казались нам еще противнее, нежели их описывали в советских учебниках для
средней школы. И даже противнее, чем рисовали в журнале «Крокодил».
В эконом-классе сидели все рядом, кучкой. Для начала выпили за удачную
поездку. Стали хвастаться друг другу, кто что купил: кто магнитофон, кто костюм,
кто галстук, кто туфли, кто машинку для выбривания волос из ноздрей, кто косточку
для любимой собаки… Выпили по второй! Угощали друг друга по очереди. У
каждого оказалось в сумке по бутылке водки, заначенной еще с позавчерашней
свадьбы. И вдруг Ширвиндт, который все это время больше молчал, вернее,
умалчивал о том, что они с женой купили в Кельне, не выдержал и сказал:
– Должен сознаться, господа, что мы с Наташей купили в Кельне землю!
Все разговоры о купленных галстуках, костюмах, собачьих косточках и
волосовыдералках тут же поблекли:
- Как землю?
- Где?
- В каком районе?
- В самом центре Кельна! – не без гордости признался Ширвиндт.
В голове у каждого пронеслись различные мысли. Неужели Ширвиндт еще
занимается бизнесом? Торгует нефтью, бензином, сжиженным газом? А, может,
получил наследство? Первым решился на уточняющий вопрос Жванецкий:
– И сколько же соток?
Мы все замерли в ожидании смертельного приговора нашим «блошиным»
покупкам.
– Да немного… – довольно равнодушно, этак по-ширвиндтовски, ответил
Ширвиндт. – Наташа, покажи?
Его супруга вытащила из шуршащего пластикового пакета глиняный горшок
с удивительно красивым и необычным домашним цветком.
– Вот, видите! – показал на горшок с цветком, в котором, естественно, была
земля – земля, купленная в Кельне!
Недавно в Кремле президент России
в очередной раз принял деятелей культуры
за ПОРЯДОЧНЫХ людей.
СОШЛОСЬ!
За два дня до моего отлета в Америку мне позвонил из Нью-Йорка друг
юности, о котором я писал в своих очерках и не раз рассказывал со сцены, - Юрий
Радзиевский. В отличие от многих наших эмигрантов за долгие годы эмиграции
Юра заамериканился настолько, что даже опытные западные бизнесмены уже не
угадывали в нем бывшего русского.
Юра живет не просто западной - я бы сказал: утонченно-западной жизнью.
Поэтому ему порой не хватает простейших земных удовольствий и чувств,
которыми он был ранен в нашем общем детстве.
- Привези пару веничков для бани, - попросил он.
- Что-что?
- Два-три веничка, свежих. Для русской бани.
- Ты шутишь? Пойди и нарви березовых веток в Центральном парке рядом с
твоим домом.
- Нет. Хочется настоящих. С родины. К. тому же здесь нарвешь - в тюрьму
попадешь.
Юра построил в загородном доме именно русскую баню. Потому что после
финской бани, к коим привыкли все западники, лучше чувствовало себя тело, а
после русской - душа. Как будто попарили и ее.
Американцам-аборигенам очень понравилась Юрина баня. Несмотря на
разный уровень получаемой в месяц прибыли, под веником они становились
равными.
Проблема же оставалась в вениках. Вообще патриоты американского образа
жизни уверяют, что в Америке можно купить все. Неправда. Я спрашивал в
супермаркетах граненый стакан. Не было. Даже не слышали.
Я по-дружески проникся просьбой, положил в «дипломат» два веника,
купленные у «Сандунов», и, не предполагая еще, что ждет меня впереди, поехал в
Шереметьево.
Таможенник не узнал меня. Такое, кстати, бывает довольно часто. Начал
пытать заученными вопросами:
- Наркотики есть? Драгоценности? Антиквариат? Что везете запрещенного?
От последнего вопроса я даже улыбнулся. Я имел право себе это позволить,
потому что, во-первых, не вез ничего запретного. Во-вторых, даже если бы я вез,
неужели я ему в этом признался бы добровольно?
- Скажите, а кто-нибудь вам отвечает, что он везет что-то запретное? -
спросил я у таможенника не без лукавства.
Такой вопрос показался ему большой дерзостью. Он внимательно
посмотрел на меня глазами-рентгенами. Похоже, мое лицо показалось ему
подозрительно знакомым. Прищурился.
- Вы не шутите на границе, а лучше откройте «дипломат».
Я открыл. Такого поворота событий он явно не ожидал. Правда, и я до этого
момента не подумал о том, какой эффект могут произвести два веника в «диплома-
те». Судя по всему, таможенник много повидал на своей службе. Но чтобы человек
летел в Америку с вениками для бани?!.
