— Так те нравится? Ну поглядим, как ты щас запоешь! — крикнул наш омерзительный сторож и в третий раз, особенно сильно, ударил лорда Тьюксбери.
На этот раз мальчик хныкнул.
В ту же секунду я поднялась. Ноги у меня оставались связанными, но идти никуда и не требовалось: Писклявый стоял прямо передо мной. Я машинально схватила крупный камень из балласта еще до того, как негодяй занес ногу для очередного удара, и сразу же одним уверенным движением обрушила на него свое примитивное оружие.
Писклявый беззвучно рухнул на пол, расплескав трюмную воду. Он не шевелился.
Я уставилась на него словно в забытьи.
— Дура, развяжи мне руки! — крикнул лорд Тьюксбери.
Сраженный камнем сторож лежал неподвижно, но он дышал.
— Развяжи меня, тупица!
Вопли маркиза вернули меня к реальности, и я повернулась к нему спиной.
— Что ты делаешь, глупая?!
Я пыталась сохранить остатки благопристойности, но признаваться в этом и не думала. Расстегнув пуговицы на лифе, я достала из переднего «хранилища» складной ножик, который заранее взяла из набора для рисования и спрятала в «подкладку для груди» вместе с карандашом и несколькими листами бумаги. Застегнувшись, я нагнулась и разрезала веревки на лодыжках.
Из-за моей пышной черной юбки лорд Тьюксбери не видел, чем я занимаюсь, и вскоре перешел от оскорблений к мольбам:
— Пожалуйста, прошу тебя! Я же понял, что ты задумала, и помог, разве не так? Умоляю...
— Тс-с. Одну минуту.
Я развернулась, перешагнула через неподвижного стража и склонилась над маркизом. Одним ловким движением я разрезала веревку у него на запястьях и отдала ему нож, чтобы он сам высвободил ноги. Кровь с запястий я вытерла о юбку безнадежно испорченного платья и осмотрела порезы. Они были не слишком глубокими, а значит, не особенно опасными. Потом проверила прическу. Аккуратный пучок растрепался и развалился, и волосы падали мне на плечи. Я выудила из них несколько невидимок и попыталась закрыть с их помощью дыру в платье.
— Брось! — вскричал виконт Тьюксбери. Он уже поднялся на ноги и сжимал в кулаке открытый складной нож как оружие.
Разумеется, он был прав: сейчас не время заботиться о внешнем виде. Я кивнула и подошла к лестнице, ведущей на свободу, и мальчик последовал за мной. Там мы остановились в нерешительности и покосились друг на друга.
— Дамы вперед? — неуверенно произнес его светлость.
— Я готова уступить джентльмену, — ответила я, и вовсе не потому, что на палубе нас могла поджидать опасность, а потому что мне не хотелось, чтобы он лез за мной и смотрел мне под юбку.
Тьюксбери кивнул и начал карабкаться вверх по лестнице, не выпуская ножа.
Он приоткрыл люк, и меня ослепил яркий свет. Ночь прошла, и наступило утро — или, вероятно, уже день, точно я не знала. Я моргнула, привыкая к солнцу, и сощурилась. Тьюксбери высунул голову наружу и осмотрелся. Затем он осторожно откинул крышку, вылез на палубу и жестом поманил меня к себе.
Я поспешила за ним, и у самого верха он подал мне руку. Несмотря на то что до этого виконт успел обозвать меня дурой, тупицей и глупой меньше чем за минуту, крупицы воспитания в нем имелись. Он мог сбежать один, и поступил бы довольно разумно. Но мы томились в заключении вместе, и нам казалось вполне закономерным сбежать вместе. Мне даже в голову не приходило его бросить — и ему, судя по всему, тоже.
Оказавшись у верхней ступеньки, я взяла его за руку, как вдруг...
С палубы раздалось грубое ругательство — мне бы такое и в страшном сне не приснилось. Я вытянула шею и увидела высокого здоровяка, который вышел из каюты совсем неподалеку и теперь спешил к нам.
Этот достойный, точнее совершенно недостойный, господин был одет во фланелевое нижнее белье кроваво-красного цвета.
Я завопила.
— Скорее! — Тьюксбери поднял меня в воздух и выудил из трюма. — Беги!
Он встал между мной и Здоровяком, выставив перед собой перочинный нож.
— Ты тоже, — сказала я и, приподняв юбки выше колена одной рукой, другой схватила маркиза за ворот и побежала к краю лодки. В конце концов я его отпустила, и мы вместе перепрыгнули с борта на шаткий пирс, чудом не рухнув в воду. Я подхватила юбки уже обеими руками и помчалась по узким подгнившим доскам.
— Далеко вам не уйти! — гремел за нами яростный голос. — Сейчас накину на себя что-нибудь и доберусь до вас!
Я всегда была долговязой, с длинными ногами, и бегать мне нравилось, но длинное платье очень мешало, а ориентироваться в лабиринте позеленевших от влаги пирсов было практически невозможно. Зловонные воды Темзы, причалы, узкие мостки, еще вода, преграждающая нам путь к складам и тавернам...
— Куда... бежать? — выдохнул Тьюки. Я больше не могла называть его ни лордом, ни виконтом, ни сыном герцога. Теперь он был моим товарищем по несчастью. Тьюки едва поспевал за мной и тяжело дышал.
— Не знаю! — честно ответила я.
Мы оказались в тупике, окруженные черной как смоль водой, на скользких досках. Мы рванулись было в другую сторону, но и там путь преграждала вода. Я затряслась от страха. Упасть в реку для меня означало верную смерть; я бы, несомненно, утонула. И Тьюки вряд ли умел плавать. Но у нас не оставалось времени на раздумья. Наш враг выскочил из каюты, на этот раз в более или менее приличной одежде, и зарычал:
— Убью обоих!
Словно разъяренный медведь, вышедший из берлоги, он рванулся вперед и спрыгнул с судна в лабиринт пирсов.
Более того — за ним следовала небольшая, скрюченная фигурка, походившая на голодного пса, который хвостиком ходит за нищим. Очевидно, я ударила Писклявого недостаточно сильно.
— Прыгай! — взвыла я и буквально перелетела на соседний пирс. Юбки взмыли в воздух.
Он закачался подо мной, но мне удалось сохранить равновесие. Только я перевела дыхание, как доски снова затрещали, причем сильнее прежнего — рядом со мной приземлился Тьюксбери. Сил кричать у меня не оставалось, и я издала слабый писк. Тьюки схватил меня за руку и крикнул:
— Бежим!
Теперь он вел меня за собой. Правая рука у него дрожала; мой складной нож он, видимо, потерял. Я снова задрожала всем телом, услышав тяжелые шаги головорезов за спиной.
— О боже! — выдохнула я, когда мы добежали до края пирса и снова оказались в тупике.
Тьюки тихо выругался.
— Ай-яй-яй, — пожурила его я и снова взяла дело в свои руки. — Сюда!
Наконец мы выбрались на твердую землю и дорогу из булыжников, кирпичей и цемента. Но наши преследователи тоже сошли на берег, и им до нас было рукой подать. Я видела кровь, стекающую по лбу Писклявого, и его налитые кровью глаза, жесткие волоски в ушах Здоровяка и его побагровевшее от ярости круглое лицо. Красная луна — дурной знак.
Не буду скрывать — я снова завизжала как подстреленный кролик. Не разбирая дороги и не выпуская руки Тьюки, я помчалась по узкой улочке и завернула за угол.
— Скорее!
Мы лавировали между нагруженными телегами и взмыленными упряжными лошадьми, пока не добежали до следующего поворота.
К тому моменту я совершенно выдохлась и вся взмокла от пота, тем более что день был жаркий, а негодяи все еще нас преследовали.
Тьюки отставал. Я тащила его за собой, понимая, какую боль ему причиняет каждое движение. Его босые стертые ступни ударялись о твердые камни, а дорога к тому же шла в гору.
— Ну же, скорее! — взмолилась я.
— Не могу, — выдохнул Тьюки и попытался выдернуть руку. Я усилила хватку.
— Наверняка можешь. Ты обязан.
— Ты... беги. Спасайся.
— Нет.
Я постаралась успокоиться и трезво оценить ситуацию. Судя по всему, мы покидали царство причалов, телег и складов. Перед нами открылась бедная улочка с ветхими домишками и небогатыми лавками рыбника, ростовщика, починщика зонтов. Уличные торговцы кричали:
— Живые мидии, живые устрицы!
— Сладкое мороженое! Холодное земляничное мороженое!
Были там и прохожие: дворник с запряженным в телегу ослом, рабочие с тачками металлолома, девушки в чепчиках и фартуках, некогда белых, а теперь схожих по цвету со шляпками грибов. Они не спешили нам помогать, но их было не так много, чтобы они вовсе не заметили босого мальчишку и лохматую девчонку без шляпы и в окровавленном платье вдовы.
— Хватайте их! Воры! — проревел Здоровяк. — Остановите этих пройдох! Злодеи! Карманники!
На нас с Тьюки сразу устремились любопытные взгляды. Мы пробегали мимо магазинчиков с разнообразным барахлом: подержанной мебелью, ношеной одеждой, подновленными шляпками и залатанной обувью. Из тумана жара и ужаса то и дело возникали чужие лица и через мгновение оставались позади.
Одно из них показалось мне знакомым, но я не сразу вспомнила, где его видела.
Прошло несколько секунд, и меня озарило:
— Тьюки! Быстрее!
Я свернула в узкий переулок между двумя полуразвалившимися пансионами, обогнула коровий сарай, пробежала через пахучие конюшни за домами, где воняло ослами, козами, гусями и курицами. Еще поворот...
— Вам от меня не уйти! — раздалось за сараем. Погоня наступала нам на пятки.
— Сдавайтесь! — взвизгнул Писклявый.
— Дура! — выкрикнул Тьюксбери, очевидно обращаясь ко мне. — Зачем ты носишься кругами?! Они нас поймают!
— Скоро поймешь. Давай за мной.
Я отпустила его руку и, попрощавшись с остатками скромности, торопливо расстегнула пуговицы на груди. На бегу я выудила из подкладки на грудь одну хрустящую купюру и зажала ее в кулаке, а затем завернула за угол и поспешила к лавке поношенной одежды.
Хозяйка стояла на пороге, наслаждаясь прохладным ветерком и видом на улицу. Стоило ей нас завидеть, как блаженное выражение ее лица сменилось тревогой. Сейчас она была скорее похожа не на малиновку или жабу, а на мышку, зажатую лапой кошки.
— Нет! — ахнула она. — Нет, Резак меня пришьет! Моя жизнь столько не стоит...
На разговоры времени не было. Еще секунда — и наши преследователи выбегут из-за угла и снова нас увидят. Я впихнула сто фунтов в руки миссис Калхейн — судя по всему, так ее звали, — схватила Тьюки за рукав и втащила за собой в лавку поношенной одежды Калхейна.