Не думай о маме!
Я поспешно вернула кинжал на место и начала мысленно перечислять всё, что лежало в моей подкладке на грудь. Бинт, маленькие ножницы, бутылочка йода, запасные чулки, иголка с ниткой...
За окном прошла няня в своей лучшей синей накидке и симпатичном капоре. Одной рукой она толкала детскую коляску с поднятым тентом от солнца, а другой вела за собой малышку в розовом кружевном платье и белом переднике.
Скукотища.
...платок на голову, шиньон, пенсне для маскировки, лорнет в качестве лупы, нюхательная соль, пара сладких леденцов, печенье...
Из-за угла выбежал мальчишка в лохмотьях. Он нёс огромный букет — чуть ли не вдвое больше его самого.
Я тут же бросила перечисление своих богатств и вцейилась в бинокль, чтобы лучше разглядеть цветы. К сожалению, невежа нёс их головками вниз, зажав стебли под мышкой, словно боялся, как бы они его не укусили! Мне пришлось довольствоваться тем, что я увидела его глуповатое лицо и клетчатую одёжку. Мальчишка остановился и, разинув рот, принялся рассматривать номера домов.
Я даже и представить не могла, что букет может предназначаться кому-то, кроме миссис Ватсон.
Сердце тревожно колотилось в груди. Нет, быть не может. Наверняка это...
Да.
Внимательно изучив табличку с номером у двери, посыльный поднялся на крыльцо дома Ватсонов.
И теперь, когда он повернулся ко мне спиной, я наконец смогла как следует рассмотреть букет.
Ракитник «золотой дождь». Колокольчик.
Очередной вьюнок.
Очередные тонкие ветви спаржи. Веточки тиса.
Боже правый!
Я отбросила бинокль, резко поднялась, надела парик вместе со шляпкой, схватила накидку и выбежала из своего временного жилища, чтобы перехватить мальчишку после того, как он отдаст служанке букет.
Глава восьмая
Видите ли, «золотой дождь» называется романтично и выглядит очаровательно, однако его цветы, нависающие над землёй жёлтым каскадом, символизируют горькие слёзы.
Синий колокольчик всегда ассоциируется с феями, злым волшебством и якобы приносит неудачу, и значение его — «отдаваться горю».
Тис обычно растёт на кладбищах и означает смерть.
И без вьюнка со спаржей было ясно, что этот зловещий букет составил тот же злопыхатель, что и предыдущий. Вполне вероятно, что именно этот таинственный даритель стоит за исчезновением доктора Ватсона.
Я поспешно выбежала на улицу, но несчастный мальчишка с губами как у рыбы, который до этого передвигался медленнее черепахи, теперь мчался со скоростью света, и я только успела увидеть, как он заворачивает за угол.
Ну нет, тебе от меня не скрыться! Подхватив обеими руками подол юбки, я помчалась за ним.
У меня длинные ноги, и бегать я люблю, как и лазать по деревьям, чем, ведя себя как мартышка, всегда позорила семью. Но дурацкая юбка ужасно мне мешала, хоть я и подтянула её до самых колен. Вместо того чтобы помогать себе руками, я, чтобы набрать скорость, трясла головой и раскачивалась из стороны в сторону. Наверное, со стороны я казалась долговязой гусыней цвета парижской зелени, которая спешит за своими детками.
Случайные прохожие бросали на меня потрясённые взгляды. Помню, как я пронеслась мимо леди, застывшей, будто соляной столп, и прижавшей к открытому рту руки в шёлковых перчатках, а что подумали увидевшие меня джентльмены, сказать сложно, потому что я, сосредоточенная на своей цели, не обращала внимания на окружающих. Но если девушка ещё могла позволить себе надеть вечернее платье с глубоким вырезом, то уж ее голени и лодыжки не должен был видеть никто, и даже тонкая полоска кожи, выглядывающая из-под подола, считалась возмутительно неприличной.
Я забежала за угол и увидела, что посыльный в лохмотьях ускакал ещё не слишком далеко.
— Мальчик! — окликнула его я.
Мне казалось, что мой голос прозвучал довольно ласково и мальчишка непременно обернётся, остановится и с радостью со мной побеседует, а потом я дам ему пенни. Ничего подобного. Он оглянулся на меня через плечо, вскинул брови и пустился наутёк, словно испуганный заяц, за которым гнались собаки.
Вот дурачок, чего ему бояться?
— Эй, мальчик! Подожди, трусишка! Вернись!
Я ускорилась и быстро нагнала это чахлое дитя трущоб. Я бы непременно его поймала, если бы он не повернул к Ковент-Гардену и не вылетел пулей на оживлённую улицу — не на тротуар, а прямо на дорогу. Мальчишка ловко маневрировал между телегами с картофелем, экипажами и кебами, в последний момент уклоняясь от лошадиных копыт. Здесь у городского ребёнка было огромное преимущество перед деревенской девчонкой, которой никогда не приходилось оббегать омнибусы! Я пустилась за ним в погоню, но вскоре потеряла его из виду.
Я остановилась на углу, где в последний раз видела негодного мальчишку, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, одной рукой придерживая юбку, другой поправляя съехавший парик — как бы меня ни раздражало это кошмарное орудие пыток, надо было всё же надеть его заранее и закрепить шпильками. У меня не хватало сил даже выругаться. Я лихорадочно оглядывалась, гадая, куда повернуть.
