Английской скептицизм Тома Стобарта относительно можжевельника перекликается с замечанием Элизабет Дэвид, которое она высказала на десять лет раньше Стобарта в книге «Кухня французской провинции» (Elizabeth David. French Provincial Cooking, 1960): «Появление ягод можжевельника в списке ингредиентов блюда часто озадачивает англичан» [185]. Но сегодня, в эпоху возросшего интереса к традиционным домашним рецептам, мало кого из нас можно удивить рецептом Дороти Хартли, в котором ветчина маринуется в можжевельнике. Трудно поразить даже ветчиной из телятины от Ханны Гласс (1708–1770), на приготовление которой уходит целая унция (28 г. – Ред.) ягод.
Применение: Можжевельник издавна популярен в Юго-Западной Англии как компонент маринадов для дичи, особенно оленины. Тушение мяса дичи с можжевельником распространено в Скандинавии: так, например, готовят шведскую альггриту (alggryta, тушеная лосятина). Одно из моих самых любимых блюд с участием можжевельника носит название faraona con grappa.
Это тушеная цесарка с можжевельником и граппой, рецепт приготовления которой я позаимствовал из книги Роуз Грей и Рут Роджерс «Кафе у реки: классическая итальянская кухня» (Rose Gray, Ruth Rogers. River Café – Classic Italian Cookbook, 2009).
Наиболее плотно можжевельник «встроен» в блюда центрально-европейской и альпийской кухонь. Это начинки, соусы, паштеты и пате. Это мелкая птица типа дроздов и вальдшнепов. Это шукруты, эльзасские блюда из свинины, квашеной капусты и различных других овощей. Это потофё – буквально «котелок на огне». При этом Элизабет Дэвид больше нравится провансальская версия блюда: «Мясо в таком количестве, что добавку я вряд ли потребую, подают с оливками и каперсами…» Это гуляш – продукт австро-венгерской кухни, который «впитался» в еврейскую кухню; можжевельник и перец хорошо сочетаются между собой. Это норвежский гаммелост (gammelost, буквально «старый сыр»), который выдерживают в соломе, смоченной соком ягод можжевельника. В главе «Специи, соль и ароматизаторы» книги «Английская кухня» (English Kitchen, 1970) ее автор Элизабет Дэвид с одобрением цитирует рецепт Амброза Хита, который предлагал готовить телячьи почки а-ля Льеж (почки по-льежски) следующим образом: «Почки быстро обжарьте в сливочном масле. Почти готовые почки посыпьте раздавленными ягодами можжевельника. Нагрейте в ковшике рюмку джина, подожгите его и полейте блюдо горящей жидкостью» [186].
Применение: Джин и схожий с ним напиток женевер, название которого происходит от французского genièvre, что значит «можжевельник», получают путем перегонки сусла с добавлением незрелых зеленых ягод Juniperus communis.
Как и вокруг абсента, вокруг джина сложилось великое множество мифов. Многие думают, что джин был изобретен в Голландии в XVII веке (изобретатели называются разные) и что он считался прежде всего растительным лекарственным средством. На самом деле джин упоминается уже в голландской энциклопедии XIII века «Цветы природы» (Der naturen bloeme, 1269) как средство от боли в животе. Веточки можжевельника кладут также в фильтр при варке насыщенного, но простого на вкус финского пива сахти, что придает ему смолистый кисло-сладкий привкус.
Неброский на вид куст можжевельника несет большую знаковую нагрузку. Скажем, в итальянском религиозном фольклоре он выступает олицетворением святилища: в частности, многие итальянцы считают, что Младенца Иисуса прятали в ветвях Juniperus от воинов царя Ирода. Правда, в Библии нет ни слова об этой истории, хотя можжевельник в ней упоминается: так, в Первой Книге Царей (в православной традиции Третьей Книге Царств) говорится о том, что можжевеловый куст дал тень пророку Илие (3Цар. 19:4). Но некоторые эксперты утверждают, что здесь имеется в виду один из ракитников, Cytisus albus.
В Средние века ветви можжевельника часто сжигали во время экзорцистских процедур изгнания бесов, а также подвешивали над дверями, чтобы отгонять ведьм. На портретах Juniperus выступал аллегориями молодости, здоровья и постоянства в браке. Так, куст можжевельника, ореолом окружающий голову флорентийской аристократки Джинервы де Бенчи (ок. 1458–?) на ее знаменитом портрете, выполненном Леонардо да Винчи (1452–1519), – это не только каламбурный намек на ее имя (ginevra – по-итальянски «можжевельник»). На обороте картины изображена эмблема: ветвь можжевельника в обрамлении венка из лавровой и пальмовой ветвей. Венок перевит лентой с латинским изречением «Virtutem forma decorat», что значит «Красота – украшение добродетели», «Она украшает свою добродетель красотой».
