Энтелехизм — страница 11 из 13

«На фоне картины старинной…»

Op. 1.

На фоне картины старинной

Струнный играет квартет

Мелодии тянутся чинно

Эх… сюда бы – наган и кастет.

Омское

Op. 2.

Где скукотундру режет властно

Сырое тело Иртыша;

Где юговетр свой лет напрасный

Подъемлет слабо и спеша,

Где памятно о Достоевском:

Согбенно-каторжным трудом,

Отторгнут набережной Невской.

Он не измыслил «Мертвый Дом»,

Где ране было Оми устье,

Теперь событий новых шок

Крушит Сибири захолустье.

Здесь взроет первичный виден слабо,

Ночной вместившийся горшок!

Российской власти баобаба!

1919 г.

Омск

«Жарко дышет газолином…»

Op. 3.

Жарко дышет газолином

Расхрабрившийся авто

Он вонзился черным клином

В несмышленое ничто…

Я толпу зову… ничто…

«При вспышках магнии ума…»

Op. 4.

При вспышках магнии ума

Фотографирующей мысли

Не скрыла обморока тьма

В толпе они не скисли…

«Я женился слишком рано, невпопад…»

Op. 5.

Я женился слишком рано, невпопад,

Спал на нарах, словно гад,

От меня в миру змееныши пошли,

Под церквами размножаяся в пыли…

А когда из окон на канатах падали колокола

В них тогда…

Революционно Молодость цвела!

А змееныши стадами расползлись,

Чтобы славить и пригубить высь…

«Я презираю идиотов…»

Op. 6.

Я презираю идиотов

Которым вязь поэзии

Чужда…

Готовых славить и

Хвалить кого-то,

Отвергших рифмы навсегда.

Умами жалкие и тупостью людишки

Для вас бесцветен солнца луч

и в библиотеке одни поваренные книжки

Вас привлекают… всеобуч.

«Падем безглагольные ниц…»

Op. 7.

Падем безглагольные ниц

Пред ликом свидригайловских мокриц…

Плевок в небо

Op. 8.

Плюну, плюну в небо –

Потушу звезду; соберемся, вместе

Плюнем… Сможем солнце погасить!..

Так кричал пропойца, выйдя из подвала

Полный пива мутного бурдой, полный буднем,

Полный злобой,

И заразой,

И бедой…

«Канавы города гниют запрело летом…»

Op. 9.

Канавы города гниют запрело летом

Бинокль уткнувши порт

А я Нью-Йорк пугающий жилетом

Докушал торт

Он сделан был из носа негритоски

Коричнев шоколад

Малиновым бельем рвались полоски

Под – крик джез-бенд.

Но порт дымя и звуки кастаньетов

Лебедки – лебедей сирены крик

Усердно подчинили мозг поэтов

Как полку книжек Брик

И я Нью-Йорк воткнул себе в петлицу

Но порт дымил

Закапчивая поясницу

Ночных громил.

Из улиц – лепестков

Для бодрости очей

Я вытряс муравьев

Всех богачей.

У богачей

Торчавший из кармана

Надзвездного тумана

Был платок?

Но порт дымил

И был готов

Идти ко дну.

То знает черт громил.

Да красть платки

Не хорошо у бога

Как пятаки у носорога

Нехорошо, нехорошо, нехорошо,

Воняет беднотой поэтова петлица.

Презренье богачам!

У них клопом изведенные лица

Не спящих по ночам

На пальцах их мозоли от безделья

И голос хрип.

Вот почему теперь без дел я

Понять могли-б.

Лета

Op. 10.

– Как широка река?

Спросил я у Харона.

– Мне некогда, рычал

Садись скорей, ворона!

Бежал за валом вал

Без всплеска и без стона

И очерк мрачных скал

Был фоном для Харона.

Мы плыли без конца…

Следивший за часами

Напоминал птенца,

Вилявшего ногами.

Стрелки бешенно вертелись,

Час за часом, день за днем…

Тлело сердце мертвом теле

Мрачный мчался водоем.

Не приехать… не приехать!..

Бесконечно повторял

Устрашенным, черным эхом

Восставал забвенья вал.

Кобе, Япония.

«Иные лики искарежены страстьми…»

Op. 11.

Иные лики искарежены страстьми,

Где тень насурмлена огней желаний.

Зовут они, стучат костьми

И маркой уродов тиранят.

И что бы ни было зажато пальцах их:

Смычек, или резец, иль анархиста бомба

Они кричат и славят адский сдвиг

Их мысль обломки в катакомбах.

