А пятую леди зовут миссис Грант. Она – приятная старушечка; но, поскольку миссис Грант обо всех говорит только хорошее, – она не слишком интересная собеседница.
А теперь вернёмся к Джонасу, Энни.
В первый же день, как я сюда приехала, мы с ним познакомились. Он сидел за столом напротив меня и улыбался так открыто, словно знал меня с пелёнок. Дядюшка Марк сообщил мне, что его зовут Джонас Блейк, и он – студент богословского факультета в Санкт-Колумбии. Он приехал в Проспект-Пойнт на лето, чтобы поработать в местной церкви.
Ну и страшилка же он – я таких ещё не видывала! У него большое, крупное тело и непропорционально длинные ноги. Волосы у него – как пакля, к тому же, спутанные. Глазищи – зелёные, рот слишком большой, а уши… Вот на уши я как-то не посмотрела, так что ничего не могу сказать.
А вот голос у него очень красивый, и если закрыть глаза, то возникает образ эдакого Прекрасного Принца… Думаю, он – добрая душа, и характером его Бог не обидел.
Мы с ним быстро нашли общий язык. Представьте, он тоже закончил Редмонд! Это – как бы связующее звено между нами. Мы уже вместе ловили рыбу и катались на лодке! А ещё мы бродили по песчаному берегу, под луной… При лунном свете я даже не замечаю его внешних недостатков! Воистину, он может быть обаятельным!
Пожилые дамы – за исключением миссис Грант! – не одобряют Джонаса, потому что он много смеётся и шутит и явно предпочитает общество такой легкомысленной девицы, как я, их престарелому кругу…
Почему-то, Энни, мне не хотелось бы, чтобы он думал обо мне, как о какой-нибудь… финтифлюшке! Я не могу этого объяснить… Это так глупо! Ну какое мне может быть дело до того, что обо мне подумает этот Джонас, с волосами, как пакля? Да откуда он вообще взялся?
В прошлое воскресенье он читал проповедь в местной церкви. Я, естественно, присутствовала во время службы, но никак не ожидала, что в тот день проповедовать будет именно он. Тот факт, что он священник – вернее, готовится им стать, – поверг меня в смущение. Не шутка ли это, которую он сыграл со мной?
Итак, Джонас читал проповедь. Не прошло и десяти минут, как я вдруг ощутила себя совсем маленькой, как… какое-нибудь простейшее, не заметное невооружённым глазом. Он ни словом не обмолвился о женщинах и ни разу на меня не взглянул. Но я вдруг поняла, что я просто легкомысленная попрыгунья-стрекоза с жалкой душонкой, по сравнению с тем идеалом женщины, который он лелеет в своём сердце. ОНА в его представлении – величественная, сильная и благородная. А я что?..
Его проповедь была очень честной, правдивой и искренней. Знаете, а ведь он – настоящий пастор! Вернее, у него есть всё для того, чтобы им стать со временем. И как это раньше он мне казался таким невзрачным (а, в общем-то, так оно и есть!)? В церкви, когда глаза его засияли так воодушевлённо, и я заметила, что у него высокий лоб интеллектуала, который раньше закрывали спутанные волосы, – я нашла его совсем другим.
Служба оказалась чудесной, я могла бы слушать её, не переставая, но после неё мне вдруг стало грустно. Ну почему я совсем не такая, как вы, Энни?
Он догнал меня по дороге домой и улыбнулся так же весело, как и всегда. Но его беззаботная улыбочка уже никогда больше не введёт меня в заблуждение! Я видела НАСТОЯЩЕГО Джонаса. Интересно, видит ли он НАСТОЯЩУЮ Фил, которую до сих пор никто не видел, даже вы, Энни.
«Джонас! – сказала я, забыв обратиться к нему, как к мистеру Блейку. Ужасно, не правда ли? Но иногда ведь не соблюдаешь правила этикета! Так вот, я продолжала: – Вы родились для того, чтобы стать священником. Это – ваша миссия здесь, на земле.»
«Вы правы, – серьёзно заметил он. – Я перепробовал самые разные занятия. Долгое время я вовсе и не думал о том, чтобы им стать. Но, в конце концов, я понял своё назначение и то, что должен делать. С Божьей помощью, я постараюсь стать достойным своего будущего сана.»
Голос его был полон благоговения, и я подумала, что всё у него обязательно получится так, как надо. И счастлива будет та женщина, которая пойдёт рядом с ним по жизненному пути и станет ему во всём помогать! Её не должны волновать капризы моды, но она… всегда должна знать, какую шляпку надеть. Возможно, у неё и будет всего одна шляпка! У пасторов ведь вечно тощие кошельки! Но, какая разница, одна у неё шляпка или ни одной? Главное, с ней рядом будет Джонас.
Энни Ширли, не хотите ли вы сказать прямо или намекнуть, и не думаете ли вы, что я… влюбилась в мистера Блейка? Как говорит дядюшка Марк: «Это невозможно и, более того, – невероятно.»
Доброй ночи!
P.S. Да, это невозможно, но… очень похоже на правду… А это счастье и несчастье одновременно! И ещё я боюсь, сама не знаю чего. Конечно, ЕМУ до меня и дела нет и, похоже, НИКОГДА не будет. Думаете, когда-нибудь я смогу стать достойной женой пастора?
Интересно, а подавать всем благой пример во время молитв я тоже могла бы? Ф.Г.»
