Энола Холмс и таинственные букеты — страница 18 из 18

епок.

— Так кто же всё-таки его нашёл? Мистер Шерлок Холмс?

— Ничего подобного!

Я почти не сомневалась, что сейчас она назовёт имя мистера Майкрофта Холмса.

Однако своим ответом миссис Ватсон застала меня врасплох.

— Пожалуй, личность спасителя моего милого Джона — самое поразительное во всей истории. Насколько мне известно... — Миссис Ватсон замялась в нерешительности, и я не стала на неё давить, поскольку понимала, как некрасиво её расспрашивать о столь деликатных вещах. Впрочем, несколько мгновений спустя миссис Ватсон слегка нахмурилась, вздёрнула подбородок и наклонилась ко мне: — Думаю, нет ничего плохого, чтобы поделиться этим с вами, мисс Энверуа: огромную роль в спасении моего любимого мужа сыграла мисс Энола Холмс.

— Мисс Энола Холмс?!

— Младшая сестра мистера Шерлока Холмса.

— Сестра?! Я не знала, что у него есть сестра, — ответила я с неподдельным интересом, понимая, как полезна для меня искренность миссис Ватсон.

— Об этом мало кто знает, — отозвалась она. — Девушка очень самовольная и не слишком женственная, что сильно тревожит братьев... На самом деле они даже не знают точно, где она сейчас.

— Что, простите?

Миссис Ватсон пустилась в длительные объяснения; я избавлю любезного читателя от пересказа истории моего путешествия из Фернделл-холла в Лондон её словами. Больше всего меня интересовало, что известно обо мне моим братьям; в основном наши сведения совпадали, за одним невероятно важным исключением, о котором я узнала следующим образом.

— Вам не приходилось встречать эту удивительную девушку? — полюбопытствовала я.

— Нет! Мы даже не знаем, почему и как она оказалась замешана в историю с исчезновением Джона.

— Вы лишь недавно о ней узнали?

— Нет, признаюсь... Видите ли, мой муж мне признался, что его очень тревожило состояние мистера Шерлока Холмса, опечаленного побегом сестры, и он решился обратиться к некоему доктору Рагостину.

— Доктору Рагостину?! — переспросила я с уместным удивлением в голосе.

— Так называемому учёному искателю, — ядовито уточнила миссис Ватсон, точнее — настолько ядовито, насколько это было возможно для обладательницы нежного, сладкого голоса. — Теперь Джон почти уверен, что это жалкий шарлатан.

— Ему ничего не удалось узнать у доктора Рагостина?

— Он даже его ни разу не видел! Ему довелось побеседовать только с секретарём доктора Рагостина, обычной девушкой.

— Интересно, а не моя ли это подруга Марджори Пибоди? — задумчиво произнесла я. — Вы же знаете, какие печальные последствия для владеющих землёй семей влечёт за собой упадок сельского хозяйства. Марджори пришлось пойти на работу к некоему учёному. Вы случайно не знаете, как зовут секретаря доктора Рагостина?

— Боюсь, что нет. Я ничего о ней не знаю.

— Даже как она выглядит? Марджори — светловолосая и пышная девушка.

— Честное слово, не могу сказать. Джон мало что запомнил; она не показалась ему примечательной.

Я надеялась, что отреагировала на спасительные слова миссис Ватсон спокойно и ни капли не подозрительно; она тем временем продолжила вещать об окутанной покрывалом тайны Эноле Холмс и её роли в спасении доктора Ватсона. Когда миссис Ватсон закончила свой рассказ, я поднялась, поздравила её со счастливым исходом, крепко обняла и, горячо пожелав всего наилучшего, вышла из маленькой гостиной походкой идеальной леди — но всё это время я мысленно плясала и прыгала от восторга, словно чумазый ребёнок, делала колесо и стояла на голове, радостно крича: «Да здравствует простодушный, добрый доктор Ватсон!»

Несколько недель назад я составила список того, что знает обо мне брат, и внесла в него следующие пункты.


Он (Шерлок) знает, что я называлась Лианой.

Скорее всего, он знает от доктора Ватсона, что девушка по имени Лиана Месхол работала у первого и единственного в мире учёного искателя.


Однако, судя по тому, что поведала мне миссис Ватсон, эти выводы беспочвенны!

Разве что... Разве что Шерлок попросил её слукавить, чтобы расставить для меня сети?

Нет, невозможно. Никто не мог предположить, когда я приду, и приду ли вообще, и в какой буду маскировке. Кроме того, наблюдения миссис Ватсон показались мне правдивыми: она говорила как любящая, снисходительная к глуповатому и невнимательному мужу жена. Уходя из дома доктора Ватсона, я в очередной раз поблагодарила судьбу за его доброту и беспечность. Как же хорошо, что он не придал никакого значения мисс Месхол; доктор Ватсон забыл её фамилию — что уж говорить об имени!

А значит, если он и рассказал Шерлоку про свой визит к шарлатану Рагостину — про его секретаря вряд ли упомянул даже вскользь.

Вот оно, счастье.

Я снова могу надеть личину Лианы Месхол.

Я всё ещё могу посвятить жизнь своему призванию.

