тесно связывается с религией; он стремится к очищению веры и культа и к согласованию их с философией. П. восставал против суеверий, а так же и против атеизма эпикурейцев и прагматического рационализма евгемеристов. Собственная его религиозная система составлена из демонологии, мантики и аллегорического объяснения мифов. Очень глубок по мысли и богат содержанием диалог :"О позднем наказании безбожника", подобно «Политии» Платона оканчивающийся фантастическим изображением загробного мира. К теософическим сочинениям П. относится также диалог «О демонионе Сократа». Из естественноисторических сочинений П. наиболее значителен диалог «О видимом на диске луны лице», в котором сохранены любопытные известия о предшественнике Коперника, астрономе Аристархе Самосском. Характерны для П. его сочинения о животных, в душевную жизнь которых он пытается проникнуть; он сильно восстает против мучения людьми животных. П. был врагом эпикурейского принципа «LaJe biwsaV» («живи в тиши») и настаивал на необходимости общественно-политической деятельности. На эту тему им написано несколько рассуждений, многие из которых вызваны случайными поводами. Основою государства П. считал семью, восхвалению которой посвящены им особые сочинения; из них особенно выдаются «Gamica paraggelmata». П. принадлежат также комментарии к Гезиоду, Арату и Никандру, дошедшие до нас в отрывках, критическая статья о Геродоте, сравнение Аристофана с Менандром и важный для истории диалог «Peri mousichV», с большими выдержками из лучших писателей о музыке, Аристоксена и Гераклита. Более всего отразилась личность П. в его «Застольных беседах» (Sumposiaca), которые, в 9 книгах, дают непринужденные рассуждения о самых разнообразных предметах: об удобоваримости пищи, о воздержании евреев от свинины, о венках, о числе муз, о видах танцев и т. д., при чем все эти рассуждения переплетаются с обильными и удачными цитатами из поэтов и прозаиков. К Sumposiaca в рукописях П. примыкает «Пир семи мудрецов», принадлежащий П., как теперь доказано, столь же мало, как и «Биографии 10 ораторов», «Жизнеописание Гомера», сочинения «О догматах философов», «О реках» и мн. др. соч., раньше приписываемых Плутарху. П. был характерный представитель многих лучших сторон эллинского миросозерцания; его отличительные свойства – добродушная искренность, нравственная теплота; спокойная умеренность в суждениях, оптимистичный взгляд на вещи. Жалкое положение современной ему Эллады отразилось, однако, и на нем: он далек от свободолюбивых мечтаний и горячего стремления вперед, консервативен во всех своих воззрениях, обо всем судит с односторонней этической точки зрения и ни в чем даже и не старается пролагать новых путей. О сравнительных достоинствах рукописей П. см. критические аппараты к изданиям Reiske (Лпц., 1774 – 82), Sintenis («Vilae», 2 изд., Лпц., 1858 – 64); Wyttenbach («Moralia», Лпц., 1796 – 1834), Bernardakes(«Moralia», Лпц. 1888-95), также Treu, «Zur Gesch. d. Ueberlieferung von Plut. Moralia» (Бресл., 1877 – 84). Словарь плутарховского языка – при назв. издании Wyttenbach'a. О жизни П. скудные сведения дает Свида. Из новых соч. ср. Westermann, «De Plut. vita et scriptis» (Лпц.. 1855); Volkmann. "Leben, «Schriften und Philosophie des Plutarch» (Б., 1869); Muhl, «Plutarchische Studien» (Аугсбур, 1885) и др. Из переводчиков П. на новые европейские языки особою славою пользовался Амио . На русский язык П. стали переводить еще с прошлого века: См. переводы Писарева, «Наставления П. о детоводстве» (СП б., 1771) и «Слово о не преступающем любопытстве» (СП б., 1786); Ив. Алексеева, "Нравственные и философические сочинения П. " (СП б., 1789); Е. Сферина, «0 суеверии» (СП б., 1807); С. Дистуниса и др. «Плутарховы сравнительные жизнеописания» (СП б., 1810, 1814 – 16, 1817 – 21); "Жизнеописания П. « под ред. В. Герье (М» 1862); биографии П. в дешевом изд. А. Суворина (пер. В. Алексеева. т. I – VII) и под заглавием «Жизнь и дела знаменитых людей древности» (М., 1889, 1 – II); «Беседа о лице, видимом на диске луны» («Филол. Обозрение» т. VI. кн. 2). Ср. исследование Я. Елпидинского «Религиознонравственное мировоззрение Плутарха Херонейского» (СП б., 1893).
А. М. Л.
Плутовской роман
Плутовской роман – ведет свое начало из Испании, где в 1553 г. (в Бургосе) вышел в свет роман Мендозы: «Жизнь Лазарильо из Тормес, и его удачи и неудачи», имевший громадный успех и переведенный на другие европейские языки; один из английских переводов выдержал 20 изданий. В Испании произведение Мендозы вызвало целую серию подражаний, из которых самым замечательным является роман Матео Алемана: «Guzman de Alfarache» (1599 – 1605), в течении шести лет выдержавший 26 изданий и переведенный на языки французский, английский, итальянский, голландский и др.; это рассказ о судьбе человека, который последовательно служит мальчишкою на кухне, исполняет обязанности уличного посыльного, делается солдатом, нищенствует, поступает в пажи к кардиналу, становится игроком, служит временно у французского посланника, несколько раз обворовывает доверившихся ему людей, женится из-за денег, делается богатым купцом, потом разоряется, готовится к духовному званию, опять совершает преступление, но благодаря случайности, получает полное прощение и выходит сухим из воды. Роман написан очень живо, личность главного героя обрисована яркими красками, и вместе с тем перед нами раскрывается необыкновенно интересная, в бытовом отношении, картина испанской жизни того времени. Из др. образчиков испанского П. романа выдаются «Picara Justina» доминиканского монаха Андрес Перес де Леона (1605), где описание плутовских проделок героини (в значительной степени навеянное Гусманом) соединено с нравоучениями от автора, «La vida del gran Tacano», Кеведо (1627), и особенно «Marcos de Obregon» Висенте Эспинеля (1618) – один из лучших романов в плутовском жанре. У «Лазарильо» и на чужеземной почве явилось многочисленное литературное потомство; во Франции, напр., тип пройдохи, человека на все руки, всеми средствами прокладывающего себе дорогу и встречающего на своем пути массу приключений, изображен в романе Сореля «Histoire comique de Francion» (1622), носящем явные следы испанского влияния. К тому же «gusto picaresco» восходит по прямой линии генеалогия знаменитого романа Лесажа «Жиль-Блаз», на который повлияли и «Лазарильо», и "Guzman de Alfarache " (Лесаж даже перевел это произведение по-французски), и «Marcos de Obregon». Лесаж не был, однако, рабским подражателем; он внес в традиционный П. роман много своего, несколько по другому обрисовал личность главного picaro – Жиль-Блаза, и в испанскую обстановку искусно ввел изображение французской действительности. В Германии наиболее ярким образом П. романа может быть назван «Simplicissimus» Гриммельсгаузена . Традиции gusto picaresco продолжали жить и в других европейских литературах, даже до новейшего времени; до известной степени к потомству «Лазарильо» и «Гусмана» принадлежат, напр., иные романы Фильдинга и Смоллета; «российский Жиль-Блаз» Нарежного и др. В русской словесности XVII в. есть одно произведение, весьма похожее на западноевропейский П. роман; это «Повесть о Фроле Скобееве» – прекрасный образчик бытового жанра, ярко отражающий русскую жизнь того времени; главный герой, плутоватый новгородский дворянин, ловко обманывающий всех, в том числе и своего будущего тестя, Ордына-Нащекина – такой же «picaro», как и действующие лица испанских романов. – историколитературное значение П. романа состоит в том, что он открыл дорогу чисто реальному роману; излагая приключения своих героев, изображая попутно разнообразнейшие общественные слои и черты нравов, он приучал к воспроизведению литературою неприкрашенной действительности. Со временем плутовской элемент отступил на второй план, потом вышел из моды, изображение воровских притонов, игорных домов и т. п. перестало интересовать публику – но традиции реализма, противопоставленные Плутовским романом всему манерному и искусственному, продолжали жить в области повествовательного творчества. – Ср. Стороженко, «Генезис реального романа» («Северный Вестник», 1891). Русский перевод «Лазарильо из Тормес», появившийся сначала в «Северном Вестнике», издан теперь отдельною книгою (СП б. 1897).
Ю. Веселовский.
Плутократия
Плутократия (от ploutoV – богатство и crtia – власть;, иначе аргюрокраия, от arguroV – серебро) – форма государственного управления, при которой власть принадлежит богатому классу, термин этот, употребительный в древности, в настоящее время употребляется редко, исключительно в смысле осуждения. Всего правильнее можно было бы применить его к государствам; в которых господствует высокий имущественный ценз (Италия, Бельгия до 1893 г., отчасти Англия после 1832 г. до двух последних парламентских реформ), но чаще он употребляется по отношению к государствам, где богатые классы, не имея формальных преимуществ, гарантированных законом, фактически пользуются преобладающим влиянием на выборы и вообще на ход государственной жизни (Соед. Штаты). Понятие, родственное П. – денежная олигархия.
В. В – в,
Плутон
Плутон (Ploutwn, лат. Pluto == богатый) – бог подземного царства и смерти, носивший у греков также имя Аида (AidhV, 'AidwneuV == невидимый или делающий невидимыми, т. е. уничтожающий людей). По обычному греческому сказанию, П. – брат Зевса и Посейдона. При дележе вселенной между братьями, после сообща всеми богами одержанной победы над титанами и гигантами, Плутону досталось в удел подземное царство и власть над тенями умерших. Супругою П. является Персефона, вместе с ним почитаемая и призываемая. Как бог смерти, Аид был страшным богом, самое имя которого боялись произносить, заменяя его различными эвфемистическими эпитетами – между прочим и названием П., вошедшим в употребление начиная с V в. и окончательно вытеснившим первоначальное имя, еще исключительно употреблявшееся Гомером. Вместе с переменою имени произошла и перемена самого представления о П., значительно смягчившая его безотрадное и неумолимое существо. Вероятно под влиянием елевзинских мистерий, ему стали приписываться качества бога плодородия, в связи с мистико-аллегорическим сравнением судьбы хлебного зерна (как бы погребаемого в момент посева, чтобы воскреснуть для новой жизни в колосе) с загробною судьбою человека. Миф П., как бога нежеланного, страшного, не богат подробностями. Гомер, называющий его также Зевсом Подземным, знает П. исключительно в качестве бога смерти и представляет его лично стерегущим врата своего царства. (pularthV). Здесь сразился с ним Геракл, когда ходил добывать для Еврисфея адского пса Цербера; Геракл ранил П. в плечо, бог должен был покинуть свое царство и отправиться для врачевания раны на Олимп к врачу богов Пэону (Ил. V, 395 сл.). В другой раз покинул П. преисподнюю для похищения Персефоны. Миф этот – уже после гомеровского происхождения и локализировался в различных местах древнего мира, особенно в Елевзине и Сицилии. Наконец, П. упоминается еще в сказаниях об Орфее, сходившем в ад за своею женою Эвредикой и тронувшем своими песнями жестокие сердца П. и Персефоны. В различных сказаниях упоминается еще волшебная шапка П. (kuneh – собств. род башлыка из шкуры животного), имевшая свойство делать надевавшего ее невидимым (ср. «Шапку невидимку» наших и немецких сказок). Ее надевает Персей, убивая Медузу, Афина, помогая Диомеду против Арея, чтобы не быть узнанною последним (Ил. V, 844 сл.); в гигантомахии она покрывает голову Гермеса. Культ П. встречался в Греции не часто. Собственно ему посвященный храм известен лишь один, в Элиде. Во всех других случаях культ П. соединен с к