Летают искры бешенной заботе

И, озарив на миг пугливо темноту.

Еще причудливей сминают в ночи сводах

Фанатиков толпу.

Мысли в вагоне американского экспресса

Op. 12.

Запах кокса мне напомнил

Древних рощ, сгоревших, травы,

Сумрак синий, очерк томный,

Где катилось это славы,

* * *

Ветер рыка древних чудищ

Многоногих и крылатых,

Рыбоптиц, безмерных утищ,

Что воде вились горбато,

Что вдыхали ароматы

Лепестков цветов громадных.

Запах яда, холод мяты

И грибов пыленье смрадных,

То, что было в те эпохи,

Где природа в юни пьяной

Расплывалась жарко в похоть

Рассыпалась в щедри рьяной…

Без конца и без предела

Раздавала жизнь гигантам,

Что свое кормили тело

В листьях леса-фолианта;

Что не знали праздных мыслей,

А живя одним инстинктом

Для анализа не кисли

И себя не звали винтиком…

Что живя цветным размахом,

Густо множились в болоте,

В жирной, теплой сонной влаге

Оставляя нечистоты…

* * *

Я теперь сижу в вагоне

Янки дымного экспресса.

Запах угля мне напомнил

Эти были древнелеса,

Где не знали человека

И его идей крылатых,

И о том, что есть омега

После альфы дней, зажатых

В уголь, нефть, – летящих в дымы

Пассажирского экспресса

Над деревьями, седыми

От цветов весеннетеста.

1929

Эрекция бодрости

«Поэт должен отражать словно зеркало все мысли…»

Op. 1.

Поэт должен отражать словно зеркало все мысли

В этом сила в этом стать что в судьбе его нависли…

Сколько книжек глупых злых напечатано в прошедшем

Точно разум знавший вывих

Иль поэт с ума сошедший я теперь пришел

Дать вам знать что надо править чтоб по-новому сверстать

Строки где стоять мы в праве только жизнь и только то

Что понятно миллионам.

«Песчинки самума городского…»

Op. 2.

Песчинки самума городского

Мчатся люди сыпучих масс.

Среди дорог приносятся без счета

В зыбучий ветер заклеив глаза…

Вес моего голоса

Op. 3.

Я кукушка, я кукушка! Кук мой слышен на весь мир;

Кукование, как пушка, что тяжеле сотен гирь

Разве звуки трудно взвесить? Здесь вот шорох – точно пух

Взрыв тяжелый дрожью веси сотрясет и сморщит дух…

Кук мой слышен за морями, в разум шахты проведет;

Равновесие горами гласу дружку на найдет!

Равенство всех

Op. 4.

Я презираю всех богатых и бедным друг;

Сторонник деревянной хаты и недруг слуг;

Я презираю всех, копящих злато

И собственность объявших как Кащей…

Мне близок нищеты творящий атом.

Тарелка каши, миска щей…

Ценю; пасти овечье стадо родных горах

И быть кочующим номадом, чужих мирах…

Мечтаю я о годе недалеком, весь мир когда –

Великом равенстве, по замыслу пророков,

Пребудет навсегда…

1929

Мост

Op. 5.

Поезд провез меня мимо стального кружева моста

Что с ловкостью мима стал на четырех перстах

Мост боялся воды словно кошка

Высоко выгнув хребет он был в заклепках точках

На ходу кто разберет

Около были склады леса кирпича

Всего что так надо чтоб новую жизнь начать

Поезд пронес меня быстро

Всего не успел оглядеть

Так пулю проносит выстрел

Мимо чего ей не задеть

Но те кто будут споро строить школы небоскреб

Изучат каждую пору того, что мой взор не сберег

А пыль песка и цемента и клепки и кирпича

Не пропоют мосту memento

Когда да упадет в реку сгоряча.

* * *

Они лежавшие на складе

рядом с резным мостом

Не унесли мечты о громаде.

Бросавшей тень на их гнездо!..

Все должны работать

Op. 6.

Настанет день, когда станку

Все, все пойдут без исключенья!

Труд будет видом развлеченья,

Доступным девушке и старику;

Всего лишь два часа или четыре

В хрустальных камерах займется футурин

Какой-нибудь там циркуль растопырит

или с золой смешает глицерин.

А иногда веселым футуринкам

Прикажут рвать цветы иль бабочек ловить

И здесь тогда напомнится старинка,

с прошедшим днем совьется нить…

И к ним опять, как в древние эпохи

Сберегутся фавны, станут дев ловить

И на лугу опять запляшет похоть

Простейшее – как кушать или пить.

Титьки родины