лихорадка Кашлея вызывает бронхит, Душлея — одышку, Сонлея — кому, Синея — сифилис, Пухлея — водянку, Секея — ревматизм. При лихорадке «железной» больной неподвижен, при смертно-здравной — неисцелим. «Встречаются также в заговорах такие названия лихорадки: сухота, зевота, блевота, потягота, сонная, бледная, вешняя, водяная и т. п. Все эти названия показывают, что народ с лихорадкою соединяет более широкие понятия, чем научная медицина. Сюда простолюдины относят горячку, чахотку и проч. В древнейшую пору имя лихорадки прилагалось даже ко всякой болезни <…> К лихорадкам народ относит не только перемежающуюся, но и многие другие, соединенные с ознобом и жаром заболевания, как тифы, инфлюэнца и т. п.» <Демич, 1894>. В Архангельской губернии «под именем лихорадки разумеются все грудные страдания с трудным дыханием, колотьем в груди, кашлем и отхаркиванием» <Ефименко, 1877>. «Под лихорадкою понимается почти всякое недомогание, от чего бы оно ни зависело, и весьма часто чахотка, тифы и другие лихорадочного характера заболевания называются лихорадкою. Частую перемежную лихорадку народ прекрасно знает» (Енис.)<Отчет…, 1891>.
Разноименные женщины-лихорадки часто персонифицируют различные болезненные симптомы, свойственные изнурительной лихорадке, озноб, ломоту, судороги и т. п., они «по миру ходят, отбивают ото сна, от еды, сосут кровь, тянут жилы, как червь, точут черную печень, пилами пилят желтые кости и суставы» <Майков, 1869>.
В заговоре, анализируемом Н. Высоцким с «врачебной» точки зрения, лихорадки описывают себя следующим образом: «Имя мне Перемежающаяся и Дневная: мучаю ежедневно, двухдневно, трехдневно, четырехдневно и недельно»; «имя мне есть Переходная: перехожу у человека по разным местам с места на место, ломлю кости, спину, поясницу, главу, руки, ноги; ною, сверблю, мощу, ложусь у человека под ребром, у сердца, поясницей в боку, в живот… сушу, крушу человека, тоску, скуку, печаль, заботу, невеселие творю», «имя мне Скорбная: человеку разные немощи, недуги, хворости, убожества, вреды, скорби и болезни всякие творю внутрь и наружи»; «имя мне есть Пухлая: надымаю и разростаю брюхо, аки пузырь говяжий, ноги и все тело опухает и отекает»; «имя мне есть Причудница: в человеки сижу, прячусь, когда меня выгоняют, через долгое время опять отрыгаюсь, прихочу, причужаю всего, пить и есть хочу, а иногда не хочу». «По этому заговору лихорадок „главных двенадцать злых и прочих разных без числа есть, знаемые и незнаемые“, — отмечает Н. Высоцкий. — Все эти автобиографии трясовиц представляют собой не что иное, как народные наблюдения над перемежающейся лихорадкой, — различными типами, в которых она проявляется, припадками, признаками, течением и исходами ее, а также и теми болезненными изменениями в теле, которые вызываются лихорадкой. Невольно поражаешься той изумительной наблюдательности, благодаря которой народ сумел заметить все эти явления. Так, ему совершенно отчетливо известны не только различные типы лихорадки — ежедневный, трехдневный и пр., но и те „недельные“ сроки, в которые всего чаще наблюдаются у нас возвраты болезни — седьмой, четырнадцатый, двадцать первый день, а затем и повторение ее „через долгие сроки“. Точно так же народ подметил те последовательные „немощи, хворости и недуги“, которые вызывает долго длящаяся лихорадка, как, например, общее истощение, особую окраску покровов, водянку и пр. Не ускользнули, по-видимому, от народной наблюдательности и те „скрытые формы лихорадки“, которые представляют нередко значительные затруднения при распознавании даже и для ученых врачей». Восьмая трясовица заговора — Тайная повествует о себе: «Разные скорби и невиданные творю… никто не может меня познати и доведатися, и болезни мною творимой никаких врачевств прибрати» <Высоцкий, 1911>.
Описания лихорадок в поверьях и заговорах обычно очень страшны и картинны. В одном из старинных заговоров сами лихорадки представляются так: «Мне есть имя Трясея. Не может тот человек согретися в печи»… «Мне есть имя Огнея. Как разгорятся дрова смоленые в печи, так разжигает во всяком человеке сердце…» «Мне есть имя Ледея. Знобит род человеческий…» «Мне есть имя Гнетея. Ложится у человека по у ребре, аки камень, здыхает, здохнуть не дает, с души сметывает…» «Мне есть имя Хрипуша. Стоя кашлять не дает, у сердца стоит, душу занимает, исходит из человека с хрипом…» «Мне есть имя Глухея. Та ложится у человека в головы, и уши закладывает, тот человек бывает глух…» «Мне есть имя Ломея. Ломит у человека кости, и главу, и, спину, аки сильная буря сырое дерево» и т. п. <Майков, 1869>.
