Его жизнь в СССР не предвещала профессиональной шпионской карьеры, хотя в ней была известность (как спортсмена и создателя государственного гимна Республики Эстония) и диссидентство.
Он родился в 1950 году близ Йыгева. Когда ему было одиннадцать лет, родители разошлись. Поступил в Тартуское художественное училище, где учился в то время его старший брат. Жизнь в училище была бурной. Однажды Вилле Сонн, вынужденный защищаться от гомосексуальных домогательств, ударил насильника ножом, после чего попал в психиатрическую клинику. Вернулся в деревню, работал в колхозе, затем занимался в драматической студии и Тартуском музыкальном училище, подрабатывал техническим рабочим в театре. В 1974 году поступил на физкультурный факультет Таллинского государственного университета (ТГУ). Занимался спортивной ходьбой, стал кандидатом в мастера спорта. В 1979 году завоевал серебряную медаль на Всесоюзных сельских играх, а в 1986 году, уже отойдя от активных занятий спортом, неожиданно для самого себя стал чемпионом Эстонии. В 1976 году был исключен из университета за участие в студенческом бунте, когда около пятисот студентов ТГУ и Сельхозакадемии выступили с требованиями политического характера (его участие в манифестации заключалось в том, что он стоял на балконе общежития и играл на трубе мелодию, которая позже стала государственным гимном Эстонии). После исключения работал оператором вычислительного центра и тренером по легкой атлетике. В 1979 году женился на девушке из Новосибирска, с которой познакомился на соревнованиях в Ужгороде. В 1995 году он жил в городке Элва под Тарту с женой Галиной и двумя детьми. Работал в пожарной охране.
В 1995 году Вилле Сонн рассказал журналисту Мирзе Бабаеву о причинах сотрудничества с КГБ:
«В 1981 году мой брат Март, окончивший экономический факультет ТГУ, начал работать заведующим тартуской конторой вторсырья. Предприятие было небольшое, но должность руководящая и брату очень нравилась. Он был человек честный и прогрессивный, а это тогда особенно не жаловали. Пытаясь наладить работу предприятия, брат столкнулся с коррупцией и разного рода аферами. Ему было предъявлено обвинение в финансовых махинациях и неумении работать с коллективом, и он оказался перед угрозой увольнения. Мне очень хотелось его выручить — он совершенно не умел защищаться. У меня не было ни больших друзей, ни больших денег, но спорт научил меня не сдаваться.
В один прекрасный (или, наоборот, ужасный) ноябрьский день 1982 года, бесцельно блуждая по Тарту, я попал на улицу Ванемузе, где находилось здание КГБ. Я вспомнил, что здесь работает мой старый знакомый, с которым мы с пятого класса учились в одной школе. Звали его Виктор Козлов. Я зашел, спросил, здесь ли Виктор Афанасьевич, меня направили к нему. Я рассказал о брате и попросил помочь. Он выразил сочувствие. Однако он был не только моим другом, но и офицером пятого отделения, которое, кстати сказать, занимается идеологическими диверсиями. Не забывая об интересах службы, он задал мне несколько вопросов о моих знакомых. Я отвечал почти машинально и только вечером, обдумывая происшедшее, понял его истинный смысл: я попросил о помощи, но и меня в свою очередь — деликатно, без нажима — тоже попросили о помощи!
На следующий день я позвонил ему: «Витя, если ты можешь помочь Марту выкрутиться из беды, я раздобуду информацию, которая тебя интересует». Так началось мое сотрудничество с КГБ.
Брату помогли, он не был уволен, а ушел по собственному желанию, а против его главного недоброжелателя было даже возбуждено уголовное дело. Быть шпионом психологически очень трудно: все время нужно притворяться, вести двойную игру. Для честного человека, которым я был и которым остаюсь по сей день, это особенно нелегко, но я связал себя обещанием, а я привык держать свое слово. Кроме того, злоключения брата не закончились. Он стал начальником пылтсамааского филиала завода «Вольта» (это место он получил благодаря протекции Козлова), но и там отношения с коллективом не ладились. Характер у него был действительно тяжеловатый…».
Вилле Сонн понял, что, используя ресурсы КГБ, можно помочь и другим людям. Например, своему другу — известному марафонцу Владимиру Хезрику, который был директором стадиона в Тарту и вступил в конфликт с местными коррумпированными чиновниками. Понятно, что за это Вилле Сонну пришлось «заплатить» — продолжить агентурную работу. Как он сам скажет спустя двенадцать лет: «Я как бы жертвовал собой ради других». А через какое-то время он обнаружил, что ничем реально не может помочь своим друзьям, и в конце 1983 года отказался от сотрудничества с КГБ.
