– О Диана! – заключила подругу в объятия Энни. – Как хорошо вернуться… Наконец-то я вижу вновь из окна эти остроконечные ели. А небо над ними!.. Нигде больше нет такого неба. И сад в цвету, и ветви моей дорогой старой Снежной Королевы постукивают по стене, и запах мяты витает в воздухе… И твои розы – они словно песня, надежда и молитва одновременно!
– А мне казалось, тебе теперь Стелла Мейнард гораздо ближе меня, – с лёгким укором в голосе произнесла Диана. – Джози Пай говорит, что ты просто обмираешь по ней.
Энни, расхохотавшись, забросала подругу уже порядком увядшими нарциссами из букета, вручённого ей в академии.
– Стелла Мейнард – самая милая девушка в мире, за исключением одной другой, и эта другая – ты, Диана! Я люблю тебя даже больше, чем прежде, и мне столько всего нужно тебе рассказать… Только потом. А сейчас я просто ужасно рада, что ты сидишь здесь и я вижу тебя. Сил нет, как устала от этой безумной гонки. Завтра лягу в саду на траву и два часа пролежу, совершенно ни о чём не думая.
– Ты потрясающе справилась, Энни. Но если ты получила Эйвери, то уже не пойдёшь преподавать в школу?
– Нет. С сентября у меня начнётся учёба в Редмонде. Правда, чудесно? Надеюсь, за три месяца этих славных каникул у меня появится большой запас новых целей. Джейн и Руби собираются преподавать. Как хорошо, что все мы, даже Муди Сперджон и Джози Пай, успешно закончили!
– Попечители из Ньюбриджа уже предложили Джейн школу. Гилберт Блайт тоже будет преподавать. Он вынужден. У его отца нет средств, чтобы оплатить ему дальнейшее образование, и он собирается сам заработать нужную сумму. Думаю, станет учителем в нашей школе. Мисс Эймс вроде бы решила уволиться.
Эта новость оказалась для Энни неожиданной и порядком её огорчила. Она-то была почти уверена, что Гилберт тоже собирается в Редмонд. И как ей теперь быть без их вдохновляющего соперничества? Не потускнеет ли для неё честь учёбы в современном колледже совместного обучения без её друга-врага? Останется ли столь же заманчивой перспектива получить степень бакалавра?
Наутро за завтраком Энни бросилось в глаза, как плохо выглядит Мэттью. Даже волосы стали гораздо седее, чем год назад.
– Марилла, Мэттью здоров? – решилась спросить она, когда он вышел из дома.
– В том и беда, что нет, – с тревогой отозвалась та. – Этой весной, Энни, у него с сердцем стало ещё хуже, а он совсем не щадит себя. Я очень о нём беспокоилась, но в последнее время ему стало получше. К тому же мы наняли хорошего работника. Теперь Мэттью передохнёт и, надеюсь, поправится. Да и ты теперь дома. Это уж точно его подбодрит.
Энни, перегнувшись через стол, обхватила ладонями лицо Мариллы.
– Вы тоже выглядите хуже, чем я привыкла. Более усталой. Боюсь, слишком много работаете. Нужно вам отдохнуть, раз я теперь дома. Мне требуется всего один выходной. Хочу обойти свои любимые места и вспомнить прежние мечты. Потом придёт ваша очередь лениться, а я поработаю.
Марилла ласково посмотрела на неё.
– Дело не в работе, а в моих головных болях. Они стали слишком частыми. И болит где-то прямо за глазами. Доктор Спенсер так тщательно подбирал мне очки – возился, возился, а толку от них никакого. В конце июня на остров приедет известный окулист, и мистер Спенсер советует мне обязательно показаться ему. Наверное, так и сделаю. А то мне уже и читать, и шить тяжело. А ты, Энни, очень успешно справилась. Получить в один год лицензию первой категории и стипендию Эйвери… Пусть миссис Линд сколько угодно твердит, что от гордости до греха один шаг, а высшее образование для женщин – прямой путь к гордыне, который уводит их в сторону от истинного предназначения. Ни единому слову её не верю. Кстати о Рэйчел… Слышала ли ты что-нибудь в последнее время про банк Эбби?
– Слышала, он ненадёжен, – ответила Энни. – А почему вы спрашиваете?
– Потому что Рэйчел говорит то же самое. Она заходила на прошлой неделе и сказала, что об этом ходят слухи. Мэттью очень забеспокоился. У нас ведь всё скопленное до последнего пенни лежит в этом банке. Я-то хотела держать деньги в банке Сейвингса, но старый мистер Эбби был большим другом нашего с Мэттью отца. Отец всегда держал деньги в его банке, и Мэттью казалось, такому человеку спокойно можно доверять.
– Да он ведь уже очень стар и давно только числится хозяином банка, а управляет им на самом деле его племянник, – поделилась Энни тем, что ей было известно.
– После того как Рэйчел нам сообщила о слухах, мне показалось, что самое разумное – поскорее забрать наши деньги, – продолжала Марилла. – Мэттью сперва согласился, но вчера мистер Рассел заверил его, что с банком всё в порядке.
Свой «выходной» Энни провела прекрасно. Все милые ей места дождались её теми же, как она их покинула. День стоял ясный, наполненный золотом солнца и почти без теней. Взгляд радовало обилие цветов. Энни понежилась два часа на траве во фруктовом саду, потом пошла к Пузырькам Дриады, Озеру Ив, Фиалковой долине, пообедала в доме священника с миссис Аллан и, наконец, направилась с Мэттью по аллее Влюблённых к дальнему пастбищу, чтобы пригнать оттуда коров.
