По-разному называется, описывается и место жительства лешего: от векового дерева или огромного дома, дворца в лесу до маленькой избушки, ср.: «Дядя Андрей срубил жилье лесного [вековую елку] и не рад был; над ним долго гилил леший и провожал его до деревни, а на другой год овин сжег у него» (Арх.)<Ефименко, 1877>.
На севере России лесной дух — исконный хозяин и обитатель охотничьих избушек, куда он пускает или не пускает на ночлег людей. По сведениям из Вологодской губернии, леший живет в избе, покрытой кожами. Иногда (подобно Бабе-Яге) он обитает в «избушке на курячьей голяшке» (Вятск.), в избе, «украшенной» различными частями человеческого тела (она «подперта ногой» и т. п.) (Волог.).
Лешие могут поселиться и просто в болоте; возле угольных ям, в ущелье, на заболотье (Великорусск., Олон., Арх., Новг., Сургут.); в пещоре (Карел.), в лесной чаще (куда никто, кроме них, не в состоянии проникнуть) (Новг.). Лешие живут в глуши, в больших лесах (Нижегор.). Ф. Буслаев упоминает слово «сторожье» (Арх.) в значении «неудобное место, земля, будто бы стерегомая лешим» <Буслаев, 1861>.
Обитают лешие и под землей, куда «проваливаются» в Воздвиженье, 27 сентября, и где проводят всю зиму. В Вятской губернии полагали, что у леших есть дома, но они «своего дома не держатся, разгуливают где им вздумается».
Нередко в одном и том же районе России уживаются достаточно противоречивые понятия о том, как живут лесные хозяева. Одни жители Тульской губернии уверяли, что леший ничего не имеет, живет без пищи, довольствуется тем, что смущает людей, но женат (иначе лешие давно бы перевелись); другие считали, что лешие обитают в лесах с женами, детьми, отцами, матерями. У каждой семьи особое жилище. Охраняют их собаки. Лешие держат скот. Повинуются они старшему — атаману.
По общераспространенным представлениям, в каждом лесу — свой лесной дух. Леших в лесах может быть великое множество, от самых маленьких до старшего лесовика — великана. Среди них есть главный — лес, лес праведный (Олон.),лесной царь (Олон., Костр.) или атаман (Тульск., Вятск.).
По поверьям Олонецкой губернии, лесной царь «со своей женой — лесной царицей — правит в своем царстве, и ему повинуются все остальные лесные духи — лесовики, боровики и моховики…».
Обычно «старший лесовик» («лес честной — царь лесной») предстает величественным стариком — патриархом или высоким человеком в белых одеждах. Он справедлив и «праведен», без причины не тронет человека (Олон.); у него белая борода, высокий колпак, кнут, пощелкивая которым он может гнать стадо волков; он — «сивый старичок, окруженный волками» (Смол.).
Некоторые черты в облике такого лесного властителя, лесного царя перекликаются с соответствующими же чертами в облике святого Егория, «волчьего пастыря» и покровителя пастухов, охотников (см. БЕЛЫЙ ДЕДУШКА).
Подчиненные старшему лесовику лесные духи не столь благообразны, и их отношение к человеку двойственно.
По общераспространенным представлениям, в лесах, болотах пролегают невидимые «дороги лешего» («тропы лешего»), попадать на которые опасно (лесной хозяин может «отбросить» оказавшегося на его пути человека, покалечить его или увести за собой, сгубить).
«И костер-то развел в сторонке, а ноги, значит, оказались у меня на этой тропе. Ночью, понимаешь, такой пошел, как вихрь, сразу — и меня как будто кто-то за ноги бросил в сторону с тропинки. Встал, посмотрел: нигде ничего нет. <…> Лег обратно к этому костру, и вдруг во сне (или мне подумалось об этом, или что) приходит, понимаешь, вот как раньше говорили, в пуговицах во этих, высокий такой, и говорит: „Скажи спасибо, что у тебя ребенок тут был. Нет, дак я тебе показал бы, как на тропе спать“» (Карел.).
Излюбленное время лесовиков — прежде всего сумерки, ночь. Но в полумраке лесной чащобы, на дорогах и тропинках они появляются и утром, и днем. Нередко леший возникает-исчезает внезапно, «что в народных рассказах выражено глаголами одного синонимического ряда: растаял, сгас, сгинул, пропал, потерялся, нет никого, не стало, ничего не осталось» (а также «чудится, блазнится, привиделось, прикстилось» и т. п.) <Криничная, 1996>.
«Распорядок жизни» леших связан и со сменой времен года, и с крестьянским календарем; с первыми морозами, лесовики «проваливаются» сквозь землю, а весной «выскакивают из земли» <Никифоровский, 1875>. Как и многие другие духи, лешие празднуют весну, особенно Пасху: на Пасху им можно поднести «христовские яички» (которые очень любят лесные хозяева) или даже похристосоваться с ними.
