ь, я попала в музей. Ни стульев, ни кресел здесь не было, и дворецкий не предложил мне пройти и присесть в библиотеке. Он оставил меня стоять в прихожей, среди всех этих диковинок, и поспешил за набором для письма.
Я воспользовалась этой возможностью, чтобы изучить корреспонденцию, лежащую на серебряном подносе у входной двери. Среди нее нашлись конверты, подписанные черными чернилами и знакомым мне отрывистым резким почерком.
Я еле сдержалась, чтобы не поежиться от страха. Мне вовсе не хотелось с ним встретиться.
Письма от
украшал куда более скромный почерк. Вполне возможно, что за Родни как за пэра и члена палаты лордов конвертынадписывал секретарь, а значит, пока нельзя судить о его характере по манере письма.
Заслышав шаги дворецкого, я отошла от подноса и сделала вид, будто изучаю чашки из страусиных яиц.
Он молча подошел ко мне и протянул дощечку для письма, на которой находились бумага хорошего качества, перо, чернильница и уже зажженная свеча. Я нахмурилась.
— Принесите сургуч, — властно приказала я, надеюсь, с должной атмосферой таинственности.
— Какого цвета, миледи? — с сожалением и вызовом спросил дворецкий: с сожалением — потому что обычный воск от свечи вполне подошел бы для того, чтобы запечатать конверт, и слуга понимал, что я показываю свое превосходство над ним, а также потому, что из-за сургучной печати письмо нельзя будет вскрыть и прочитать перед тем, как отнести хозяину; а с вызовом — потому что цвет нес символическое значение и таким образом он требовал от меня выразить мои намерения.
Однако из «мисс» я превратилась в «миледи».
— Очевидно красного, — ответила я. — Алого, не малинового.
Пусть делает из этого какие угодно выводы.
Дворецкий отправился за сургучом, а я тем временем взяла перо и аккуратным крупным почерком вывела:
Послание для Птицы у меня. Обменяю на миссис Таппер без дополнительных условий. Если откажете, обращусь в полицию.
Оставив его без подписи, я промокнула и сложила письмо, чтобы дворецкий не успел заглянуть мне через плечо. Забрав у него красный сургуч и подогрев его на свече, я капнула им в центр, и по бумаге расплылось кровавое пятнышко. К сожалению, роскошного кольца с печаткой у меня не было, и я прижала печать ладонью. Когда сургуч застыл, я передала послание слуге.
Он пошел доставлять его хозяину, оставив меня в окружении боевых африканских масок, вырезанных из дерева и уставившихся на меня пустыми глазницами.
Ждать пришлось довольно долго. Я даже начала беспокоиться, что просчиталась. Возможно, следовало зашифровать послание в цветах, чтобы произвести большее впечатление? Впрочем, тогда в нем ничего бы не поняли. Если бы лорд Родни знал про цветочный шифр мисс Найтингейл, он — а точнее, Джеффри, его мальчик на побегушках — догадался бы о важности кринолина.
Жаль, я так мало знала о лорде Родни! Его ли это заурядный почерк? Вполне вероятно — если он и впрямь сильно зависим от Джеффри.
О боже! А вдруг он прямо сейчас советуется с этим негодяем?!
К сожалению, моя страшная догадка оправдалась. Вернувшись, дворецкий молча поманил меня за собой и отвел в полутемную задымленную бильярдную — комнату, в которую не зашла бы ни одна приличная леди, — где у покрытого зеленой тканью бильярдного стола расположились оба молодых Уимбрела.
Глава тринадцатая
Они лениво покуривали сигары и опирались на свои кии — словом, приняли меня настолько невежливо, что я начала переживать, не окажется ли лорд Родни таким же злодеем, как и его младший брат. Их овальные лица с мягкими, симметричными и удивительно приятными чертами несли в себе столько сходства друг с другом, что человек посторонний вполне мог бы принять их за близнецов. Однако я легко опознала каждого из братьев по глазам. Взгляд лорда Родни был искренним и встревоженным, а Джеффри — нечитаемым, как у кобры.
Какое-то время я молчала. Признаюсь, язык меня подвел: от ужаса все заготовленные слова унеслись из головы, как дезертиры с поля битвы. Однако, надеюсь, я все же сумела сохранить гордую, прямую осанку и не опустить головы, встретив их взгляды своим, уверенным и пронзительным, и мое молчание таким образом должно было восприниматься как укор. Также я надеялась, что выгляжу старше своих четырнадцати лет. Обычно в этом мне помогали высокий рост, подкладки под одежду и острые черты лица.
Как только я вошла, лорд Родни отложил кий, вынул изо рта сигару и нервно заговорил:
— Значит, это вы автор анонимной и загадочной записки, смысла которой мы, боюсь, не поняли? Уверяю вас, миледи, это все нелепое недоразумение.
— Леди? Какая же это леди? — вмешался Джеффри. Голос его звучал безразлично. — Это постоялица.
