<Ляметри, 1862>. Лихорадок три или девять сестер; они крылаты, но заключены «в челюстях земли» (Перм.); лихоманок-теток — двенадцать, двенадцатая (нутреная) самая опасная (Том.).
В старинном заговоре старшая лихорадка говорит о себе так: «Мне есть имя Невея. Сестра старейшая трясовица и угощница и угодница Ирода царя, наболящим человеком страшна; та усекнула главу Иоанна Предтечи и принесла пред царя на блюде» <Майков, 1869>.
В русских поверьях и заговорах лихорадки ассоциируются с проклятыми «дщерями Иродовыми» (падчерицами Ирода, правителя Галилеи), считаются губительницами Иоанна Предтечи. Их называют «девами Иродиадами», а также «девами-трясовицами», «двенадцатью сестрами дьявольскими трясовицами». Иродиада, по преданию, была плясунья; лихорадки тоже, в общем-то, «плясуньи», точнее — «трясуньи».
Лихорадки — двенадцать дочерей царя Ирода, проклятые за гибель Иоанна Крестителя и преследующие людей (Ворон.) (в этой же губернии рассказывали, что лихорадки — дочери ада, Сатаны, которые были прокляты Богом и осуждены до конца мира ходить по земле и мучить грешников).
Согласно другой версии, лихорадка посылается на людей Сатаною, имеющим в своем распоряжении двенадцать лихорадок, дочерей Ирода: «Когда дочери Ирода пришли на могилу Иоанна Предтечи, тогда внезапно раскрылась земля и поглотила их. С тех-то пор Иродовы дочери и служат Сатане и он посылает их мучить людей» <Попов, 1903>.
Существовали и иные версии повествования об Иоанне Крестителе и девах иродиадах, ср.: они прокляты, но не приняты ни землей, ни адом (Арх.). «Однажды Иоанн Креститель шел по дороге и повстречался с семьюдесятью семью девицами. Все они были одеты в дорогие платья, а Иоанн Креститель был одет только в верблюжью шкуру. Увидели это семьдесят семь девиц и принялись насмехаться над Иоанном Крестителем. Тогда он остановился и спросил их: „Что вы за девы и куда идете?“ — На это девы отвечали, что оне — дочери царя Ирода и идут купаться. Иоанн Креститель сказал им: „За то, что вы надо мною насмеялись, будьте вы, анафемы, трижды прокляты! И пусть в вас вселится болезнь, которая будет вас трясти, корчить, ломать, знобить, сушить. И где только вы ни появитесь, от вас все люди будут очень болеть и будут проклинать вас. Не умрете вы до скончания века и будете невидимо ходить меж людей и мучить их; люди же будут вечно за то вас клясть“» (Терск.)<Зеленин, 1916>. По замечанию Д. К. Зеленина, некоторые народные переделки заимствованного книжным путем сказания ушли очень далеко от подлинника, «что лишний раз доказывает глубокую жизненность этого апокрифа, давно сделавшегося живым народным преданием» <Зеленин, 1916>.
Реже лихорадку считали дочерью Каина (она «трясется как Каин») или одной из двенадцати дочерей царя Соломона, «которых он проклял и которые, шатаясь по белому свету и мучаясь от проклятья, хотят, чтоб и другие люди тоже мучались. По числу дочерей считается двенадцать лихорадок: старшая сестра всех милостивее, придет — целуется, пойдет — прощается; меньшая же всех злее, все плюется и, как станешь лечиться, так все грозится, что еще раз поймает» (Нижегор.)<Зеленин, 1916>. Забайкальцы рассказывали, что лихорадки — «женщины, проклятые своими родителями; они шатаются по миру и мучат людей».
Связанные с водой лихорадки отождествлялись иногда с русалками: в заговоре из с. Всеволодчины Саратовского уезда «Иродовы дочери» (т. е. лихорадки) «прямо названы русалками»; лихорадки — потонувшие в море вместе с отцом двенадцать дочерей египетского царя Фараона (т. е. напоминают фараонок) (Новг.)<Зеленин, 1916> (см. РУСАЛКА, ФАРАОН).
«Представление лихорадок в образе мифических существ было в прежнее время до того живучим, что сказывалось почти всюду»; «Народ не ограничивается одними легендарными сказаниями о лихорадках, а уделяет им место как в лубочных картинах, так и в иконографии. <…> Крестьяне заказывают написать иконы для избавления от болезней, несчастий и т. п. Прежде были в ходу лубочные картины, между которыми особенным успехом пользовалось „Сказание киим святым каковые благодати исцеления от Бога даны, и когда память их“. Очень распространена также икона св. Сисиния с двенадцатью лихорадками, такого содержания: вверху, на облаках, благословляющий Господь, перед ним, внизу, св. Сисиний и мученица Фотиния, под ними, как бы в пропасти, двенадцать нагих, с распущенными волосами (иногда — с крыльями) женщин, которых поражает копьем Св. Архистратиг Михаил. Такие образа заказываются часто, вероятно потому, что многие на Руси болеют лихорадкою». Существовали стенные изображения святого Сисиния и лихорадок (например, на паперти Тихвинской церкви в Вязниковском уезде) (Влад.)<Демич, 1894>.
«Для избавления от лихорадок покупают у разносчиков „иконы с изображением двенадцати неодетых дев-лихорадок, которых архангел Михаил всех гонит, железным прутом, в бездну адскую“» (Нижегор.)<Борисовский, 1870>.
Подобная традиция изображения лихорадок имеет давние корни: «В древнерусской иконописи до конца XVII в. было распространено изображение двенадцати трясовиц: оне рисовались в виде женщин, нередко обнаженных, с крыльями летучей мыши. Отличительный характер каждой из них означался разными красками: одна — вся белая, другая — желтая, красная и т. д.» <Демич, 1894>.
Облик лихорадок и их «деятельность» наиболее подробно описываются в заговорах. Рисуемые заговорными текстами картины в основных чертах сходны: чаще всего лихорадки представляются обитающими в воде, в Море-Океане (в пучине, на Белом Латыре камне), откуда и выходят устрашающей вереницей.
В поверьях многих областей России (Курской, Воронежской, Пермской и др.). сестры-лихорадки, болезни, также обитают в воде, но уже в воде конкретной, реальной реки, озера, ручья. В рассказе, записанном в Мурманской области, «болезнь пристает из реки девочкой» («болезнь пущена в колодцы девочкой» — Пенз.). Опасаясь заболеть лихорадкой, крестьяне Пермской губернии весной старались пореже переправляться через реки. Ср. упоминание Н. Высоцкого о том, что «одна древняя старуха с клятвою уверяла моего знакомого, что она, во время Христовой Заутрени, не имея возможности по случаю лихорадки отправиться в церковь, видела, вышедши со страстною свечою на задний двор, как лихорадки, в виде „девок в длинных белых рубахах, с распущенными косами“, перебежали плотину и с воем бросились в пруд» <Высоцкий, 1911>. «…Святой Авксентий нашел лихорадок в глубоком колодце, где они плясали и кричали в воде. Угодник перекрестил колодец и заключил там лихорадок, но оне попросились на свободу, сообщив от себя заговор» <Демич, 1894>.
Известно, что вода, всеобъемлющая, всепорождающая стихия, может быть и целительной, и губительной; особенно велико ее влияние на жизнь, здоровье человека: вода таит в себе и благодетельные, и вредоносные начала, которые могут принимать облик различных существ, в том числе болезней лихорадок.
Нередко лихорадок представляют обитающими в лесной чащобе, в болоте, под землей. Согласно поверьям Костромской губернии, лихорадки живут в дремучем лесу. Крестьяне Тульской губернии считали, что лихорадки «наводят» существа, появляющиеся из-под земли в полдень или на заходе солнца.
В исследовании Н. В. Познанского, посвященном русским заговорам, констатируется, что нечистая сила, причиняющая болезни, по народным представлениям, живет в глухих и пустынных местах, в болотах, в трущобах, под корнями деревьев, «где солнце не греет и месяц не светит». В заговорах лихорадка нередко «выселяется» в лес <Познанский, 1917>.
Д. К. Зеленин полагает, что «духи болезней имеют в большинстве случаев свое коренное местожительство в лесу» и, вообще, «во многом сходны с лесными и растительными духами. <…> „На сухой лес будь помянуто!“ или „На лес сказано!“ — это обычная русская заклинательная формула, которая вставляется во всякий разговор о болезни — во избежание того, чтобы болезнь не пристала к здоровому собеседнику» <Зеленин, 1936> (добавим, что это не только отсыл «на лес», но и в отдаленную, труднодоступную местность, откуда может не быть возврата).
С крестьянской точки зрения, девы-лихорадки особенно опасны в конце зимы и весной, а также на закате солнца. 15 января, в Сильвестров день, в некоторых губерниях России было принято «заговаривать лихоманку», т. е. изгонять лихорадку (обычно с помощью заговоров). Крестьяне уверяли, что «Сильвестров день гонит лихоманок-сестер за семьдесят семь верст».
По сообщению И. П. Сахарова, лихоманок «смывали». Считалось, что 15 января лихорадки, выгоняемые из ада морозом, лезут в дома, «ищут пристанища по теплым избам, где всегда есть люди виноватые». Их «вымывали» с помощью воды, настоянной на четверговой соли (соли, приготовленной в Чистый четверг), золе из семи печей и земляном угле, выкопанном из-под чернобыльника в Иванов день <Сахаров, 1849>. Как и многочисленные нечистые духи, лихорадка боится чертополоха (помещенного под потолком) <Ефименко, 1877>.
Особо отмечен в крестьянском календаре и день Тарасия-кумошника, 10 марта. Начиная с этого времени жители ряда губерний России избегали спать днем, чтобы не «наспать кумоху», т. е. не заболеть лихорадкой.
Лихорадка могла приключиться и от спанья перед закатом солнца; «от сглазу»; «от взгляда» (у тех, кто глазеет в окна, — их лихорадка может «поймать», «через стекло-то она на тебя и смотрит») (Вятск.). Неосмотрительное поведение облегчает болезни доступ к своей жертве: лихорадка иногда накидывается на человека прямо, а иногда лишь на того, кто отозвался ей; на того, кто «сругался не в час», напился воды, не благословясь (Калуж., Смол.); она оборачивается мухой, соринкой и попадает в пищу; причиняет болезнь поцелуем