Я готова была сдаться. Признаюсь, я в самом деле сдалась. Тяжело вздохнув, признавая поражение, я опустила измазанный в лошадином навозе подол юбки, скрыв лодыжки. А потом решила привести себя в порядок и, не обращая внимания на осуждающие взгляды прохожих в красивых воскресных нарядах, обеими руками взялась за съехавший парик, чтобы его поправить...
— Не надо! — раздался вдруг пронзительный возглас.
Я вздрогнула и огляделась. Тот самый мальчишка в лохмотьях, за которым я гналась, в ужасе смотрел на меня из своего укрытия — ящика вроде тех, в которых выставляли бытовые товары. Очевидно, он хотел юркнуть в дверь свечной лавки, а я перекрыла ему путь к отступлению. Правда, если бы не его восклицание, я бы вряд ли его заметила.
— Пожалста, не надо! — взвыл мальчишка, проглатывая буквы.
Я замерла от потрясения, всё ещё не отнимая рук от парика:
— Не надо что?
Чего, хотелось бы знать, он так сильно испугался?
— Не сымайте волосы! — взвизгнул мальчишка. — И нос не сымайте, не надо!
— О, — протянула я и медленно, как будто понимающе кивнула. Видимо, бедняга был глуповат, и вести себя с ним следовало осмотрительно, как с загнанным в угол зверьком. Никаких резких движений. Я отпустила парик, и он кое-как плюхнулся на голову. — Хорошо, — добавила я мягким, ласковым голосом. — Видишь, всё в порядке. Хочешь пенни? — Я достала из кармана горсть монет.
Увидев, как они блестят, и услышав их тихий звон, мальчишка слегка успокоился. По крайней мере, теперь он не выглядел таким запуганным.
— Я всего лишь хочу с тобой поговорить. Выйди, пожалуйста, — поманила его я.
— Нет!
— Что ж, тогда я сама к тебе подойду.
Я села прямо на тротуар перед ящиком, в котором прятался несчастный посыльный. Дело было не только в усталости — хотя я порядком утомилась от всей этой беготни, — но и в восхитительной абсурдности происходящего. Вокруг раздались изумлённые возгласы, и все, кто был в тот момент на улице, отшатнулись от меня, как будто я была разносчиком жуткой заразы.
Всего два года назад, на Золотой юбилей королевы, одна леди уселась на пол в Хрустальном дворце, чтобы украсить сапожок еловой веточкой; вскоре после этого её упрятали в сумасшедший дом.
Точнее, несчастную туда заключил муж. Нередко такое случалось, что жену отправляли в психиатрическую лечебницу за чтение романов, увлечение спиритическими сеансами, ссоры, неповиновение и так далее. В отличие от скандального развода отдать надоевшую супругу санитарам в чёрном ландо считалось достойным способом от неё избавиться.
«Хорошо, что я не собираюсь замуж», — с улыбкой подумала я, всё ещё тяжело дыша после долгой погони. Усевшись напротив грязного оборвыша, как будто мы с ним были детьми и играли в чаепитие, я сказала:
— Добрый день. Очень рада встрече. — Я зажала монетку между пальцами, словно конфету. — Я случайно заметила, как ты принёс к дому Ватсонов красивый букет.
Мальчик посмотрел на медный кругляшок и осторожно произнёс:
— Не знаю никаких Ватсонов.
— Тогда как ты узнал, куда тебе надо?
— Дядька сказал мне номер.
— Какой дядька?
— Ну, тот, который нос снял.
Теперь у меня гудели не только ноги, но и голова. Однако я снова кивнула со знающим видом, не сказала, что снять нос физически невозможно.
— Как вы встретились?
— Он меня подозвал. — Мальчишка махнул рукой, изобразив жест, которым обычно подзывали к себе какого-нибудь уличного бездельника, чтобы он отнёс по адресу свёрток или письмо, придержал лошадь за уздцы или ещё как-нибудь услужил.
— Он сидел в двуколке или в «собачьей тележке»? — уточнила я.
— Нет! Эт’ была хорошая, блестючая карета — нормальная, с лошадьми.
Я не стала ему объяснять, что в «собачью тележку» тоже запрягают лошадей, просто там под сиденьями есть место для собак.
— Фаэтон? Брогам?
— Не слыхал ни о каких тонах и рогах. А карета чёрная была, красивая, с жёлтыми спицами в колёсах.
Под это описание подходила половина экипажей в Лондоне.
— Ты заметил герб? Что на нём было — мантия, щитодержатели?
— Точно, мантия на нём была, — кивнул мальчишка, явно пропустив мимо ушей непонятное слово «герб». — Ну то бишь плащ какой-то. А держал он не щит, а эт’, цветы, конешно. В одну руку мне их дал, а в другую два пенса сунул.
Он явно перестал меня бояться и потому разговорился, что сыграло мне на руку: у меня у самой пропал дар речи. Как прикажете расспрашивать такого дурачка с чересчур большой головой на чахлом тельце?
— Мм... И как выглядел этот человек?
— Как? Ну как всякий жентельмен. Морда вытянутая, бородка жиденькая, шляпа высокая. Только нос он снял.
Вот опять!
— Снял? — уточнила я, стараясь не показывать своего удивления.
Очевидно, мне это удалось. Иначе бедняга, наверное, не смог бы вымолвить ни слова и оцепенел бы от кошмарных воспоминаний. Он поспешно выпалил: