Тишина.
— К вам приходили гости? Помимо той слащавой девушки, которая только что ушла? К слову, кто она?
О господи. Я больше не могла выдерживать эту пытку и, развернувшись, зашагала по улице «сдержанно и тихо, не слишком медленно и не слишком быстро, со знающим взглядом», как советовала книга под названием «Нравственный советник леди».
Только завернув за угол, я опустила плечи и выдохнула.
Интересно, добавил ли Шерлок в список подозреваемых меня?
Хотелось бы надеяться, что нет. Привлекать его внимание к «слащавой девушке» не входило в мои интересы. Тем более что ему нельзя тратить время на фальшивые зацепки, когда он должен искать Ватсона...
Но выйдя на оживлённую улицу, заставленную лавками и магазинчиками, я осознала, что Шерлок в самом деле тратит время зря. («Не задерживайтесь у витрин; постарайтесь не обращать внимания даже на самые заманчивые товары. Мимо мужчин проходите не поднимая взгляда, но держите их в поле зрения...») Пусть мой брат невероятно умён, но, пренебрегая женской сферой, в данном случае — символизмом букетов, он раз за разом допускает одну и ту же ошибку.
«Послание с самодовольными речами о совершённой мести» всё-таки пришло, и пришло в виде боярышника, белого мака, вьюнка и, как ни странно, спаржи.
Значение спаржи, признаюсь, от меня ускользало. Однако я не сомневалась, что цветы отправил не преступник из криминального мира и не армейский недруг Ватсона. Нет, букет подобрал человек, которому не место ни там, ни там, человек, чересчур выделяющийся: эксцентричный, подлый и мстительный — но в то же время изобретательный и творческий, наслаждающийся сладостным безумием и при этом настолько погружённый в ботаническое злодейство, что выращивает боярышник в теплице.
Глава седьмая
Как отыскать этого эксцентричного человека? Мне на ум пришло три варианта. Первый (найти и изучить все теплицы) занял бы много времени, а второй был более надёжным.
Я тут же взялась за дело и отыскала местечко, где можно посидеть с карандашом и бумагой в руках.
День стоял великолепный, и я выбрала скамейку подле общественного питьевого фонтана, нового сооружения в западном Лондоне, по габаритам не меньше любого военного памятника и украшенного крылатыми скульптурами; сама чаша была задумана, наверное, как раковина морского гребешка, но в моих глазах больше походила на гриб-трутовик, растущий на стволе дерева; свежая вода для леди и джентльменов лилась из крана в виде дельфина. Ниже располагался жёлоб, из которого могли пить лошади, а ещё ниже, у тротуара, проходил узкий желобок для собак и, скорее всего, для кошек, крыс и уличных ребятишек. Итак, я села у этого великолепного памятника гигиене, достала из кармана карандаш и бумаг и составила послание для колонки объявлений всех лондонских газет. Мне пришлось переписать его несколько раз, пока я не добилась идеальной лаконичности:
БОЯРЫШНИК, ВЬЮНОК, СПАРЖА И МАК: ЧТО ВАМ НУЖНО? ОТВЕЧАТЬ СЮДА. М.М.В.
Я взяла инициалы Мэри Морстен Ватсон, чтобы создать впечатление, будто заметку написала она.
Довольная результатом, я переписала сообщение несколько раз — для множества лондонских изданий. А потом запрыгнула в проезжающий мимо трамвай (я научилась делать это на ходу, как любая современная городская девушка), заплатила пенни за проезд и доехала до Флит-стрит.
Я не раз посещала издательства на Флит-стрит, и со мной обращались вежливо, но без особого интереса. Сегодня же работники были особенно услужливы и явно заинтересованы в моей персоне. Мои мысли занимали другие заботы, и я не сразу догадалась, что стало тому причиной.
«Ох, ну конечно! — возмутилась я про себя, вспомнив о своей неестественно привлекательной маскировке. — Вот глупцы!»
К тому времени, как я разнесла и оплатила все объявления, день перетёк в ночь, и я порядком утомилась, но отдохнуть пока не могла. Я должна как можно скорее напасть на след загадочного отправителя зловещего букета. Никто не стал бы выращивать боярышник с вьюнком в теплице ради одного мгновения триумфа; нет — столь целеустремлённый злопыхатель наверняка ещё даст о себе знать грозными цветочными посланиями. И мне хотелось бы перехватить следующее.
Для этого требовалось вернуться на сцену преступления. Темнота играла мне на руку: я не хотела, чтобы миссис Ватсон меня увидела. А чтобы подстраховаться, я поехала в кебе.
Меня высадили прямо перед нужным мне домом, и я попросила кебмена подождать, так что его крупный четырёхколёсный экипаж остановился между мной и резиденцией доктора Джона Ватсона. Дело в том, что прямо через улицу от Ватсонов сдавалась комната.
Я постучала дверным молотком и мысленно воззвала к Фортуне, чтобы окно в интересующей меня комнате выходило на эту сторону.
Оно выходило.
Превосходно.
В остальном же комната оставляла желать лучшего: холодная, голая, безрадостная, с твёрдой и узкой как доска кроватью и несговорчивой хозяйкой с суровым прищуром, которая заломила слишком высокую цену. Неудивительно, что съёмщиков так долго не находилось. Я немного поторговалась, но только для виду — на самом деле мне пришлось бы согласиться на любые условия — и наконец обменяла немаленькую сумму на ключ от двери.
Видите ли, следующим утром мне было необходимо здесь затаиться. Со времени моего визита к миссис Ватсон прошло полдня, и ей вполне могли доставить очередной подозрительный букет, но я не сомневалась, что злопыхатель отправит по меньшей мере ещё один, и не хотела его прозевать.
Кучер отвёз меня к станции Олдгейт, и, отпустив его, я вошла на станцию, вышла через другую дверь и поймала другой кеб. Для меня подобные предосторожности стали обыденностью. Кебменов нередко расспрашивают об их пассажирах, а я была беглянкой, скрывающейся от величайшего детектива в мире, и осмотрительность мне уж точно не помешает.
Второй кеб доставил меня на улочку Ист-Энда, куда я обычно предпочитала возвращаться пешком — к пансиону. Я попросила кучера подождать у входа и поспешила собирать вещи, попутно объясняя встревоженной и растерянной миссис Таппер, стоящей на пороге моей комнаты, что происходит.
— Я на пару дней поеду в гости к тётушке.
— А? — Она поднесла рупор к уху.
— Я еду в гости к тётушке!
— А?
Она широко распахнула водянистые глаза, изо всех сил напрягая слух, но не решаясь подойти ближе. Наверное, ей было странно наблюдать за миловидной девушкой, бросающей в сумку одежду страшненькой на вид постоялицы, которая последний месяц носа не казала из своей комнаты. Вполне возможно, миссис Таппер гадала, не сошла ли я с ума, не представляю ли угрозы для общества и не вызвать ли ей констебля.
— А? Кудай-то вы в темнотищу такую собрались?
— Еду! Гости! Тётушка! — крикнула я прямо в рупор, после чего взяла в каждую руку по сумке и выскочила за дверь.
На следующее утро — воскресное — я приклеила родинку и нанесла на лицо румяна и пудру, чтобы выйти на улицу в образе обворожительной девушки; должна сказать, эта маскировка отнимала много сил: даже леди, собираясь в церковь, тратили меньше времени на то, чтобы прихорошиться. К счастью, парик пока сохранял форму и причёсывать его не было нужды. Я водрузила его прямо со шляпкой на столбик кровати, где он ждал своего часа — я собиралась надеть этот тяжёлый жаркий инструмент пыток в самый последний момент. Чтобы меня не увидели без парика, я попросила мою противную хозяйку принести завтрак наверх и оставить поднос у двери. Затянув корсет, чтобы создать силуэт песочных часов, и нарядившись в соблазнительное плиссированное платье цвета парижской зелени, я села у окна с биноклем и, прячась за кружевными занавесками, принялась наблюдать за улицей и в особенности за домом Ватсонов.
Важнее всего было скрыть мой внезапный переезд. Пройдёт несколько дней — и я смогу спокойно попадаться на глаза соседям. Миссис Ватсон не слишком удивится, если мисс Энверуа подойдёт к ней, расскажет, что заметила табличку «Сдаётся комната» на другой стороне улицы — вот везение, ведь она как раз искала новое жильё! — и спросит, нет ли новостей о пропавшем докторе Ватсоне.
Правда, я надеялась, что через несколько дней смогу вернуться в Ист-Энд, поскольку в первые же часы слежки мне всё это уже сильно наскучило. На улицах в «приличном районе» ровным счётом ничего не происходило.
Вскоре появилась процессия вычищенных до блеска кебов — ведь чистота здесь приравнивалась чуть ли не к святости. Это приехали с воскресной службы мои новые соседи, включая миссис Ватсон.
Я обратила внимание, что миссис Ватсон остановилась погладить запряжённую в экипаж лошадь; женский пол обычно не рисковал подходить к лошадям, боясь запачкать парадно-выходное платье. Я с восхищением и сочувствием посмотрела на обаятельную супругу доктора Ватсона; она была в чёрном, будто уже скорбела по мужу.
Прихожане разошлись по домам, и почти час ничего не происходило.
Затем я увидела сгорбленную, закутанную в шаль старушку с большой корзиной цветов. Она шла по улице, слегка прихрамывая. Бедняжка стучала в каждую дверь и предлагала купить у неё фиалки.
Спустя ещё полчаса под окном проехала телега с цистерной воды. Лошадь бежала рысью, гордо приподняв хвост; за такой красавицей приятно наблюдать, если не знаешь, что она оставляет за собой кучи навоза. Вот забавно: ведь телеги с водой призваны держать в чистоте лондонские улицы, обычно покрытые толстым слоем грязи, и кучер не может остановиться отдохнуть ни на минуту, поскольку в городе полно лошадей и каждая из них производит сорок пять фунтов навоза за день — по крайней мере, так мне говорила мама...
Не думай о маме.
Чтобы отвлечься, я потянула за красивую опаловую брошь на груди, которая на самом деле была частью потайного кинжала, скрытого в корсете. Стиснув его рукоять, я сразу почувствовала себя увереннее. Однажды мне пришлось воспользоваться этим оружием — против душителя. А в другой раз я сама чуть не пострадала от лезвия ножа, но меня спасли пластины из китового уса. В полной мере оценив пользу корсета, я заказала себе несколько штук — не врезающихся в кожу и не царапающих подмышки, но защищающих от негодяев вроде Джека-потрошителя и поддерживающих подушечку на грудь и турнюр, которые, делая пышнее мою невыразительную фигуру, в то же время служили хранилищем для самых необходимых вещей и крупной суммы денег, оставленной мне матерью.