Ну и, конечно, говоря о можжевельнике, нельзя не вспомнить сказку братьев Гримм о можжевельнике – заколдованном дереве (самое страшное произведение этих авторов, а это говорит о многом!). Красивая и благочестивая женщина во время беременности съедает ягоды можжевельника и получает отравление. В общем-то, это немудрено: эфирные масла можжевельника содержат монотерпены альфа-пинен, мирцен и сабинен, которые в больших дозах токсичны. При этом, насколько можно судить, Juniperus communis не оказывает очень сильного влияния на людей – хотя беременным женщинам рекомендуется все же его избегать. Но другие разновидности можжевельника, например Juniperus sabina, гораздо более ядовиты, чем этот. Вскоре после рождения сына женщина умирает, и по ее последней воле ее хоронят под можжевеловым кустом, который растет возле дома. Потом отец мальчика снова женится и…
Эта история, рядом с которой сказка «Гензель и Гретель» о юных брате и сестре и ведьме-людоедке кажется безнадежно слащавой историйкой, связывает потребление и рождение потомства столь тесно, что, как говорит Марина Уорнер, «трудно отделить, где кончается питание и начинается размножение, и наоборот» [187]. Как известно, можжевельником отмечают могилу, но он же является символом мифической птицы Феникс, которая восстанавливает естественный порядок – правда, в нем уже не находится места матери.
Николас Калпепер (1616–1654) характеризовал можжевельник как великую панацею, «несравнимую с прочими по своим добродетелям». Juniperus лечит почти от всего – от укусов ядовитых чудовищ до подагры, радикулита, проказы и эпилепсии включительно. Но может ли можжевельник, как утверждает Калпепер, «обеспечить женщине быстрое и безопасное зачатие»? Вполне возможно. Ведь Калпепер писал о Juniperus communis, а не о Juniperus sabina, который он называл савин (savine). Этот последний является скорее абортивным средством, что видно уже из его второго названия – «погибель матери» (mother’s ruin – так, кстати говоря, называют и джин). Как отмечал Калпепер, «савин можно безопасно применять как наружное, но прием его вовнутрь явно вреден» [188]).
СМ. ТАКЖЕ: дягиль, сильфий.
Мумиё
Слово «мумия» – «забальзамированное и обмотанное бинтами тело древнего египтянина» – происходит от средневекового персидского mumiya, что означает асфальт или битум. Мы этими смолами покрываем дороги и крыши, но древние египтяне использовали их для бальзамирования тел.
Недавние исследования Стивена Бакли из Университета Йорка и других специалистов по химической археологии показали, что битум действительно был одним из многих антимикробных и противогрибковых агентов, с помощью которых бальзамировщики сохраняли тела умерших и содействовали их переходу в загробный мир. (Популярны были также пчелиный воск и смола хвойных и фисташковых деревьев.) Битум был дешевле, чем другие смолы, и использовался в основном в поздний период истории Древнего Египта (664–332 до н. э.), причем чаще при бальзамировании домашних животных, а не людей. Но и с понятием «битум» тоже все не так просто…
Со времен Средневековья вплоть до едва ли не середины XIX века считалось, что битум, который отщипнули от старых разложившихся трупов, обладает мощными целебными свойствами – особенно если его отщипнули от головы. Это вещество, известное как мумиё, считали импортным, экзотическим и очень дорогим, и уже по этим причинам в средневековых руководствах для купцов оно проходило по разделу «пряности».
Одно из наиболее известных таких пособий, «Практика торговли» (La pratica della mercatura), написал в конце 1330-х годов флорентийский банкир Франческо Пеголотти. Как с восхищением отмечает историк Пол Фриман, мумиё в этом пособии упоминается наряду с «драконьей кровью» (экстракт растения семейства драценовых, использовался как краситель и как лекарство) и веществом под названием тутти (tutty). Последнее средство, также называемое кадмия (cadmia), представляло собой сажу из труб печей в Александрии, в которых выплавляли цинк, и было популярно среди алхимиков и врачей как лекарство для лечения сочащихся язв. Последнее предложение звучит как нонсенс, пока не узнаешь, что тутти есть на самом деле оксид цинка, один из активных ингредиентов судокрема (Sudocrem) и иных распространенных антисептических и противовоспалительных мазей.
Другой справочник, «Книга о простейших лекарствах» Матфея Платеария (Matthaeus Platearius. Liber de simplicibus medicine), больше известная по ее первым словам «О текущем» (Circa instans, 1166), называет мумиё «разновидностью пряностей, которую добывают из могил умерших», и советует следующее:
«Избирай мумиё блестящее, черное, дурно пахнущее и твердое. Если оно белое, весьма мутное, не липкое, не твердое и легко рассыпается в порошок, то от него лучше отказаться. Компресс из мумиё и сока пастушьей сумки останавливает обильное носовое кровотечение… Для лечения харканья кровью из-за раны или легочной болезни нужно сделать немного пилюль из мумиё, порошка мастики и воды, в которой была распущена камедь. Пусть недужный подержит эти таблетки под языком, пока они не растают, а потом проглотит» [189].
Невероятно, но когда-то подобные «трупные» лекарства считались вполне заслуживающими внимания! Так, один из лучших врачей Европы сэр Теодор Тюрке де Майерн (1573–1655) как-то прописал королю Якову I (1566–1625) порошок из истолченного человеческого черепа. Отказ монарха принять это лекарство поверг врача «в весьма минорное расположение духа» – об этом сообщает Ричард Сагг. В книге «Мумии, каннибалы и вампиры: история трупной медицины от Возрождения до Викторианской эпохи» (