— Помогите, — прошептала она.
— За этим мы и пришли, — заверила её я. — Вы... вы ранены?
Она помотала головой.
Тоби, лучшая ищейка Лондона, если верить «Знаку четырёх», подошёл к ней и обнюхал, не выказывая никакого интереса.
— Вы слабы? Измучены голодом?
— Нет, вовсе нет! — Её очаровательные глаза удивлённо округлились. — Нищие делятся со мной хлебом. Самые бедные, в обносках, жалеют меня.
Я всё же достала конфеты, которые всегда носила с собой, и положила штучку ей в рот. Шерлок и Майкрофт опустились подле неё. Миссис Калхейн, судя по всему, приняла мудрое решение и отступила.
— Я хочу домой, — сказала леди Бланшфлёр, и слова её прозвучали жалобно лишь в силу обстоятельств. — Вы отвезёте меня домой?
— Разумеется, для этого мы вас и искали, — ответил Шерлок. — Помочь вам подняться, миледи?
— О нет-нет, я не могу ни сидеть, ни стоять, — торопливо произнесла она, словно поражённая таким предложением. — Только если мне принесут... — Она замялась, явно смущённая. Отведя взгляд от моих братьев, она умоляюще посмотрела на меня.
— Что? — далеко не так ворчливо, как обычно, спросил Майкрофт. — Что вам необходимо?
Она поморщилась и прошептала мне:
— Я пыталась ползти... но даже это оказалось... невозможно. Моя талия...
Перед глазами у меня тут же встал чудовищный корсет, который я видела в лавке миссис Калхейн.
Фрейлины говорили, что Бланшфлёр носила его с детства.
И правда, талия у этой взрослой леди была как у шестилетней девочки. Мама читала мне статьи из журналов о реформе платья, но я впервые увидела своими глазами живое доказательство того, как непоправимо калечат корсеты.
— Чтоб меня черти съели! — выругалась я, страшно рассерженная — но, разумеется, не на измученную жертву. Окинув взглядом её хрупкое, больное, скрюченное тело, я повернулась к братьям: — Уверена, она училась в одном из лучших пансионов, Майкрофт!
— О чём ты?..
— Её бедная талия — она так ужата, что совершенно... — Я не смогла вспомнить слово «атрофирована» и от этого разозлилась ещё сильнее. — Она стала жертвою моды, и теперь несчастная не может ни сидеть, ни стоять, ни ходить без этого дьявольского орудия пыток!
Леди Бланшфлёр тихо расплакалась.
Майкрофт застыл в изумлении, но Шерлок, вероятно благодаря поучениям Флоренс Найтингейл, сразу всё понял и вполне ожидаемо взял ситуацию в свои руки:
— Тише, Энола. Ты сказала достаточно. Позволишь одолжить твой плащ?
Закусив губу, чтобы унять гнев, я выпрямилась, сняла порядком выпачканный в лондонской грязи плащ и протянула Шерлоку.
— Мы отнесём вас домой, ваша милость, — сказал он. — Майкрофт, приподними её за плечи, пожалуйста. Видишь, я же говорил, что потребуются двое крепких мужчин.
Правда, когда герцогиню укутали в плащ — из соображений приличия, — Шерлок с лёгкостью взял её на руки и понёс в одиночку — такой она была хрупкой и невесомой. Он повернул на запад, к Сити.
Мы довольно долго шли по трущобам, не встретив по пути ни одного кеба — всё-таки сложно найти наёмный экипаж в столь неурочное время, наверное около четырёх утра. Наконец Шерлок повернулся к Майкрофту и сказал ему, словно это была детская игра:
— Твоя очередь. Держи.
Он передал леди Бланшфлёр Майкрофту, и тот, надо отдать ему должное, понёс её бережно и неспешно.
Однако экипажи нам по-прежнему не попадались. Разумеется, летом улицы Ист-Энда не пустовали, но пьяницы, воришки и ночные бабочки держались от нас как можно дальше. Странно мы, должно быть, выглядели: двое мрачных джентльменов, безжизненное на вид тело и я в грязном жёлтом платье, растрёпанная, чумазая, с саквояжем в руке и спаниелем на поводке.
Вскоре Майкрофт вернул герцогиню Шерлоку. Так мы и шли ещё много миль, и они несли её по очереди.
Всё это время мои братья молчали, и Шерлок, идущий впереди — как всегда, человек действия, — словно забыл о моём существовании. Однако Майкрофт шёл рядом со мной, и я заметила, что он часто на меня поглядывает.
Наконец он заговорил:
— Энола... Когда Шерлок обещал, что скоро мне всё покажется проще некуда — он говорил о тебе?
Признаться, я понятия не имела, зачем Шерлок позвал Майкрофта, и не знала ответа на этот вопрос, но вид у Майкрофта был такой серьёзный, что я не выдержала и рассмеялась.
— Само собой, — воскликнула я, — другой такой простушки не сыскать! Особенно учитывая, в каком состоянии сейчас мои лицо, волосы и одежда, выгляжу я проще некуда!
Шерлок усмехнулся, но взгляд Май- крофта стал только ещё серьёзнее, и в этот момент, к моему собственному удивлению, я вдруг прониклась к нему симпатией.
— Именно, — сказал он. — Прошлым летом я встретил избалованную, но обделённую вниманием тощую девчонку-сорванца, а сейчас вижу перед собой потрясающую, ни на кого не похожую девушку. Нет, ты вовсе не так проста, тем более что тебе всего четырнадцать!
