— Прекрасно. — Я кивнула. — Спасибо, учту. Я пока осмотрюсь у вас в магазинчике?
— Конешно-конешно.
Мне предоставлялся огромный выбор замысловатых штуковин и необычных вещиц — головоломки на деревянных дощечках, где полагается собирать картинку, передвигая детали (поднимать и перекладывать их нельзя), «спиритические доски» с цифрами и буквами для медиумов, бархатные розы, музыкальные шкатулки, веера из перьев, лёгкие шёлковые шарфики, маски от солнца, парики отменного качества из длинных волос, вероятно срезанных с жертв лихорадки или заключённых, — но я рассматривала их очень неспешно, предаваясь размышлениям. Мне очень скоро должна была потребоваться визитная карточка, и щедрое предложение Пертелотты пришлось как раз кстати, но нельзя распечатать визитки, если не знаешь, что на них будет написано.
Я мысленно вернулась к своим карандашным записям, сделанным на подоконнике. Вечно я, Вечная? Нет уж. А если выбрать другой вариант? Верне — Енрев — Енвер. И слегка украсить его, добавив французский налёт: Энверуа.
Неплохо.
Хорошо, для начала оставим так. А что делать с именем? Фиалка? Нет, это же название цветка — звучит глупо и очевидно. Вайолет? Прямое значение — «фиалка», всё равно слишком рискованно. Виола? Оно скорее вызывает ассоциацию с музыкальным инструментом, хоть так и называют фиалки, растущие в саду, или анютины глазки. Да, Виола подойдёт.
Будь Пертелотта жадной, она продала бы мне миниатюрный печатный станок и выручила бы куда больше денег, чем за несколько визитных карточек, сделанных в подсобном помещении на, вероятно, куда более добротном станке.
Поэтому я решила ей довериться, хотя прекрасно понимала, что на самом деле её зовут отнюдь не Пертелоттой. Что с того? Она тоже не узнает моего настоящего имени.
Стоит ли приобрести в магазинчике и другие предметы, которые вполне могут навести на меня подозрение?
Пожалуй, стоит.
Но вдруг я ошиблась? Вдруг на самом деле она болтлива?
А даже если и так — ничего страшного: ни Майкрофт, ни Шерлок с ней не заговорят. Они и подойти не посмеют к самодостаточной и деловой владелице лавки. Им сложно осознать, что особа женского пола не обязана быть придатком к мужу, отцу или брату. Для них женщины — загадочные и лишённые здравого смысла создания. Мои братья не способны поставить себя на место любой из них.
И уж тем более им никогда не понять меня. По их мнению, долговязая девчонка с большим носом, сбежавшая из дома, непременно притворится юношей — ведь что ещё остаётся несчастной простушке!
Теперь они знают, что я могу замаскироваться и под вдову, и под монахиню, и будут искать похожую фигуру, вписывающуюся в образ уродливой ведьмы, с резкими чертами лица, скорее всего прикрытого вуалью, жуткую и мрачную. Или хмурую «ораторшу», которая пытается улучшить жизнь в трущобах. Скорее всего, мужского образа от меня уже не ожидают. Может, сейчас самое время купить штаны?
Нет.
Мне совсем этого не хотелось. Тем более что я решила навестить миссис Ватсон и расспросить милую леди об исчезновении её дорогого супруга, доктора Ватсона, а для этого мне требовалась маска женщины.
Но такой, чтобы ни Майкрофт, ни Шерлок не заподозрили в ней Энолу Холмс.
Да, я понимала, что на такое преображение уйдёт много сил и времени, но мне было остро необходимо выбрать для себя маскировку, которую никак не будут ожидать от меня мои хитрые братья.
Я должна стать красавицей.
Глава четвёртая
Должна.
Признаюсь, это решение подстегнули обида и озлобленность, вызванные мыслями о матери, но направленные совсем на другую мишень: на мужчин. Слишком часто мне приходилось наблюдать, как они обращаются с девушками, как разделяют простушек и красавиц. Я решила поставить эксперимент и доказать, что «сильный» пол легко обмануть.
Кроме того, моё решение было продиктовано необходимостью обезопасить себя на случай, если исчезновение доктора Ватсона — всего лишь изощрённая ловушка, поставленная для меня братом. Меня никто не должен узнать.
Даже если на самом деле случилась беда (а я подозревала, что так оно и есть), миссис Ватсон, несомненно, знакомая с Шерлоком Холмсом, будет ждать от него помощи и, поддерживая с ним связь, вполне возможно, не постесняется упомянуть, что к ней заходила высокая худая невоспитанная девчонка с большим носом и выпирающим подбородком. Шерлок тут же узнает меня в этом описании и нападёт на мой след, словно собака-ищейка. Зато если миссис Ватсон расскажет о миловидной посетительнице, мой брат пропустит это замечание мимо ушей.
В приятной внешности есть один минус: даже привлекательные леди с неприязнью относятся к красавицам, а мне важно завоевать доверие миссис Ватсон. Пусть я не знакома с ней лично, но по описанию из повести доктора Ватсона «Знак четырёх» знаю, что выглядит она довольно непримечательно. Там он описал Мэри Морстен (это её девичья фамилия), когда она пришла за советом к мистеру Шерлоку Холмсу. Лицо будущей жены доктора Ватсона «было бледно, а черты не отличались правильностью», но при этом его выражение описывалось как «милое и располагающее», и дальше упоминалось, что большие синие глаза девушки «светились одухотворённостью и добротой».