Пронизанный закатом лес великолепным тёмно-зелёным массивом спускался с вершины западного холма к самому подножию. Мэттью шёл медленно. Энни старательно подстраивала свои пружинящие шаги под его тяжёлую походку.
– Вы слишком много работали сегодня, Мэттью, – с укором сказала она. – Позвольте себе хоть немного расслабиться.
– Ну я прямо как-то не могу, – ответил он, отворяя ворота во двор, чтобы впустить коров. – Старею я, видишь ли, Энни, однако по мне куда лучше, когда об этом не вспоминаешь. Сызмальства тяжко работал и предпочту умереть в упряжке.
– Если бы я оказалась мальчиком, как вы и хотели тогда, то могла бы теперь во всём помогать вам, и работа для вас стала бы гораздо приятнее. Жаль, что это не так.
– Ну тебя-то я не променял бы и на дюжину самых славных мальчишек, – похлопал её по руке Мэттью. – Заметь, даже дюжина их для меня ни в какое с тобой сравнение не идёт. И стипендию Эйвери разве мальчик взял? Не-ет, девочка. Девочка Энни. Моя девочка, которой я очень горжусь.
И он, застенчиво улыбаясь, пошёл по двору.
Энни, бережно подхватив эту сценку, унесла её к себе в комнату, где долго потом сидела перед сном у окна, вспоминая о прошлом и мечтая о будущем. А за окном туманно белела Снежная Королева, лягушки пели за Яблоневым склоном, и луна высоко висела над елями.
Эта ночь навсегда запомнилась Энни. Ведь она оказалась последней чудесной тихой благоухающей ночью перед тем, как жизни её коснулось горе. Горе, после ледяного прикосновения которого жизнь никогда не остаётся прежней.
Глава 37. Гонец по имени Смерть
– Мэттью! Мэттью! В чём дело, Мэттью? Тебе плохо? – отрывисто спрашивала Марилла, и с каждым словом в её голосе возрастала тревога.
Энни, вернувшаяся из сада с охапкой нарциссов, увидела Мэттью. Лицо его было серым. Он замер у двери со сложенной газетой в руках. Энни уронила цветы (прошло много времени, прежде чем она снова смогла спокойно видеть нарциссы и чувствовать их запах), и они с Мариллой одновременно кинулись через кухню к Мэттью.
Они опоздали. Прежде чем им удалось подхватить его, он рухнул поперёк порога.
– Сознание потерял, – прохрипела Марилла. – Энни, беги скорее за Мартином. Он в амбаре. Скорее. Скорее!
Мартин, наёмный работник, только что возвратившийся с почты, тут же помчался за доктором, лишь на несколько секунд остановившись возле дома Барри, чтобы позвать их на помощь. Миссис Линд, зашедшая к Барри по какому-то делу, поспешила вместе с ними к Зелёным Мансардам.
Энни и Марилла, склонившись над Мэттью, пытались привести его в чувство.
Миссис Линд, оттеснив осторожно их в сторону, пощупала ему пульс, затем приложила руку к его груди, а затем перевела горестный и заблестевший от слёз взгляд на встревоженные лица обеих.
– Ох, Марилла, не думаю, что мы в силах ему помочь.
– Миссис Линд, вы не думаете… Вы не можете думать, что Мэттью… – Энни никак не удавалось произнести ужасное слово. Лицо её было бледно и искажено скорбью.
– Да, дитя. Боюсь, это так. Посмотри на его глаза. Если бы ты с моё повидала таких остановившихся глаз, то поняла бы сама.
И Энни поняла. На бескровном и неподвижном лице Мэттью лежала печать смерти.
Доктор лишь констатировал очевидное. Смерть, сказал он, наступила мгновенно, была, скорее всего, безболезненной, и вызвало её, видимо, какое-то сильное потрясение.
Причина потрясения обнаружилась в газете, которую Мэттью держал в руках. Мартин привёз её с почты, и в ней была опубликована информация о банкротстве банка Эбби.
Скорбная весть, что Мэттью больше нет, быстро разнеслась по Авонли. Весь день друзья и знакомые толпились в Зелёных Мансардах, приходили и уходили, отдавая дань доброго отношения усопшему и поддерживая по мере сил Мариллу и Энни. Впервые тихий застенчивый Мэттью стал центром всеобщего внимания, словно белый венец смерти на его челе возвысил его до королевской значимости.
Всё затихло в Зелёных Мансардах, лишь когда их укутала ночь. Гроб с телом Мэттью Катберта стоял в гостиной. Седые длинные волосы обрамляли его застывшее навеки лицо. Теперь оно выглядело спокойным. Губы Мэттью сложились в мягкой улыбке, словно он просто спал и видел хороший сон. Вокруг него были разложены цветы – милые старомодные цветы, посаженные ещё матерью Мэттью и Мариллы в первый год замужества. Мэттью всегда относился к ним с безмолвной нежностью. Теперь Энни собрала их и принесла ему – последнее, что она могла для него сделать.
Чета Барри и миссис Линд в эту ночь остались в Зелёных Мансардах. Диана, подойдя к восточной мансарде и увидев сидевшую у окна подругу, спросила с нежностью:
– Энни, милая, тебе хотелось бы, чтобы я провела с тобой эту ночь?
– Спасибо, Диана, – очень серьёзно отозвалась та, глядя Диане в глаза. – Надеюсь, ты не обидишься и поймёшь меня. Мне сейчас необходимо остаться одной. С тех пор как это с