— Совсем скоро будет пятнадцать, — мрачно ответила я, поскольку не особо радовалась грядущему дню рождения.
— Неужели?
— Правда?! — одновременно с ним воскликнул Шерлок. — Уже прошёл год?!
— С тех пор как мама сбежала с табором? Да.
При этих словах я вспомнила о её письме, и у меня защемило сердце — даже сильнее обычного.
— Я всё ещё не могу поверить, что наша мать... — начал было Майкрофт — очевидно, он уже знал про цыган, но тут Шерлок его перебил.
— Майкрофт, — тихо обратился он к старшему брату, — сегодня я уговорил тебя пойти с нами, чтобы ты смог лучше узнать Энолу, понять её и, возможно, извлечь урок из этой истории. — Он повернулся к нему и бережно передал ему леди Бланшфлёр, похоже, близкую к обмороку. — Надеюсь, так оно и вышло.
— Сейчас не лучшее время для разговоров, — проворчал Майкрофт.
— Пожалуй, — мирно признал Шерлок, подстраиваясь под его шаг. — Тогда — как только ты будешь свободен?
Здесь Майкрофт выругался, и хотя очень уместно, но уж очень неприлично, и потому я сочту нужным это опустить.
Мы молча пошли дальше.
Глава девятнадцатая
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КАК МЫ ДОБРАЛИСЬ до Олдгейтской водонапорной башни, одного из громадных и уродливых памятников гигиены Лондона, неофициальной границы между немытым Ист-Эндом и чистым Сити, рассвет уже выбелил небо. На стоянку кебов у башни как раз подъехали несколько зевающих кучеров, и Шерлоку удалось обеспечить нас четырёхколёсным экипажем.
Он бережно уложил герцогиню в салон, и она распахнула глаза.
— Я была права: в глубине души все люди очень добры, — пролепетала бедняжка. — Спасибо.
— Вы заслуживаете только добра, — ласково сказала я, вкладывая ей в рот ещё одну конфету.
Шерлок не стал напоминать леди Бланшфлёр о «доброте» миссис Калхейн и Писклявого. Он повернулся ко мне:
— Энола, могу я спросить, как ты оказалась замешана в этом деле?
— Разумеется, спросить ты можешь, — отозвалась я, надеясь, что, несмотря на усталость после тяжёлой ночи, в моей улыбке читается тепло и любовь к брату, — но отвечать я отказываюсь.
Он вскинул брови:
— Хорошо, я спрошу иначе. Ты вхожа в дом герцога Луи дель Кампо?
— Меня там знают как благородную даму, встревоженную судьбой герцогини.
— Тогда, полагаю, будет лучше, если ты одна отвезёшь герцогиню Бланшфлёр домой.
— То есть чтобы они не думали, что мужчины видели её в таком состоянии?
— Именно. Подожди минуту.
Он забрал у меня поводок Тоби, передал его Майкрофту, достал из кармана платок (не с кружевной каймой, а свой, мужской), намочил водой у Олдгейтской башни и стал вытирать мне лицо, будто я была ребёнком.
Измотанная и ошеломлённая, я несколько минут стояла как манекен, а потом забрала платок и сама стёрла с рук и лица оставшуюся грязь.
— Неплохо, — неуверенно произнёс Шерлок, когда я прикрыла растрёпанные волосы париком и шляпкой. — Родинка тебе нужна?
— Нет.
— Тогда до встречи.
— Да. После такого приключения я намерена проспать до завтра.
Я бросила саквояж в салон и уже шагнула на ступеньку кеба, как вдруг Майкрофт выкрикнул:
— Подожди!
Бедный Майкрофт, я почти забыла о нём! Я поспешно повернулась к брату.
Мучительная ночь вытрясла из него всю напыщенность и словоохотливость. Он спросил ворчливо, но по-детски просто:
— Когда мы снова тебя увидим?
На меня нахлынула внезапная волна любви к старшему брату, но я вовремя напомнила себе, что он не давал никаких обещаний и доверять ему нельзя.
— Не знаю. Я с вами свяжусь. Обещаю.
— Надеюсь, ты обратила внимание, что я не вызвал констебля, чтобы тебя задержать, — с оттенком привычной сварливости заметил Майкрофт.
— Поверь мне, обратила, — заверила его я.
— В таком случае почему бы нам не согласиться...
— Я ужасно устала, Майкрофт, не готова к серьёзным беседам и боюсь на что-либо соглашаться.
Вдруг Шерлок заговорил с непривычной для него сбивчивостью:
— Энола! Твой день рождения!
Я оглянулась на него в искреннем изумлении:
— Что? При чём здесь мой день рождения? — Раньше они не проявляли к нему интереса.
А в этот момент оба почему-то растеряли своё красноречие. Шерлок медленно, как будто ему трудно было закончить мысль, произнёс:
— Мы должны быть вместе.
— Зачем?
— Втроём, — с таким же трудом добавил Майкрофт.
Не будем же мы праздновать день, в который мама нас бросила?
— Представить не могу, чтобы вы преподнесли мне торт или подарок. Почему. ..
Договаривать я не стала, потому, что было бы жестоко пытать их дальше, и потому, что сама не готова была разбираться в своих запутанных чувствах; а ещё, как ни странно для дочери логика, с трепетом вспомнила о словах старой цыганки: что мне суждено быть одной, если я не пойду против судьбы.
Вместе: втроём.
Или в одиночестве?
Решать мне.
— Энола? — спросил Майкрофт.
Утомлённая, не в силах ничего обдумывать, я решила довериться сердцу и кивнула: