– А что стало с вашим сочинительным клубом? Давно о нём от тебя не слышу.
– Его больше не существует. У нас нет на него времени. Да он нам и наскучил. Глупо было писать о любви, убийствах, тайных побегах с возлюбленными и всяких ужасах. Мисс Стейси просит нас сочинять для практики какой-нибудь рассказ, но мы не должны касаться ничего такого, о чём сами понятия не имеем и чего не могло произойти в Авонли и в нашей собственной жизни. Наши работы она потом подробно разбирает, и мы тоже в этом участвуем. Я раньше даже не подозревала, что в моих сочинениях столько недостатков, а когда поняла, мне стало ужасно стыдно. И когда я научилась отыскивать их, то хотела вообще отказаться от сочинительства. Но мисс Стейси сказала, что у меня всё получится, если я буду сама себе суровым критиком. Теперь я стараюсь им быть.
– У тебя осталось всего два месяца до поступления. Думаешь, сможешь сдать экзамены?
Энни поёжилась.
– Не знаю. Иногда мне кажется, что всё будет в порядке, а иногда такой страх накатывает… Мы старались заниматься как можно лучше. И мисс Стейси нас хорошо подготовила. Но кто знает? У каждого есть какое-нибудь слабое место. У меня геометрия, у Джейн латынь, у Руби и Чарли алгебра, у Джози арифметика. А Муди Сперджон сказал: «Чует моё сердце, провалюсь на истории Англии». Мисс Стейси устроит нам пробные экзамены, такие же трудные, как при поступлении в академию, и оценивать нас станет так же строго, как там. После этого мы получим полное представление о том, что нас ждёт. Ох, Марилла, скорее бы это уже началось и закончилось! Я просыпаюсь по ночам и думаю, что мне делать, если не поступлю.
– Пойдёшь ещё на год в школу, а потом опять попытаешься, – спокойно ответила Марилла.
– Да у меня, наверное, никогда больше духа не хватит. Провал будет таким позором! Особенно если Гил… ну, другие поступят. Я ужасно нервничаю на экзаменах. Это может сильно мне навредить. Вот бы иметь такие нервы, как у Джейн Эндрюс! Её ничто не смущает.
Энни вздохнула и, оторвав взгляд от заманчивого весеннего мира с его ласковым ветерком, синевой и колдовством проклюнувшейся в саду зелени, решительно взялась за книгу. Будут, конечно, другие вёсны, но Энни чувствовала: если она провалит экзамены, ей уже никогда не прийти в себя настолько, чтобы сполна наслаждаться ими.
Глава 32. Список поступивших опубликован
В конце июня семестр завершился, а вместе с ним пришёл и последний день работы мисс Стейси, которая наконец покидала Авонли. Вечером Энни и Диана угрюмо брели домой. Глаза у обеих опухли и покраснели от слёз, а влажные носовые платки убедительно свидетельствовали, что прощальное слово учительницы оказалось не менее трогательным, чем произнесённая по такому же поводу три года назад речь мистера Филипса.
Диана с горестным вздохом оглянулась на школьное здание у подножия елового холма.
– Кажется, что наступил конец всему, правда? – уныло произнесла она.
– Ну тебе не должно быть так плохо, как мне, – пытаясь найти хоть клочок сухого места на промокшем носовом платке, ответила Энни. – Ты осенью вновь вернёшься в эту школу, а я, если, конечно, мне повезёт, сегодня покинула её навсегда.
– Но ведь в школе всё станет совсем по-другому. Ни мисс Стейси, ни тебя, ни Джейн, ни Руби… Я там останусь одна. Да мне просто не вынести, если у меня будет другая соседка по парте, а не ты. О Энни, до чего же весёлые были у нас времена! Ужасно, что им навечно настал конец. – И по носу Дианы скатились две крупные слезы.
– Я бы смогла перестать плакать, если бы ты перестала, – с надеждой глянула на неё Энни, – но стоит мне спрятать платок, как ты начинаешь снова, ну и я вслед за тобой. Миссис Линд говорит: «Если не можешь быть жизнерадостной, то хоть взбодрись насколько возможно». Я сильно подозреваю, Диана, вот именно в данный момент даже точно знаю, что не поступлю. И такие мысли посещают меня всё чаще.
– Но ты же прекрасно сдала пробные экзамены, которые вам устроила мисс Стейси.
– Да, но на них я не волновалась. А когда думаю о настоящих экзаменах, ты не представляешь себе, какой холодок бежит у меня по сердцу. И номер на экзамене мне достался тринадцатый. А Джози Пай говорит, что это несчастливое число. Я не суеверная и знаю: нет несчастливых чисел, но всё же… хотелось бы другой номер.
– А я хотела бы поступать вместе с тобой, – тоскливо глянула на неё Диана. – Мы бы так чудесно проводили время! Но тебе, видно, придётся по вечерам корпеть над учебниками.
– Нет. Мисс Стейси взяла с нас честное слово, что мы вовсе не будем открывать учебники. Нам нужно побольше гулять, как следует высыпаться, а об экзаменах вовсе не думать. Очень хороший совет, но, наверное, ему будет трудно следовать. С хорошими советами вечно так. Присси Эндрюс мне рассказывала, что, когда сдавала экзамены, по полночи просиживала в слезах над учебниками. И я собираюсь просиживать уж никак не меньше. Очень мило со стороны твоей тёти Джозефины, что она пригласила меня к себе пожить, пока я буду в городе.
– Ты мне оттуда будешь писать?
– Да, напишу. Во вторник. Узнаешь, как у меня прошёл первый день.
– В среду начну осаду почтового отделения, – пообещала Диана.
Энни уехала в понедельник, а в среду Диана, осадившая почтовое отделение, дождалась письма.
«Дорогая Диана!
Сейчас вечер вторника. Пишу тебе в библиотеке «Буков». Вчера мне стало до ужаса одиноко в своей комнате, и я так мечтала, чтобы ты оказалась рядом со мной! Я не «корпела», соблюдая слово, данное мисс Стейси, но мне очень трудно было удержаться и не раскрыть учебник истории. По-моему, легче было даже удерживаться от чтения романа, пока не сделаны все уроки.
Этим утром зашла мисс Стейси, и мы вместе отправились в академию, захватив по пути Джейн, Руби и Джози. Руби меня попросила пощупать её руки, и они у неё оказались ледяные. Джози сказала мне, что я выгляжу так, словно ночью глаз не сомкнула, и она считает меня недостаточно сильной, чтобы окончить академию, даже если я в неё поступлю. Ох, Диана, кажется, мне всё-таки не по плечу задача, которая называется «возлюби Джози Пай».
Когда мы дошли до академии, там оказалось множество поступающих со всего острова. Первый, кого мы встретили, был Муди Сперджон. Он сидел на ступеньках и бубнил что-то себе под нос. Джейн спросила, что он бормочет, и оказалось, он успокаивает себе нервы повторением снова и снова таблицы умножения. Дескать, если он остановится хоть на секунду, то всё от страха забудет, а таблица умножения удерживает в его голове все знания на нужном месте.
Когда нас развели по классам, мисс Стейси пришлось уйти. Мы с Джейн сидели вместе, и она была так спокойна, что я ей завидовала. Ей-то уж точно никакой таблицы умножения не требовалось, голова вполне работала и без неё. А мне оставалось только надеяться, что выгляжу лучше, чем чувствую себя, и никто не слышит, как громко стучит моё сердце. К нам вошёл мужчина и раздал листки с вопросами по английскому языку. Я взяла свой, и голова у меня закружилась, а руки похолодели. Это был ужасный момент. Я чувствовала себя так же жутко, как четыре года назад, когда спросила Мариллу, останусь ли в Зелёных Мансардах. А затем голова моя прояснилась, сердце снова забилось (забыла тебе сказать, что до этого оно остановилось совсем!), и я поняла: с этим листком я всё-таки справлюсь.
В полдень нас отпустили домой пообедать, а потом мы сдавали историю. Вопросы по ней были очень трудные, я сперва ужасно запуталась с датами, но в итоге вроде неплохо справилась. Только ведь завтра, ох, Диана, завтра предстоит экзамен по геометрии! Стоит о нём подумать, и я вынуждена напрягать свою волю, всю, до самой мелкой крупицы, чтобы не уткнуться в Эвклида. Будь я уверена в успокоительных свойствах таблицы умножения, твердила бы её, не переставая, до завтрашнего утра.
Вечером отправилась повидаться с девочками в их пансион и по дороге встретила Муди Сперджона. Он бродил рассеянными кругами и сказал, что, без сомнения, провалился на истории, уродился вечным разочарованием для своих родителей, поэтому завтра утренним поездом вернётся домой и лучше станет плотником – это гораздо легче, чем стать священником. Я спросила его, как отнеслась бы мисс Стейси к его позорному бегству до окончания экзаменов. Тогда он немного пришёл в себя и решил не уезжать. Диана, я иногда жалею, что не родилась мальчиком, но, когда вижу Муди Сперджона, наоборот, радуюсь, что я девочка и к тому же не его сестра.
Руби я застала в истерике из-за ошибки на экзамене по английскому языку, ей только сейчас удалось её обнаружить. Когда она наконец успокоилась, мы пошли в город, ели мороженое и жалели, что тебя с нами нет, Диана.
Ох, если бы только экзамен по геометрии остался уже позади! Но, как говорит миссис Линд, солнце по-прежнему будет вставать и садиться, сдам я геометрию или нет. Это так и есть, но мало меня утешает. Лучше пусть оно остановится, если я провалюсь.
Наконец и экзамен по геометрии, и все прочие прошли положенным чередом, и в пятницу вечером Энни, порядком уставшая, но овеянная предчувствием триумфа, прибыла домой и встретилась с прибежавшей к Катбертам Дианой. Встретились они так, словно были в разлуке много лет.
– Просто не верится, что я снова вижу тебя, дорогая моя старушка! – кинулась ей навстречу Диана. – Кажется, целая вечность прошла с твоего отъезда. Ну, рассказывай же, как дела!
– Полагаю, недурно. Только насчёт геометрии сомневаюсь, сдала ли. Мерзкое подозрение, что провалилась. Но как же прекрасно вернуться! Нет места в мире красивей и лучше Зелёных Мансард.
– А остальные справились? – продолжала расспросы Диана.
– Девочки не уверены, что сдали, но мне кажется, у них всё неплохо. Джози похвасталась, что геометрия была для неё легче некуда – она бы и в девять лет с ней справилась. Муди Сперджон не перестаёт твердить, что провалил историю, а Чарли считает, что провалил алгебру. Но на самом деле нам остаётся только гадать, пока не опубликованы списки поступивших. А это произойдёт не раньше чем через две недели. Представляешь себе, Диана, целые две недели неизвестности! Хотела бы я беспробудно заснуть и спать до тех пор, пока не наступит ясность.