— Ага! — воскликнула я. Из-за грубости и кошмарных манер Джеффри во мне вскипел гнев, и я наконец нашла в себе силы заговорить: — И вы утверждаете, что вам ничего не известно? Как вы смеете пытаться меня обмануть?! — Хотя разозлил меня именно Джеффри, я на него не смотрела и обращалась исключительно к лорду Родни, словно не принимая его младшего брата в расчет — чтобы еще сильнее тому досадить. — Похищение человека — серьезное преступление. Разумеется, полицию и газеты можно подкупить — но не Флоренс Найтингейл. Как она отнесется к вашему поступку? Кому отправит первую же сотню писем? Уверяю вас, если вы не исправите ситуацию, это непременно дойдет до ее сведения, поскольку она наняла известного детектива — мистера Шерлока Холмса...
— Пустые слова, — отмахнулся Джеффри. — Откуда этой девчонке знать о...
Я резко развернулась к нему:
— Флоренс Найтингейл приняла меня в своей спальне, и вы бы об этом знали, если бы продолжили следить за мной и во второй день, когда я посетила ее дом. И если бы вы не были заняты похищением беззащитной, достойной пожилой дамы...
— В этом нет моей вины! — вскричал лорд Родни таким тоном, который я бы скорее ожидала услышать из уст миссис Таппер. — Я и не предполагал...
— Замолчи! — рявкнул на него Джеффри.
В это же мгновение я одарила лорда Родни уже более ласковым взглядом и добавила:
— Уверена, вы не хотели, чтобы до такого дошло, иначе я не обратилась бы к вам сейчас...
— Чушь! — снова вспылил Джеффри. — Он мне сказал достать послание любым путем. Так я и поступил. А теперь не дает избавиться от старухи. Считает, что можно просто взять и отпустить ее — как и тебя, полагаю. Хорошо, что хотя бы одному из сыновей нашего отца досталась сила воли! — И с этими жестокими словами, без всякого предупреждения, будто подколодная змея, он осмелился на меня броситься!
К счастью, нас разделял бильярдный стол, и, чтобы добраться до меня, Джеффри был вынужден его обогнуть. Поэтому я успела достать из корсета свой кинжал и пригрозить негодяю стальным лезвием в восемь дюймов.
Он замер и молча уставился на меня.
— Вы не посмеете меня тронуть, — процедила я сквозь зубы. — И на то есть две причины. Вот первая. — Я приподняла кинжал, чтобы в свете газовой лампы он блестел опаснее. — А вот вторая: мой брат видел, как я вошла в дом, и ждет меня у ворот.
На мою удачу, эта угроза была правдивой, хотя сложно сказать, какие последствия могла понести за собой встреча с братом. Да, Шерлок Холмс прибыл к Уимбрел-холлу, предположительно руководствуясь теми же умозаключениями, что и я, однако придя к ним порядком раньше: видите ли, тот седобородый господин, бродивший вокруг дома, и был великим детективом в маскировке.
Я и сама удивилась, когда осознала в этот момент, что могу доверить брату пусть не свободу, но собственную жизнь.
— Если я не появлюсь через разумный отрезок времени, он предпримет необходимые действия, и не сомневайтесь — такого врага никому не пожелаешь.
Повисла тишина, и мы застыли как на фреске: я спиной к стене и с обнаженным кинжалом, Джеффри в двух шагах от меня со злым взглядом, лорд Родни за бильярдным столом — на него я не смотрела, но подозревала, что он заламывает руки.
Все зависело от лорда Родни.
Я наконец вспомнила слова заготовленной речи и обратила их к старшему Уимбрелу, однако по соображением отчаянной необходимости слегка сократила свой монолог.
— Лорд Родни, — спокойно произнесла я, — титул лорда Уимбрела ваш, место в палате лордов ваше, ваше и решение.
Левой рукой я вытащила из потайного кармана платья заготовленный листок бумаги. Нащупав полукруг проволоки, за который он вешался на гвоздь, и убедившись, что держу его не вверх ногами, я, не смея отвести глаз от враждебно настроенного Джеффри, приподняла портрет и повернула его к лорду Родни, бросив ему вызов этим черным профилем.
Профилем его отца.
— Лорд Родни Уимбрел, — продолжила я, — я показываю вам силуэт великого человека. Его может сменить лишь достойный наследник. Так доколе...
— Глупец, ты чего рот разинул?! Хвати ее кием! — завопил Джеффри.
— ...так доколе вы будете позволять вашему печально вспыльчивому брату позорить имя отца?! — договорила я.
Родни никому не ответил, однако я обратила внимание, что он за чем-то потянулся. Похолодев от страха, я положила черный портрет на бильярдный стол, чтобы иметь возможность обороняться обеими руками. Однако лорд Родни взял не кий, а колокольчик для вызова слуги — вероятно, дворецкого.
Тоже высокого, сильного и хладнокровного.
Что же делать?
Дверь бильярдной открылась, и я краем глаза заметила темную фигуру в проеме, однако из-за кровожадного Джеффри не могла повернуться, чтобы лучше ее рассмотреть и проверить, сохранило ли лицо дворецкого свое безразличное выражение.
Мгновения, казалось, тянулись целую вечность, и тишина все сгущалась между нами, но я стояла твердо, гадая, как поступит лорд Родни.
Скорее всего, дворецкий думал о том же самом, но голос его звучал все так же сухо, когда он любезно поинтересовался:
— Вы звали, милорд?
Разумеется, он обращался к лорду Родни, но ответил ему Джеффри: