниматься следует заранее, чтобы хорошо подготовиться.
– Я буду заниматься гораздо больше, чем когда-нибудь прежде, – упоённо проговорила Энни. – Ведь теперь у меня есть цель. Миссис Аллан считает, у всех должна быть в жизни цель и к ней нужно неуклонно стремиться. Только сперва нужно проверить, достойная ли это цель, а уж потом стремиться… Но стать учителем, как мисс Стейси, по-моему, очень достойная цель, правда, Марилла? Учитель – очень благородная профессия.
Подготовительный класс вскоре открылся. В него перешли Гилберт Блайт, Энни Ширли, Руби Гиллис, Джейн Эндрюс, Джози Пай, Чарли Слоан и Муди Сперджон Макферсон – но не Диана. Родители не собирались отдавать её в Королевскую академию. Энни восприняла это как катастрофу: ведь с того самого дня, когда Минни Мэй болела крупом, их ещё ни разу не разлучали. И когда класс впервые остался на дополнительный урок, а Диана, медленно выйдя из школы, направилась к дому одна по Берёзовой аллее и Фиалковой долине, Энни едва удержалась, чтобы не кинуться вслед за подругой. К горлу под