(Мне пришлось сдержаться, чтобы не побежать вприпрыжку: всё-таки я шла по благополучному району в образе достойной леди.)

А однажды, когда я стану совершеннолетней и независимой и меня больше никто не посмеет никуда отправить без моего согласия — этого мне придётся ждать ещё семь долгих лет, но мечтать никто не запрещает, верно? — я буду работать под своим настоящим именем.

Энола Холмс, первая и единственная настоящая учёная искательница на свете.


Апрель 1889


— Флора Гаррис, — сказал великий детектив мистер Шерлок Холмс, обращаясь к своему другу и коллеге доктору Ватсону, когда они отдыхали после превосходного ужина в ресторане «Симпсоне» на Стрэнде. — Или Харрис, как произнесла бы она сама, поскольку родилась и выросла под звон колоколов Сент-Мэри-ле-Боу, среди тех, кому не свойственно правильное произношение.

Ватсон слегка запоздало кивнул:

— То есть кокни.

— Именно. У Флоры Гаррис есть сестра, на пять лет её старше — Фрэнсис. Флора осталась старой девой. Фрэнсис вышла замуж за человека выше её по положению. Они с мужем открыли магазинчик «Шантеклер» на Холивелл-стрит; тогда Фрэнсис придумала себе подходящее прозвище — Пертелотта.

— Умно, — заметил Ватсон, любуясь кубинской сигарой, которой с минуты на минуту собирался затянуться, — хотя довольно необычно.

— Как вам, к несчастью, пришлось выяснить на собственном опыте, «необычная» — слишком бледный эпитет для этой семьи.

— А мне пришлось? Пока что я не понимаю, к чему вы клоните, Холмс.

— Супруга старшей сестры звали Огастас Кипперсолт.

Ватсон ахнул и выронил сигару. Она упала на скатерть, но он не потрудился её поднять.

— Младшая сестра его жены жила вместе с ними. Довольно нестандартная ситуация, верно? Некоторое время спустя Огастас Кипперсолт отправил Флору в психиатрическую лечебницу на основании жорж-сандизма1.

_____________________________________________

1Жорж-сандизм — идеология, выросшая из творчества французской писательницы Жорж Санд; включает в себя культ безрассудства, пренебрежения нравственными нормами и правилами поведения в обществе.


Ватсон резко выпрямился, поражённый внезапным открытием:

— Так вот оно что! Да, я помню этот случай. Мало того что несчастная одевалась как мужчина — многие тревожные факторы указывали на то, что её необходимо исключить из общества как источник заразы. Нездоровые отношения сестёр, несчастный случай, после которого больная осталась с изуродованным лицом, её горькая обида, граничащая с мономанией...

— О, никто не сомневается в поставленном вами диагнозе, дорогой Ватсон! Флора Гаррис несомненно безумна.

— То есть это она... Она — тот подлец, который выманил меня из клуба?! — с растущим недоверием воскликнул доктор Ватсон.

— Да, безусловно. Именно из-за неё вам пришлось провести неделю в этом кошмарном месте, в «Колни Хатч».

Холмс объяснил, что миссис Пертелотта Кипперсолт, вероятно, тоже не совсем психически здоровая, предпочла сестру мужу и вызволила Флору Гаррис из лечебницы, за что её муж в итоге поплатился жизнью. Убийство, разумеется, привело миссис Кипперсолт в ужас, и она, взяв сестру в ежовые рукавицы, не спускала её с короткого поводка. Однако надзор со временем становился всё менее строгим, и Флоре Гаррис удалось отомстить врачу, который признал её сумасшедшей.

— Как же всё до глупейшего просто, — безмятежно произнёс Ватсон, выслушав объяснения друга, и откинулся на спинку кресла.

— Теперь нам всё известно — да, пожалуй, можно так сказать. Однако тогда... — На лицо великого детектива легла тень. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он выудил из внутреннего кармана пиджака трубку и кисет. — Тогда мне это не пришло в голову, — признал он натянутым, глухим голосом.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, Холмс.

— Вы, мой дорогой Ватсон, слишком добры и не хотите меня осуждать, но сам я себя жестоко осуждаю за то, что упустил самое очевидное. Если бы не моя сестра, вы бы до сих пор находились в «Колни Хатч».

Несмотря на то что Ватсон знал о его сестре — он ещё помнил ту ночь, когда Энола в одеянии монахини ворвалась в дом доктора и передала его заботам полузадушенную юную леди, — и несмотря на то, что подобная возможность представлялась уже не раз, сейчас детектив впервые добровольно заговорил о ней с лучшим другом. Доктор Ватсон, понимая, что для Холмса это больная тема, никак своим видом не показал, что удивлён, — даже не моргнул. Совершенно спокойно и непосредственно, словно обсуждая труд Холмса о разных видах пепла от сигар, он произнёс:

— Ах, ваша сестра... Что вы думаете о своей сестре, Холмс?

Наступила тяжёлая пауза. Невидящим взглядом Холмс смотрел на стену джентльменской комнаты отдыха в «Симпсоне», и по выражению его лица невозможно было ничего прочесть.

— Очень жаль, — ответил он наконец, — что она мне не доверяет.