И та тощая девчушка сразу убежала по приказу Александра Финча.
Кстати, если подумать — почему он решил поговорить со мной именно за обувным прилавком, а не остановился, скажем, у перчаток?
Наверное, ему нравилась обувь. Особенно на шнуровке. Нравилось туго затягивать ленты. Да, он буквально задушил...
По коже у меня пробежали мурашки, и тело среагировало быстрее разума. Ноги подкосились, и я слегка покачнулась. До меня как будто издалека донесся встревоженный голос продавца:
— Миледи?
Мне вспомнилось, как зеваки окружили меня, бездыханную после нападения душителя, как я постепенно пришла в сознание. В памяти всплыли ужас, туман, их размытые лица, пьяница, приподнимающий мою вуаль.
Я наконец поняла, где видела Александра Финча.
— Кто-нибудь, помогите! Она сейчас упадет в обморок! — закричал веснушчатый продавец.
Он подал мне отличную идею. В конце концов, мои намерения только что круто изменились: я страстно желала любым способом избежать встречи с Александром Финчем. Нельзя, чтобы он увидел мое лицо. Мне еще не приходилось притворяться, будто я теряю сознание, — но что тут сложного? Я закатила глаза, опустила веки и начала медленно отклоняться назад.
— Так, держи ее! — Другой служащий, говоривший на диалекте кокни, подбежал к нам и подхватил меня под локоть.
Веснушчатый взял меня под другую руку. Я обмякла и позволила им провести меня через двери в какую-то дальнюю комнатку.
— Ложь на скамью, — прозвучал женский голос. — Кто она такая?
— Черт знает. Пришла к мастеру Александру...
— Ох ты! Надо бы ее предупредить...
Я почувствовала, как меня бережно кладут на твердую скамейку. Кто-то начал расстегивать мой высокий воротник. Я приоткрыла глаза и взглянула из-под ресниц на служанку средних лет. Скамейка с высокой спинкой стояла напротив камина, и я не могла разглядеть все помещение, но по грубой мебели догадалась: меня отнесли в комнату, где служащие обедали и ужинали.
— Зачем она его искала? — спросил мужской голос.
— Как знать? Очень сердитая была.
— А ты глянь, какие на ней тряпки хорошие. Может, она это... жена главы верфи? Или хозяина фабрики? Пришла мозги ему на место поставить, чтобы больше не устраивал там черт знает что?
— Я всегда говорила, что этот народ с фабрик больно суровый, особливо девочки со спичками, — сказала служанка, расстегивая рукава моего платья. Очевидно, она держалась наравне со служащими и свободно высказывала свое мнение. — Ох уж эти мне их так называемые забастовки! Химикатов и видеть больше не хотят, упрямцы, и вкалывают уж не как раньше, а всего по четырнадцать часов в день...
— Да он больше не с девочками со спичками якшается, а с работниками порта и...
— ...не представляю, куда они девают столько свободного времени! Делают все, что им вздумается...
— ...и с подвозчиками и им подобными.
— ...доброе имя свое портят, выманивают из домов приличных служанок, и эта вот бедняжка в обморок падает не от хорошей жизни... Да где нюхательная соль, ради всего святого!
— Ой! Вот!
Я закрыла глаза. Мне к носу поднесли «лекарство», но я не пошевелилась; мне хотелось послушать еще. Хотя мое лицо, по крайней мере мне хотелось в это верить, ничего не выражало, в голове бушевал ураган, и мозг цеплялся за каждое слово, как ребенок за засахаренную сливу: якшался? Александр Финч? работники порта? девочки со спичками? забастовки? Кажется, Джодди что-то вспомнил, когда я предположила, что достопочтенная Сесилия продавала спички...
Снова прозвучал мужской голос:
— Подвозчики, как я слыхал, обычно без тараканов в голове, а вот в порту всем лишь бы бороться за «права рабочих», как они выражаются.
— Она все никак не оклемается, — встревоженно проговорила моя сиделка. — Несите ножницы, разрежу ленты на корсете.
О. О нет. Она не должна видеть мой корсет. Я приоткрыла глаза.
— Минутку, — крикнула добрая служанка.
В ту же секунду раздался знакомый рев:
— Что тут творится?! А ну за работу!
— Есть, мистер Финч.
— Есть, сэр.
— Леди потеряла сознание.
— Леди?! Какая леди?
Я тихонько застонала, переключая на себя внимание мистера Финча-старшего.
— Так пошлите за врачом! — рявкнул он. — А вы возвращайтесь за прилавки. Нечего слоняться без дела, когда леди плохо.
Дверь захлопнулась, заглушая жужжание голосов. Я открыла глаза, улыбнулась служанке, заверила ее, что мне намного лучше, поблагодарила, но в голове у меня крутилась лишь одна мысль. «Слоняться без дела...» Правда ли Александр Финч слонялся по улице без дела и тем вечером лишь случайно наткнулся на меня, полумертвую — распластавшуюся по земле?
Всего через несколько дней после того, как исчезла леди Сесилия...
Когда полицейские якобы неотрывно за ним следили?
С каждым вопросом у меня все сильнее кружилась голова и меня начинало подташнивать, но я выдавила улыбку, поднялась и вышла из универмага. Меня ждали срочные дела.