Отмечен в «календаре леших» и канун Иванова дня (6 июля): по поверьям, лесного хозяина в это время можно увидеть и заключить с ним договор (Арх.). В одном из рассказов крестьян Карелии необычайные лесные обитатели появляются 7 июля, в день Ивана Купалы: «Вот когда в лес пошли купаться. Вот, ска, только мы купаться не купаться воду взяли, как по лесу шарахнуло — бежит коней табун целый, и до нас добежали… А мы, скаже, свалились, стали воскресные молитвы читать (тогда ведь еще знали). И до нас, скаже, добежало и говорит: „Рано схватились!“ Не то бы всих задавило тут. <…> Это седьмого июля, верно».
Праздником для лесных владетелей является и 2 августа (Ильин день), когда «открываются» волчьи норы, а звери и гады «бродят на свободе». 4 сентября, в день Агафона-огуменника, лешие выходят из леса и бегают по селам, деревням, стремясь проникнуть на гумна, раскидать снопы, «потешиться над соломой» (хозяева стерегут свои гумна в тулупах навыворот, с обмотанными полотенцами головами и кочергами в руках) <Сахаров, 1849>.
Один из самых больших праздников для лесных духов — 27 сентября, Воздвиженье — до недавнего времени крестьяне опасались ходить 27 сентября в лес, боясь попасть на сборище змей, зверей и лесовиков. «Во многих областях Белозерского уезда существует обычай убирать с полей весь домашний скот и заставать его на двор в ночь против Воздвиженья, т. е. на 14 сентября (по старому стилю. — М. В.). По народному поверью, в эту ночь сходятся лешня на лужайку среди дремучего леса, куда сгоняют всех диких зверей и домашний скот, оставшийся на полях. Духи начинают игру и проигрывают друг другу зверей, а домашний скот пожирается на этом сборище волками и медведями» (этим объясняется внезапное исчезновение той или иной породы зверей, птиц из какой-либо местности).
«Случалось слышать рассказы о том, что одному мужику удалось случайно отыскать место такого сборища: луг весь был выбит и исцарапан когтями зверей, а один из леших оставил здесь берестяной лапоть, длиною в сажень». «На Звижнев день (на Воздвиженье. — М. В.) варили пиво ушатами. Выносили вольному (лешему. — М.В.) ушат пива и просили сплясать или спеть. Но если сплясать, то всё повалится» (Волог.)<Черепанова, 1996>.
«Отгуляв» в Воздвиженье, лешие уходят на покой, под землю. Крестьяне некоторых губерний считали последним праздником леших не Воздвиженье, а Ерофеев день (17 октября), когда лесные хозяева «в полянах вырывают землю на семь пядей, загоняют зверей по норам, а сами проваливаются сквозь землю, откуда и появляются затем весною» <Сахаров, 1849>.
Тем не менее, по столь же распространенным представлениям, леший может обитать в лесу и весь год, в том числе зимой, поздней осенью.
Образ лешего, лесного хозяина — один из центральных в поверьях крестьян многих районов России: издавна жизнь здесь была связана с лесом. А. П. Щапов отмечает, что, по материалам судебников XV―XVIII вв., «та деревня признавалась уже безлесною, в полех, от которой лес был хоть верстою дальше десяти». «При лесном местожительстве, и промышленные угодья и урочища жителей северных находились большей частию в лесах и назывались лешими, напр. лешие озера, лешие реки, полешие леса, пашенные леса и т. и.»; «в XVI и XVII вв. здесь не только миряне, но и священники вполне верили, что волхвы, которых на финском севере было чрезвычайно много, и в числе приверженцев которых встречаем даже священников и дьяконов, — волхвы могли наводить и наводили на людей леших и водяных. Духи эти, „по захождении солнечном“ являлись будто бы в домах, то в виде „пламени синего и сильного вихря“, то зверским образом, „мохнатыми с хвостами и кохтями“, „кликали человечьим гласом, яко всем людям слышати“ и уносили девиц в воду, в леса и на холмы. Иногда сами матери еще „на рождении“ как-то отдавали своих детей водяным и лешим. Иногда „поп крестил кого-либо пьяный, и половины св. Крещения не исполнил“, и оттого дети делались „полоняниками“ этих „чернородных демонов“» <Щапов, 1906>.
Тем не менее такая «христианизованная», рисующая лесных духов исключительно вредными точка зрения далеко не всегда характерна для крестьянских поверий. Образ лешего многопланов, неоднозначен и складывался на протяжении столетий. Он впитал в себя и черты стихийного духа (олицетворяющего не столько ветер, сколько шумящий под ветром лес), и черты божества — зверя, птицы, растения, «хозяина» определенной территории и обитающих на ней зверей, одновременно и предка-покровителя живущих среди лесных просторов людей. Леший — существо могущественное, вездесущее, обладающее властью не только над лесом, но и над многими важнейшими сторонами человеческого бытия. Не случайно образ лешего, по мнению некоторых исследователей, соотносим и с образом Волоса (Велеса) и с образами святого Георгия, святого Николая, властвующих и над растительностью, водой, плодородием, и над зверями, и над судьбой человека.
Само же привычное нам название лесного владетеля — леший — упоминается в историко-литературных памятниках лишь начиная с XVII в.