— Поверните его к крыше!
— Да он чокнулся, — сказал кто-то. — Никому туда не забраться, а уж девке-то и подавно!
Я не стала прислушиваться к разговорам. Подниматься и бежать по крутому склону крыши было опасно. Поэтому, дрожа всем телом, ощущая предательскую слабость в ногах, я поползла по черепице, что было очень разумно с моей стороны, поскольку иначе меня бы непременно заметили.
Несмотря на худобу, змея из меня получилась неважная. И всё же я добралась до острого выступа в центре крыши и перемахнула на другую сторону.
Грозный световой меч полоснул мрак там, где я пряталась мгновение назад. Я наблюдала за ним, замерев в тени.
Нет, расслабляться нельзя. Скоро они осветят и эту сторону.
Внезапно меня поразила мысль — такая же светлая, как луч прожектора: надо перебраться на другое здание, а потом на следующее — и сбежать от преследования по крышам. Я вскочила на ноги и понеслась по крутому склону крыши вниз, прочь от жуткого света, настолько яркого, что он освещал мне дорогу даже здесь. Есть! Крыша магазинчика Перте- лотты плавно переходила в крышу соседнего здания, далеко не такую покатую. Я радостно перепрыгнула на неё, и...
...рухнула вниз, как будто шагнула с выступа в пропасть.
Глава четырнадцатая
В УШАХ СТОЯЛ ЗВОН РАЗБИТОГО СТЕКЛА. Я невольно открыла рот, чтобы закричать, но не успела. С громким шумом я упала на нечто незримое, значительно смягчившее моё приземление.
Я поднялась на колени и осмотрелась, вглядываясь в темноту.
Подо мной было нечто податливое, мягкое, воздушное, будто подушечка для турнюра. Всё вокруг окутывал мрак, и тишину нарушал приглушённый плеск воды.
Я почувствовала солёный вкус во рту и промакнула саднящие губы рукавом. Кровь. Очевидно, осколок стекла попал мне в лицо. На руках тоже остались порезы, но, скорее всего, несерьёзные.
На самом деле мне сказочно повезло. Хотя ранки болезненно ныли, поранилась я несильно. Луч прожектора меня здесь не найдёт. Укорив себя за глупость, я подумала, что, скорее всего, пробила крышу теплицы мистера Кипперсолта, расположенную, само собой, на самом верху здания.
Мистера Кипперсолта? Покойного, судя по словам Флоры. А если зловещие букеты отправляла она, разумно будет заключить, что это её теплица.
Размышляя об этом, я лежала, стараясь не шевелиться и прислушиваясь к шагам за стеной — не бежит ли кто на шум? Однако я слышала лишь биение собственного сердца и своё прерывистое дыхание, и эти звуки удивительным образом меня успокаивали — казалось, будто ничего страшного и не произошло. Наконец я решила, что мои преследователи остались на улице и звон разбитого стекла до них не донёсся.
Что ж. Раз я в теплице, значит, мне повезло приземлиться на большое нежное растение, а вовсе не на огромную подушечку для турнюра. Правда, что-то, похожее на паутину, на его длинных листах щекотало кожу — прямо как конский волос, которым набивают эти подушечки.
Оставаясь начеку, я вытянула руки и ощупала всё вокруг. Рядом со мной не было ничего, кроме пышных растений. Коленями я упиралась в мягкую землю, а листья вокруг меня слегка колыхались, задевая лицо.
Как ни странно, поняв, что оказалась в относительной безопасности, я задрожала всем телом и ощутила сильную слабость. Я плюхнулась на землю среди стеблей, и меня накрыли лёгкие, как пёрышки, ветви. Зелени не было видно конца и края, как будто я попала в джунгли. Поразительно! Что же это за растения?
Впрочем, сейчас это не важно. Мне невыносимо хотелось отдохнуть хоть несколько минут. Совсем немного, пока не уймётся дрожь в теле. Потом я сбегу. Я перевернулась на спину, сложила руки на груди — точнее, на рукояти кинжала, — и закрыла глаза.
— Што за чертовщина?! — воскликнул кто-то. Во всяком случае, мне так показалось. Наверное, именно это я и услышала.
Стыдно признать, но я уснула — в обморок я никогда не падала, хотя это было бы не так позорно. Открыв глаза, я увидела слабый свет восходящего солнца, просачивающийся между хрупких ветвей изумрудно-серого цвета. Теперь стало ясно, что за растения меня окружали — это были кусты спаржи.
— Мои детки! — визжала, очевидно, Флора. — Мой боярышник, мои жёлтые жасмины, мои колокольчики! Всё в стекле, и холодный ветер дует!
Честно говоря, её крики застали меня врасплох, но мне хватило ума замереть и затаить дыхание. Я только стиснула рукоять кинжала.
На лестнице раздались шаги.
— Злодейка! — не унималась Флора. — Она вломилась сюда! В мою теплицу! Штоб ей пусто было!
— Флора, успокойся, — послышался усталый голос Пертелотты. — Она уже далеко.
Если бы!
— Што она за дьявол эдакий?! — возмутилась Флора. Удивительно, сколько она ругается! — Чево ей от нас надо-то?
— Не знаю. — Пертелотту, похоже, не смущали грубые выражения сестры. — К сожалению, — мрачно добавила она.
— Я её укокошу! Найду и убью — прям как убила...
— Флора! — грозно рявкнула Пер- телотта, и Флора тут же затихла. — Не смей больше никого убивать. Никогда. Поняла меня?