Если она и правда так благородна и отзывчива, как говорится в книге, ей будет безразлично, симпатична её собеседница или нет.
Из повести я почерпнула ещё, что у миссис Ватсон в Англии нет ни родственников, ни друзей. Именно поэтому, оказавшись в затруднительном положении, она и обратилась к Холмсу. У неё не осталось ни матери, ни отца. Выучившись в частном пансионе, она нашла работу компаньонки: не то чтобы служанка, но и не ровня для своей нанимательницы — ведь обычно компаньонки ели отдельно. И положение её не сильно изменилось: супруга врача ставилась чуть выше рабочего класса, но к аристократии отношения не имела. Если до свадьбы она жила «уединённо», могло ли с тех пор что-то измениться? Скорее всего, нет. Доктор Ватсон писал, что бедняки часто обращаются за помощью к Мэри — несомненно, у неё такое же золотое сердце, как и у него, — но стали бы эти же бедняки утешать несчастную, если бы в беде оказалась она? Вряд ли.
Одни предпочитают горевать в одиночестве, другие нуждаются в дружеском плече. Я не знала, к какому типу относится миссис Ватсон, но рискнула предположить, что к последнему и что в это нелёгкое для неё время ей будет приятна поддержка даже незнакомого человека.
По крайней мере, я на это надеялась. Как и на то, что милая леди упомянет хотя бы одну — кажущуюся незначительной, но на самом деле важную — деталь, которая отчасти прольёт свет на таинственное исчезновение её супруга.
На следующий день перед домом, где жил и работал доктор Ватсон, остановился кеб, и из него вышло поистине очаровательное создание, одарённое невинной, нежной, безупречной красотой, притом естественной и непринуждённой, которое взлетело вверх по белым ступенькам крыльца, словно фея в зачарованном лесу...
«Непринуждённой»? Ха! Как бы не так. На создание образа мисс Виолы Эн- веруа ушла целая вечность, и если бы не моя душа художника, мне бы ни за что не удалось достичь этой «непринуждённости». Видите ли, «естественная» красота — всего лишь иллюзия, и её относительно легко создать, если подчеркнуть достоинства, скрыть недостатки и подправить пропорции.
Однажды Шерлок сказал Майкрофту нечто подобное: «Обрати внимание, что у нашей дорогой сестры голова совсем небольшая по сравнению с вытянутым туловищем». Так мой брат намекнул на то, что я не слишком умна — и, между прочим, в выводах он ошибся. Но по сути его утверждение было верным.
Поэтому я приобрела у Пертелотты невероятно пышный парик. Главную роль в женской красоте играют именно волосы, и здесь важнее всего «подправить пропорции». Мало того что мои родные волосы цвета грязи были тонкими и неприятными на ощупь, так мне ещё было неудобно их укладывать, особенно на затылке, — ведь они, вот беда, находились на моей собственной голове! А парик... Это совсем другое дело. Я водрузила его на подсвечник и причесала так, чтобы блестящие локоны цвета розового дерева — то есть каштановые с приятным красноватым оттенком — были намеренно неряшливо собраны на макушке, а на лоб падала плотная чёлка.
Без парика — и специальных подушечек, которые округляли мои ноздри и щёки, — я была бы всё той же женской копией Шерлока: с резкими чертами лица, орлиным носом и желтоватой кожей.
Но прелестные и с виду естественные волосы скрывали недостатки лица, и ярко выраженные нос и подбородок волшебным образом превращались в классический греческий профиль. Кожа в обрамлении рыжеватых кудрей казалась не болезненно-бледной, а аристократически белой. Мне самой с трудом верилось в своё преображение.
Разумеется, одной причёски было мало. Природная красота обычно подчёркивается единственным недостатком, нарушающим симметрию. Для этого я наклеила на правый висок купленную у Пертелотты родинку цвета портвейна. К тому же она отвлекала внимание от моего большого носа. Кожу я присыпала рисовой пудрой — якобы для того, чтобы скрыть мелкие прыщики или пятна. Это не осуждалось в высших кругах, в отличие от другого косметического продукта — румян: их я незаметно нанесла на скулы и губы. Чтобы глаза выглядели большими и блестящими, нужно было потереть веки клочком специальной «испанской бумаги», но не слишком, — и это мне удалось не с первого раза. Как я и сказала, на то, чтобы стать красавицей, у меня ушла целая вечность, и это был нелёгкий труд.
При этом миссис Ватсон вполне могла отказаться меня принять! Учитывая обстоятельства, я бы не удивилась, если бы она лежала в кровати, страдая от нервного истощения, не в силах принимать гостей даже при большом желании.
Чтоб меня черти съели! Вдруг я в самом деле к ней не попаду и все мои старания пойдут прахом?!
Однако попытаться стоило. И я не отступилась.
Напоследок оглядев себя в зеркало, я невольно зарделась от гордости.