Глава четырнадцатая
Я вернулась к универмагу «Эбенезер Финч и сын» незадолго до того, как тусклый день сменился еще более тусклой ночью. Чтобы не утомлять любезного читателя, я опущу подробное описание того, как переоделась в Лиану Месхол в бюро доктора Рагостина и как чуть не столкнулась с миссис Таппер, когда выходила из дома в образе сестры; балахон привлекал ко мне внимание, но зато скрывал лицо. Выходя со станции Сент-Панкрас, я почувствовала на себе любопытные взгляды прохожих. В этой части Лондона меня еще не знали. Сестре улиц не было нужды никому помогать в этом благополучном районе.
И меня привела сюда не благотворительность. Я пришла с пустыми руками. Если не считать спрятанного на груди кинжала, над которым я держала пальцы словно в молитве.
Я и близко не собиралась подходить к роскошному фасаду универмага. Вместо этого я обошла соблазнительное заведение сбоку и через лабиринт стойл, в которых держали лошадей и коров, вышла к голубятне. Оттуда я в очередной раз осмотрела окна, черепичную крышу и водосточные трубы. Никогда прежде я с таким интересом не изучала архитектуру. В данный момент меня занимал вопрос, насколько удобно карабкаться по всем этим выступам. Через какое-то время я определилась с маршрутом, который выбрала бы сама. Предположив, откуда спустится Александр Финч, я шагнула в тень конюшни и затаилась в ожидании.
Он появился до полного наступления темноты, как я и рассчитывала: ему ведь надо было видеть, куда ставить ногу или тянуться рукой. Он выполз на крышу словно огромная гусеница и стал перебираться с выступа на выступ на четвереньках, опустив голову, чтобы не попасться на глаза констеблю, который патрулировал улицу. Иногда он пропадал за дымовыми трубами, но быстро появлялся снова. Было видно, что для него это дело привычное. Он с легкостью перепрыгивал со здания на здание. А в конце ряда подполз к водосточному желобу, развернулся и соскользнул по водопроводной трубе на деревянную крышку бочки, а оттуда — на гравийную дорогу рядом с лавкой торговца свечами.
Он огляделся по сторонам, и я с трудом разобрала во мраке его бледное, похожее на маску лицо, наполовину скрытое очками. Вместо модного наряда на нем была грубая одежда рабочего из фланели и вельвета, а на голове темнела тряпичная кепка. Убедившись, что за ним никто не наблюдает — по крайней мере, он так думал, — Александр Финч пошел дальше по улице.
Я подождала, пока он отойдет подальше, и последовала за ним.
Здесь, на северо-западе Лондона, места были далеко не такие бедные, как в Ист-Энде: на углах не стояли ночные бабочки и водяные колонки, в домах у всех был водопровод, и народ наверняка был не лишен своих пороков, но особо модным и богатым не считался. Я плохо знала этот район, невыразительный, как лицо Александра Финча, с улицами не то чтобы пустынными, но и не кипящими жизнью. Мне редко приходилось сюда приезжать: к доктору Ватсону, в квартиру Шерлока и дважды в универмаг «Эбенезер Финч и сын». Всего четыре раза, не считая нынешнего. Так что неудивительно, что, следуя за Александром Финчем, я заблудилась.
Время от времени я чуть не теряла его из виду. К счастью, ночной туман сегодня был не таким густым, как обычно, но все же вокруг было очень темно. Мне доводилось видеть электрическое освещение на берегу Темзы — изумительное, оно словно превращало ночь в день. Дрожащие огни уличных фонарей, напротив, лишь тревожили ночь, а не прогоняли ее. Большую часть времени Александр Финч казался тенью в театре теней, как и другие прохожие; я отчетливо видела его, только когда он проходил прямо под фонарями.
Чтобы он в свою очередь не увидел меня, я шла посреди улицы, хотя это было очень рискованно. Это и днем опасно, а ночью, всей одетой в черное, — вдвойне. Даже при свете каретных фонарей возницы непременно сбили бы меня, если бы только я сама не увернулась, но под ногами хлюпала грязь, смешанная с подтаявшим льдом и лошадиным навозом, и передвигаться по ней было сложно. Несколько раз я чуть не упала, а один раз все-таки оступилась и перекатилась по холодному булыжнику, спасаясь от обитых железом копыт. Юбка и балахон промокли и испачкались. Я вовремя поднялась, чтобы увернуться от огромной кобылы клейдесдальской породы, которая скакала галопом, запряженная в телегу с древесиной.
Да, на дороге встречалось все больше повозок и телег; Александр Финч завел меня в какой-то район складов, судя по всему неподалеку от громадного рынка Ковент-Гардена. Куда, хотелось бы знать...
Тут он остановился у видавшей виды двери, над которой висела трудночитаемая табличка: тшшшшт шшшъ & жеж жшжжжж’жкя ж.
Судя по всему, это была дешевая ночлежка с рядами коек с блохами и клопами. Как раз в подобном месте бедная лысая дремала лишилась последних своих вещей и монет. И там же она могла заразиться стригущим лишаем.
Я догадывалась — хоть в это и сложно было поверить, — кого Финч-младший собирался там навестить.
Вместо того чтобы постучать в дверь, он зашел за угол и скрылся за дряхлым зданием.