Глава 25. Появление прекрасного принца
– Меня мучают сомнения! Что лучше, – остаться в комнате или пойти прогуляться? – сказала Энни, выглядывая из окна Пэтти-Плейс и обозревая силуэты сосен в парке, вдали. Она продолжала, обращаясь к тёте Джимси:
– Собираюсь расслабляться сегодня целый день. Где бы мне лучше провести время? Может быть, остаться у домашнего очага, где меня ждёт полная тарелка коричных яблок? Здесь я смогла бы насладиться обществом трёх славно мурлыкающих кошек и двух китайских собак-молчунов с зелёными носами? Или же мне умчаться в парк, чтобы побродить среди серых стволов деревьев и посмотреть, как серые воды гавани разбиваются о прибрежные камни?
– Будь я так же молода, как вы сейчас, я предпочла бы прогулку в парке, – заметила тётушка Джеймсина, щекоча желтое ухо Джозефа вязальной спицей.
– А я-то думала, что вы моложе всех нас, тётушка! – поддразнила её Энни.
– Душой – может быть. Но, должна признать, что ноги мои уже не такие быстрые, как у вас! Ступайте на воздух, Энни! Что-то вы такая бледная последнее время…
– Пожалуй, я так и сделаю, – с беспокойством произнесла Энни. – Дома сидеть мне надоело. Надо бы побыть одной, свободной и раскрепощённой! А в парке никого не будет: все ушли на футбольный матч!
– А вы, почему не пошли?
– Меня никто не пригласил, ни один джентльмен, за исключением этого ужасного маленького Дэна Ренджера. С ним я вообще никуда бы не пошла. Но чтобы не задеть его «трепетные чувства», я сказала, что не собираюсь на игру. До неё мне действительно нет дела. Сегодня почему-то меня не тянет на футбол.
– Ну, тогда глоток свежего воздуха вам не повредит, – повторила тётя Джеймсина. – Но не забудьте зонтик! Мне кажется, что пойдёт дождь. От смены погоды у меня всегда обостряется ревматизм, и болит нога.
– Но ведь ревматические боли – это удел старых, тётушка Джимси!
– От ревматизма ноги могут болеть у всех, Энни! А вот души «страдают от ревматизма» только у стариков! Слава Господу, душой я молода. Когда душа у вас окажется подвержена этим самым «ревматическим болям», – можете смело заказывать себе гроб!
На дворе был ноябрь – месяц малиновых закатов, отлёта птичьих стай, звучных морских симфоний и страстных песен ветра в кронах сосен. Энни гуляла по аллеям в сосняке, предоставив сильным порывам ветра «выдувать туман из её души». Раньше Энни не беспокоила ностальгия. Но почему-то после того, как она стала студенткой третьего курса и продолжила учёбу в Редмонде, жизнь перестала казаться ей прямой, как стрела. Казалось, она несколько утратила своё былое очарование.
Хотя в её жизни почти ничего не изменилось. Они приятно проводили время в домашних делах и в учёбе, как и прежде.
По пятницам вечером гостиная Пэтти-Плейс с уютным камином наполнялась гостями. Не смолкали шутки и весёлый смех, а тётушка Джеймсина всем лучезарно улыбалась.
Часто к ним наведывался тот самый Джонас, о котором Фил написала Энни. Он «сбегал» из Сейнт-Колумбии и приезжал в Кингспорт на утреннем поезде. А обратно он возвращался поздно вечером. Джонас стал в Пэтти-Плейс всеобщим любимцем, хотя тётя Джеймсина с сомнением качала головой и утверждала, что студенты богословских факультетов уже не те, что были раньше.
– Он ОЧЕНЬ хорош, дорогая, – говорила она Фил, – но у священников должен быть более серьёзный и важный вид.
– Но может же мужчина, не переставая, смеяться и вместе с тем оставаться добрым христианином! – возражала на это Фил.
– Мужчина – да. Но я-то имею в виду СВЯЩЕННИКА, голубушка! – фыркала тётушка Джеймсина. – И нечего вам так флиртовать с мистером Блейком! Нет, Фил, на самом деле!
– А я и не флиртую, – оправдывалась та.
И ей, конечно же, никто не верил, за исключением Энни. Остальным же казалось, что она попросту развлекается, как обычно, и все хором укоряли её за непозволительное поведение.
– Мистер Блейк не относится к таким типам, как Алек с Алонсо, Фил. Он воспринимает всё серьёзно, – строго сказала как-то Стелла. – Вы можете разбить ему сердце!
– А вы и впрямь так думаете? – живо спросила Фил. – Хотела бы я в это поверить.
– Филиппа Гордон! Никогда не считала вас такой бесчувственной! Только послушайте, о чём она мечтает! Надо же, разбить сердце бедняге Джонасу!
– Я этого не говорила, дорогая! Повторяйте мои слова правильно! Я сказала, что мне хотелось бы верить в то, что я смогла бы это сделать! Мечтаю, чтобы это было в моей власти!
– Вас не поймёшь, Фил! Вы играете с этим мужчиной, как кошка с мышью. У вас и цели-то никакой определённой нет!
– Есть, – тихо произнесла Фил. – Я хочу, чтобы он попросил меня стать его женой!
– Ну-ну!.. – усмехнулась Стелла.
Гильберт тоже иногда заглядывал к ним на вечеринки. Казалось, он всегда был в хорошем настроении, шутил и участвовал в весёлых спорах. Встреч с Энни он не искал, но и не избегал их. Когда «его величество Случай» сводил их вместе, Гил неизменно был с ней вежлив и любезен, но… не более того. Точно так же он общался и с теми, с кем познакомился совсем недавно. От старой доброй дружбы не осталось и следа… И Энни остро это ощущала. Но она пыталась утешить себя тем, что, по крайней мере, Гильберт нашёл в себе силы справиться со своими чувствами и разочарованием, постигшим его во время объяснения, не нашедшего в ней отклика. Девушка боялась, что непреднамеренный удар, который она нанесла ему в саду тем