В заговоре XVIII в. перечисляются лихорадки трясея, огнея, гледея, авваракуша, хрипуша, пухлея, желтея, авея, немея, глухея, каркуша; в заговоре XIX в., записанном на Владимирщине, упоминаются огнея, гнетея, знобея, ломея, пухлея, скорохода, трясуха, дрожуха, говоруха, лепчея, сухота и невея; Синя, Легкая, Трясуница, Желтуница, Мученица, Огненная, Акилед, Временная, Безименная, Осенняя, Листопадная (Ворон.). Есть и лихорадка розея (в отличие от желтеи); а также зовея, леденея, кашлюнья, костоломная. «В северной и подмосковной Руси лихорадку называют: лихоманкой, трясухой, гнетухой (Новг.), китюхой, она же тетка, желтуха, бледнуха, ломовая, маяльница, знобуха, трепуха и кумаха… <…> Приведенные имена стоят, по большей части, в связи с теми явлениями, которые лихорадка вызывает у заболевшего: она вообще манит и чинит лихо, а в частности — трясет, знобит, гнетет, треплет, или, по другому выражению, корежит. <…> Названия же желтуха и бледнуха относятся, вероятно, к желчным и нервным лихорадкам, при которых у больных наблюдаются желтуха и малокровие. Другие наименования указывают на время года, когда свирепствует болезнь: веснянка, подосенница (на юге); на место и предмет, от которых, будто бы, приключается лихорадка: подтынница, веретенница (сорвавшаяся с веретена и заскочившая в пряху), ветрянка. В Уральском крае лихорадку называют весновка верховая. <…> Когда лихорадка не особенно знобит, а только „перетирает“ больного, ее зовут потертухой, в отличие от трясухи и потрясухи» <Демич, 1894>.
В. Даль сообщает, что лихорадок «считают сорок видов»: гноевая (навозная), подтынница (прикинулась на спящего под тыном); веретеница (на пряху) и т. п. <Даль, 1881>.
Порою устрашающие имена лихорадок с трудом поддаются истолкованию. Некоторые из них, например, заимствованы из греческого языка. Так, название лихорадки хампоя, хампея, хамея, по-видимому, образовано от греческого «змея, дракон, ползающий по земле»; ахоха же от слова, означающего «физическую боль, страдание» <Черепанова, 1983>.
Кумохой (как и ворогушей, веснухой) чаще именуется перемежающаяся, весенняя лихорадка. Губительную болезнь-лихорадку крестьяне именовали лиходейкой, убийцей, девкой-верхогрызкой; поганкой, проказницей, сатанихой, ворогушей, дрянницей, злой, лихой, холодной негодницей или негодяйкой, нехроткой.
Однако, по наблюдению многих исследователей, «народ ругает лихорадку неохотно», «вероятно, лишь в крайности, а то даже и величает ее добрыми и ласковыми словами», ср.: благая, добруха (Тверск., Поволжье), подруга (Вятск.), гостья (Перм.), сестрица, матка, тетушка, тетка (Калуж., Курск., Нижегор., Оренб., Пенз., Ряз., Тульск.)<Буслаев, 1861>. «В одном заклинании Приаргунского края, Забайкальской области попадается весьма любезное обращение: „Родимые огневицы и родимые горячки!“ Нередко язык заговоров величает лихорадку по имени и отчеству — Марьей Иродовной. Случается также, что простолюдин, боясь назвать лихорадку по имени, употребляет одно местоимение „она“, ибо представляет себе болезни сверхъестественными существами, которые, услышав свое имя, карают людей за беспокойство. <…> В Пермской губернии крестьяне редко произносят слово лихорадка, да и то оговором: „Не слушай, лишона хоромина“ — в избе, „на ветер“ или „не прикладно будь сказано“ — на улице. Равным образом в Забайкальской области как русские, так и буряты считают страшным грехом употреблять слово лихорадка и называют ее весновкой, хотя бы болезнь свирепствовала осенью» <Демич, 1894>.
Крестьяне обращались к лихорадке как к своеобразной «родственнице» (именуя ее «матка», «кума», «кумушка» — см. КАМАХА). Такое иносказательно-уважительное обращение вызывалось и опасением «призвать» болезнь произнесением ее настоящего имени, и стремлением ублаготворить ее, не раздражать.
Число вызывающих различные болезненные состояния лихорадок, по поверьям, может варьироваться от семи (редко от трех) до семидесяти семи (до девяноста девяти) (лихорадок может быть семь, девять, десять, двенадцать, девятнадцать, сорок, семьдесят семь). «Лихорадок девять сестер: оне крылаты и неприязненны человеческому роду», — писал в XVIII в. М. Д Чулков. Лихорадки содержатся в земле на цепях. Освобождаясь, лихорадки нападают на людей, «поцелуем причиняют трясавицу и обитают в одержимых лихорадками» <Чулков, 1786>.
Обычно сестер-лихорадок семь (девять) или двенадцать. Старшая из них — самая злая. По поверьям Костромской губернии, «наибольшая» над двенадцатью лихорадками «старшая сестра» «посылает своих сестер в мир — людей знобить, грешное тело мучить, белые кости крушить».
Жители Калужской губернии рассказывали, что лихорадок двенадцать сестер, отвратительных дев. «Самую старшую сестру их воображают прикованною двенадцатью цепями к железному стулу, которая, как царица или повелительница, держит в правой руке символ смерти — косу. <…> Если лютейшая из сестер, как говорят крестьяне, сорвется с чапей (цепей) и поселится в ком-нибудь, то одержимый недугом отчаивается в выздоровлении и ожидает смерти».