Флора что-то пробормотала себе под нос.
— Што-што? Што ты сделала с доктором Ватсоном?
— Ничевошеньки. С чево ты взяла, што я его трохала? — Флора заныла, прямо как ребёнок, после угроз прибегающий к слезам. — Чево ты на меня-то орёшь после тово, што случилось с моей теплицей?
— О, брось, эт’ лехко поправить. Позовём стекольщика. — Пертелотта говорила с нескрываемым отвращением. Чувствовалось, что сестра совершенно её измотала. — Уж надеюсь, ты не замешана в том, што случилось с доктором Ватсоном, што бы это ни было. Ну, завтрак стынет. — И, судя по удаляющимся шагам, она вышла из теплицы.
— Вот дьяволица — думает, што может просто так взять и уйти, — проворчала Флора и всхлипнула — наверное, она оплакивала своих «деток». — Завтрак, как же! Нет, вы ещё у меня попляшете.
Я услышала грузный топот, а через несколько секунд хлопнула дверь.
Сёстры ушли, оставив меня в ловушке среди кустов спаржи. По телу пробежала дрожь.
Энола, так дело не пойдёт.
Но... беспечное, беглое упоминание об убийстве... и намёк на исчезновение доктора Ватсона...
Подумаешь об этом потом. Сейчас надо решить, как отсюда выбраться.
Дрожь только усилилась.
Чтобы её унять, я, как обычно, закрыла глаза и представила себе мамино лицо. Разумеется, она говорила то же, что и всегда: «Ты и одна прекрасно справишься, Энола». К счастью, мысли о маме больше не расстраивали меня, а грели мне душу. Я успокоилась и снова смогла размышлять здраво.
В конце концов, сбежать должно быть не так сложно. Я встала, сняла сапожки и, оставшись в одних чулках, чтобы ходить неслышно, выбралась из зарослей спаржи. Как выяснилось, она росла в громадном контейнере из оцинкованной стали восьми футов длиной, который стоял на козлах, приподнимавших его над полом. Это я увидела только после того, как вылезла оттуда и тихонько отошла в сторону. В крыше зияла дыра — моих рук дело, и осколки покрывали спаржу, боярышник, белый мак... Однако у меня не было времени разглядывать растения в теплице. К тому же я едва держалась на ногах. И неудивительно. Всё-таки не ела целые сутки. А в карманах, где у меня обычно хранились сладкие конфеты, ничего не нашлось: я так спешила сюда вчера ночью, что забыла их положить.
Проклятие! Надо скорее бежать, пока я не упала в обморок от голода.
Взяв сапожки в руку, я направилась к двери, стараясь ступать как можно тише. Там я остановилась и прислушалась.
Как я и надеялась, из-за двери раздавалась ругань сестёр. Пока они препираются, я буду знать, где они сейчас. А слуги наверняка их подслушивают.
Впрочем, если подумать, вряд ли здесь есть слуги. Если Флора всегда так себя вела, разве стала бы Пертелотта «нанимать помощь»? Вряд ли ей хочется, чтобы кто-нибудь узнал о её безумной сестре.
Я осторожно приоткрыла дверь теплицы и выскользнула на лестницу.
В какой-то из комнат в передней части дома Флора твердила:
— Ты ж всегда будешь обо мне заботиться, а, сестрёнка? Скажи. Ты всегда обо мне заботишься.
Кроме того случая, когда крысы сожрали её лицо.
У меня прошёл мороз по коже. Дрожа от страха и холода, я спустилась по лестнице и вышла в заднюю дверь через пустую кухню. Оказавшись на улице, я помчалась прочь, не обращая внимания на камни, царапающие ступни, и не думая о том, что сбегаю в самый опасный, бандитский район Лондона.
Глава пятнадцатая
Как ни странно, на этих грязных, оживлённых улицах мой потрёпанный внешний вид защитил меня. В канавах ворчали перебравшие вчера пьяницы. Девочка в грязном переднике и рваных обносках сидела на крыльце, прижав колени к груди, а её ступни были синими от холода. Мальчишки в старых рубашках и огромных, не по размеру штанах, закатанных до худых колен, словно спасательные круги, досаждали упитанной даме, выпрашивая у неё монетку. Хозяйки выносили помои, рабочие во фланелевых костюмах шли по делам, продавец с тележкой кричал:
— Хорячие пирожки! Колбасы, пудинх на сале! Хорячий пудинх на завтрак!
Никто не обратил на меня внимания, когда я села на край тротуара надеть сапожки и когда, купив у уличного торговца омерзительную на вид колбаску, принялась жевать её на ходу. Если бы на кишащую ворами улицу завернула очаровательная мисс Энверуа, её бы в два счёта подставили, обокрали, содрали бы с неё роскошное платье и отпустили голой — если бы вообще отпустили.
А лохматая, измазанная в земле и покрытая ранками девушка, как будто пришедшая сюда после драки, никого не интересовала.
Однако на улице, где я жила — ближе всего было идти до дома напротив Ватсонов, — дела обстояли иначе. К счастью, хозяйка с цепким взглядом куда-то вышла, а её помощницу я подкупила звонкой монетой и обещала дать ещё, если она скажет хозяйке, что мне нездоровится и есть я буду у себя в комнате. Ещё за шиллинг она пообещала втайне нагреть воды для ванны.
Поэтому ещё до полудня я поела, помылась, оделась в приличное домашнее платье с узором в цветочек и, заклеив порез на губе пластырем, теперь мерила шагами комнату, встревоженно хмурясь.