— Кто там? — спросил Шерлок, подняв глаза.
— Тише, — прошептала я. Ликование сходило на нет, и мною постепенно овладевала тревога. — Разбудишь мастифа.
— Кто это? — Шерлок заговорил тише, но жестче. — Бриджит?
— Разве у меня ирландский акцент? — парировала я, лихорадочно размышляя, как помочь брату. — Что ты сделал с мастифом?
— Подал ему изысканную говядину со снотворным.
Он зажег еще одну спичку и поднял ее как можно выше, чтобы разглядеть меня, но на ноги не встал. Тут я заметила, что он снял правый ботинок, а его ступня выглядела опухшей, как будто у него растяжение или перелом.
Я испугалась за брата и тут же забыла обо всем:
— Тебе больно?
— Энола?! — воскликнул он, вероятно, наконец узнав меня — если не по скрытому в тени лицу, то по моему характерному голосу.
— Тише. Я тебя вытащу оттуда.
Я уже сняла ремень саквояжа с плеча, но передумала и запустила руку в подушечку на груди.
— Энола, что же это такое, ты появляешься повсюду... — пробормотал брат.
— Скорее это вы с Майкрофтом вечно встаете у меня на пути, — перебила его я. — Вот, держи. — Я бросила ему длинный кусок бинта, а потом присовокупила к нему фляжку с виски. — Выпей, чтобы унять боль, и как можно туже забинтуй лодыжку. Вот ножницы.
— Спасибо, но мне достаточно моего карманного ножа. Больше ничего не потребуется, уверяю тебя.
Спичка опять догорела, и я уже не видела лица Шерлока, но чувствовала его улыбку и, смею сказать, тепло в его голосе.
— У тебя что, в кармане припрятана лестница? — спросил он.
— Как же иначе.
Точнее, у меня в саквояже лежала веревка, и с ее помощью... Да, но кого же мне спасать первым — брата или несчастную леди Сесилию? Я чувствовала, что Шерлоку, в отличие от Майкрофта, можно довериться, хоть мы и были с ним едва знакомы: я хотела объяснить ему, что сбежала, потому что боялась оказаться затянутой в корсет женской участи — буквально и фигурально, хотела попросить его не беспокоиться обо мне, а главное — хотела выведать у него, не нашел ли он в комнатах мамы в Фернделл-холле какого-нибудь адресованного мне послания. Когда еще выпадет возможность поговорить с братом, не переживая о том, что он лишит меня свободы! Однако времени у нас совсем не было, и от обиды мне хотелось плакать. Нет, объяснения подождут — куда важнее вызволить леди Сесилию из жестокого заключения.
Я отмахнулась от лишних мыслей и спросила:
— Тебя наняла леди Теодора?
— Откуда, черт меня возьми, тебе об этом известно?! — выпалил Шерлок.
Ответ, который невольно у него вырвался, подтвердил мои опасения: леди Теодора не одобряла желание мужа насильно выдать замуж их дочь.
— Так я и думала! — воскликнула я. — Я знала, что она никогда... такая любящая мать никогда... — Тут меня пронзила страшная мысль. — Как же она смогла к тебе обратиться?
— Похоже, ты все знаешь, — проворчал Шерлок со дна канавы. Он бинтовал пострадавшую ногу и дышал тяжело и прерывисто. — Вот и скажи сама — как?
— Вероятно, сэр Юстас закрыл ее в комнатах. Не понимаю, как ей удалось...
— Размышляй логически.
— Очевидно, он разлучил мать и дочь и Сесилию заточил здесь — судя по тому, что ты пришел сюда...
— Как и ты, — прервал меня Шерлок.
— Вы о чем-то договорились? Леди Сесилия сегодня тебя ждет?
— А тебя? — язвительно спросил он.
Я поджала губы и сердито хмыкнула:
— Просто ответь, ладно? Вы с ней договорились?
Мгновение стояла тишина.
— Нет, — признал Шерлок. — Я не нашел способа с ней связаться. Энола...
— Однако ты уверен, что ее держат здесь?
— Это ни для кого не секрет. Ее каждый день вывозят на прогулку в ландо.
— Странно, — пробормотала я.
— Да, мне тоже кажется странным, что они идут на такой риск. Возможно, чтобы она не сбежала, ее привязывают к сиденью, а ремни прячут под одеждой, чтобы никто ничего не заподозрил?
— Да, но почему же тогда она не зовет на помощь?
— Господи, Энола, эта несчастная — дочь баронета, а не такой бесенок, как ты!
Бесенок? Значит, так он называет свободомыслящих, независимых девушек? Похоже, Шерлок совсем не знал леди Сесилию, если считал ее мягкой и покладистой.
— Дорогой брат, я сделаю вид, что не заметила твоего колкого замечания и невежества, — вежливо ответила я. — Поскольку ты явно пришел сюда освободить леди Сесилию, предлагаю объединить усилия — только если поклянешься честью не посягать на мою свободу.
— Объединить... Ты что, сошла со своего миниатюрного ума?!
Уязвленная, я выпалила:
— Разве это я сижу хромая в канаве?!
Боюсь, моя интонация его только распалила:
— Каким бы ни было мое затруднительное положение, тебе здесь не место. Иди домой — туда, где тебе и полагается быть.
Я подумала, что замечание крайне неблагородное и недостойно ответа, и молча открыла саквояж.
— К слову, Энола, у тебя же есть дом? — продолжил Шерлок на повышенных тонах. — Где ты живешь и как?
Не обращая на него внимания, я вытащила веревку и мысленно перечислила, что там еще осталось: железные щипцы — их можно вогнать в землю, предварительно привязав к ним веревку, чугунный молоточек для отбивания мяса, обломанный молоток для крокета и несколько других инструментов. Я взвесила саквояж в руке. Достаточно тяжелый.
— О тебе заботится какой-нибудь взрослый и ответственный человек, достойный уважения?
Я закрыла саквояж и, привязав один конец веревки к ручке, разложила веревку по земле, прикрепив другой конец к поясу так, чтобы ее не потерять, но в случае чего иметь возможность быстро от нее избавиться.
— Если нет — значит, сказать, что ты в безопасности, нельзя. Любая одинокая девушка — магнит для преступников.
Я развернулась к нему спиной и пошла к ближайшему дереву; веревка тянулась за мной, будто хвост — точнее, два хвоста, поскольку один конец был привязан к саквояжу, а второй волочился по земле. Обхватив ствол, я полезла наверх.
Мне пришлось напрячь каждую мышцу, каждую клеточку тела. Взбираться по буку сложнее всего, потому что это ровные и слишком высокие деревья, а их серебристая кора гладкая и блестящая, как атласная ткань. Лишь отчаянная необходимость — и, признаюсь, упрямая гордость, желание показать великому Шерлоку Холмсу, кто тут нуждается в помощи, — толкали меня на эту крайность.
Стиснув зубы и сдерживая вертящиеся на языке ругательства, я карабкалась по стволу, то и дело сползая вниз, несмотря на все мои усилия, искренне жалея, что в моих венах недостаточно обезьяньей крови — а ведь приматы, по Дарвину, были моими предками! — и цепляясь за дерево голыми руками и подошвами сапожек. Если бы только я умела обхватывать ствол ступнями как шимпанзе! И все же я не сдавалась, хотя все тело ныло от чрезмерного напряжения, и, очутившись в футах двадцати над землей, наконец осмелилась взглянуть вниз. Хотя я и не видела отсюда дно канавы, мой брат меня наверняка видел...
И вот в этот момент триумфа я врезалась во что-то макушкой.
В металл.
Что за, дьявол побери...
Я посмотрела наверх и обнаружила, что препятствие и правда дьявольское. Кто-то установил под самой кроной, там, где ствол начинает разветвляться, стальной круг, каким обычно загораживают от белок птичьи кормушки — только в разы больше.
Неудивительно, что злодеи, живущие в этом доме, могли спать спокойно, если на нависающих над канавой буках стояли такие препятствия! Дальше мне было никак не забраться.
Признаюсь, тут я позволила себе тихо выругаться, поскольку перед тем, как спустить веревку, надеялась укрыться в листве.
Вот черт! Черт в грязных бриджах! Черт с жирными прыгучими блохами!
Однако я не собиралась признавать поражение. Не теряя время, я вцепилась в ствол тремя конечностями, а свободной рукой отвязала от пояса веревку и начала подтягивать саквояж к себе. Мне приходилось помогать себе зубами, и я боялась думать о том, что будет, если веревка выскользнет у меня из руки. Все мое тело дрожало, и силы начинали меня покидать. Я оказалась в серьезной опасности. Прошла целая вечность, прежде чем саквояж очутился в нескольких футах от меня. Я понимала, что больше не могу удержаться на буке и мой прицел должен быть идеальным, поскольку второй шанс вряд ли представится.
Поглядывая на толстый сук, указывающий нужное направление, я размахнулась, примерившись так, чтобы саквояж описал дугу в воздухе, и повторила это еще раз и еще, чтобы убедиться наверняка...
Саквояж полетел с неуклюжестью курицы, завис в воздухе будто хищная птица — и упал...
Да!
Ох, слава богу! Веревка легла на сук.
Теперь оставалось только поправить саквояж, чтобы он прочно застрял между ветвями и мог выдержать мой вес.
А я уже начинала медленно соскальзывать со ствола.
Цепляясь за бук одной рукой так, будто от этого зависела моя жизнь, я потянула веревку на себя — и саквояж покачнулся...
Впервые в жизни я исчерпала все свои силы, и мне отнюдь не хотелось повторять этот подвиг: не слушаясь меня, рука и ноги отпустили ствол, и я беспомощно рухнула вниз.
Глава десятая
Мне невыносимо хотелось закричать, и в сложившейся ситуации у меня был к тому веский повод, однако мой визг мог привлечь нежелательное внимание обитателей готического особняка.
Я чудом совладала с собой и лишь тихонько пискнула.
Кроме того — вероятно, благодаря приливу адреналина, а вовсе не торжеству разума, — я, к счастью, не отпустила веревку.
Всего через мгновение — мне казалось, что оно тянулось мучительно долго, но на деле прошло не больше того времени, за которое испуганное сердце успевает тревожно сжаться, — то есть почти сразу же, эта спасительная «соломинка» удержала меня от падения. Саквояж плотно сидел между ветвями, а я раскачивалась над канавой, обеими руками сжимая веревку.
Правда, сил у меня уже не оставалось, и я неумолимо скользила вниз.
Впрочем, даже в таком положении можно менять направление, подаваясь вперед, назад или вбок. Мне удалось приземлиться, не отпуская веревку, и со стороны наверняка казалось, будто у меня все под контролем. Не слишком сильно ударившись о землю, я упала ровно туда, куда мне было нужно: по другую сторону злосчастной канавы.