Он долго смотрел на них, словно прокручивал в голове варианты: что бы это
могло означать? что кроется в самих вениках? Потом задал самый глупый вопрос,
какой я слышал в своей жизни:
- Что это такое? На что получил не менее глупый ответ:
- Это веники.
Таможенник не поверил, позвал старшего офицера, чтобы тот ему
посоветовал: отрывать листочки или нет? А вдруг в них наркотики? Офицер тут же
признал меня, очень обрадовался. Сказал:
- Я все понял. Это вы везете для юмора, да? Проходите, проходите. - И на
прощание, с нехорошей, как мне показалось, улыбкой добавил: - Желаю счастья на
американской границе.
Его насмешку я вспомнил, только прилетев в Америку. Это было как раз то
время, когда любовь к русским за победу над коммунизмом и за разрешение снести
Берлинскую стену сменилась в мире настороженностью. В каждом прилетевшем
мужчине теперь виделся мафиози, а в женщине от 12 до 70 - проститутка, пося-
гающая на хлеб местных профессионалок, защищенных государственным
профсоюзом.
Когда я увидел, как трясут всех русских, заставляют открывать портфели,
чемоданы, я понял, что сейчас у меня возникнут серьезные проблемы. Тем более что
на этой границе меня уж точно никто не узнает.
Подходя к контролю, попытался придать своему лицу как можно более
честное выражение. Но западные офицеры не реагируют ни на что, кроме
спущенных по чиновничьей лестнице инструкций.
- Это ваш «дипломат»?
-Да.
- А что в нем?
- Ничего.
- Как ничего?
- Так, ерунда всякая.
- Откройте. Я открыл. Он смотрел на мою «ерунду» еще дольше, чем наш
таможенник. Мне даже стало его жалко, так он напрягся, глядя на мои веники.
- Что это такое? - спросил он с паузой после каждого слова, как робот,
пытающийся найти общий язык с пришельцем.
После этого вопроса напрягся я. Но ему не стало жалко меня. А я
действительно растерялся. Как ему объяснить? С чего начать? С истории
строительства бань на Руси? Американцы не знают и не хотят признавать ничего из
жизни других народов. Они уверены, что живут в единственно правильной стране
на планете. Ответить: «Два веника»? Мой английский не настолько хорош, чтобы я
мог найти в моем словаре слово «веник» по-английски. Да и потом, наверняка на
английском «веники» означают предмет, которым подметают. Что я - такой
чистюля, что прилетел со своими вениками? Вспомнил, как тот же Радзиевский
учил меня. Во-первых, американцам не надо никогда говорить лишнего. Все
детали, которыми грешит русская эмоциональная речь, вызывают у них головную
боль и подозрение. Раз болтает - значит, запутывает. Во-вторых, ответы должны в
точности совпадать с тем, что американец видит. Слова с картинкой обязаны
сходиться. Это для них главное - чтобы сошлось. Иначе программы, вставленные в
их мозг, дают сбой. А всем, что дает сбой, занимается полиция.
Вспомнив все это и указывая на веники, я ответил:
- Это два куста.
- Два куста? - недоверчиво переспросил таможенник.
- Да, два высушенных куста, - подтвердил я с максимально честным
выражением лица.
Правда, тут же почувствовал, что мои слова все-таки не сошлись с его
картинкой и еще с чем-то.
- Для чего же вы везете их с собой? Я решил оставаться честным до конца:
- Для бани.
- Два куста для бани?!
Что-то в его программе разошлось окончательно. Он обратился к стоящим
за мной людям:
-
Очередь ко мне больше не занимайте.
Я понял, что попал надолго.
- Итак, два куста для бани? - переспросил он, напряженно пытаясь
представить, как я буду в бане высаживать два куста.
- Да, для бани! - Все еще следуя советам друга, я старался не ляпнуть ни
одного лишнего слова.
- А зачем вам два куста в бане? Объясните, пожалуйста!
Этим вопросом офицер был явно доволен. Словно поймал арабского
террориста.
- Бить себя, - ответил я со всей честностью, на которую был способен.
- Бить себя? В бане?!
По его глазам я понял, что он стал с этого момента подозревать меня уже не в
терроризме.
-
Да, бить себя в бане. По спине. Вот так, - показал я жестом.
Наступила пауза. Таможенник нарушил ее первым:
- А вы в бане голый находитесь?
-Да.
- Вы что, мазохист?
- Нет. У нас в России все так делают.
- И все голые? И бьют себя?
- Именно так.
-
У вас что, все - мазохисты?
Я был в отчаянии. Чем точнее я пытался ему объяснить, тем больше у него
«не сходилось». И я предпринял последнюю попытку на своем немощном англий-
ском, состоящем из главных слов и интернациональных жестов:
- Эти веники я привез для своего друга в Нью-Йорке. Он из русских.