Вот только сумел продержаться он всего лишь несколько месяцев. Виктор Козлов предпринимал активные попытки вернуть «заблудшую овцу» в «стадо». Как утверждал Вилле Сонн, куратору удалось сделать это, сыграв на его честолюбии, соблазнив перспективами карьерного роста. Офицер КГБ регулярно говорил ему: «Ты прекрасный тайный агент, ты хорошо работаешь. Если так пойдет и дальше, ты, Вилле, станешь генералом». Тактика была выбрана правильно. Вот что вспоминает агент, объясняя много лет спустя решение продолжить сотрудничество с «органами»: «Мне было чуть больше тридцати, высшее образование у меня было… Я стал думать, а почему бы и нет? В апреле 1984 года мой маленький сын чуть не попал под машину. И знаешь, я увидел в этом перст Божий — надо вернуться в КГБ, а то с семьей произойдет что-нибудь плохое. Сейчас-то я понимаю, что это была всего лишь рационализация, как говорят психоаналитики, на самом деле мне просто бессознательно хотелось работать агентом. И я вернулся. Но про себя решил: я не буду маленьким стукачом. Не буду ничего просить, вы сами увидите, чего я стою, и сами предложите мне повышение».
Его «тайная» жизнь протекала спокойно. Не было в ней погонь и перестрелок, смертельного риска и роковых блондинок — традиционных атрибутов книжных и киношных бойцов «невидимого фронта».
Вот как он сам описывает тот период своей жизни. «Первые три с половиной года за свою работу я не получал ни копейки. Конечно, агенты, работавшие за границей, получали очень большие деньги… Внутри же СССР осведомители работали практически бесплатно. Был здесь и идеологический момент: иностранной разведке трудно купить агента, работающего из идейных побуждений…
…Мне сказали, что мне присвоено звание майора, и даже хотели отправить в Москву в академию… Под конец я был единственным в Тарту агентом, имевшим высшую категорию. С 1986 года я стал получать регулярную заработную плату, что тоже было, в общем-то, редкостью.
Первое время, прямо стыдно сказать, сорок пять рублей в месяц. С 1988 года — девяносто рублей и с 1990 года, после избрания Эстонского Конгресса — сто семьдесят рублей, при том, что младший инженер получал тогда рублей сто пятьдесят. Конечно, это все равно были небольшие деньги, если учесть, как мне приходилось ломать свою психику и нервы.
Во всех документах я проходил под кличкой «Густав».
А кто был его противником? Понятно, что если куратор работал в Пятом отделе КГБ, которое, среди прочего, занималось и вопросами идеологии, то и агент «освещал» творческую интеллигенцию.
Вот что по этому поводу рассказал Вилле Сонн: «В первый период я занимался почти исключительно Матти Милиусом. Поэт, скандалист, собиратель картин (в его обширной коллекции, собранной практически без денег, — подарки, чего только нет! Кабаков, Соостер, московско-питерский и балтийский андерграунд). Нечто среднее между суперзвездой и городским сумасшедшим».
Для того чтобы войти в доверие к этому человеку (Густаву), не потребовалось прилагать почти никаких усилий. Как он сам заявил: «Мы с Матти Милиусом друзья уже четверть века — с 1970 года. Милиус очень интересовал КГБ, поскольку был крайне неясной персоной. Они не знали, поддерживает ли он связь с диссидентами».
Агент, который до Виктора Козлова и Густава занимался Матти Милиусом, по утверждению Вилле Сонна, «упустил много важного. Так, Милиус перепечатал на машинке некоторые диссидентские тексты (в частности, несколько томов «Дополнений к «Свободному распространению новостей и мысли в Эстонии», переправил на Запад, и их там издали. По тогдашним законам Милиус мог получить десять лет. Но момент был упущен, доказать уже ничего было нельзя».
К оперативной разработке своего друга Вилле Сонн подошел основательно. «Когда я начал заниматься с Милиусом, я пересмотрел все его книги и бумаги, носил его тексты в КГБ. Но ничего противозаконного там уже не было. Милиус был бурный, экстравагантный человек. Он мог кричать на улице: «Идите к черту, чекисты!» или еще что-нибудь в этом роде. И в КГБ никак не могли понять — то ли Милиус шутит и несет чепуху, то ли за всем этим скрывается какая-то тонко закамуфлированная подрывная деятельность. За три с половиной года я выяснил, что, по крайней мере в тот период Милиус серьезными делами не занимался и, как говорилось, угрозы для Советского Союза не представлял», — вспоминал в 1995 году Густав.
Были в работе Вилле Сонна и трудности технического характера. Дело в том, что «… долгое время никакой аппаратуры у меня не было. Только в 1988 году я впервые получил миниатюрный японский диктофон. Самое интересное, что у местного КГБ тоже не было практически никакой техники. Тарту — это все-таки провинция…».
Его активная шпионская деятельность началась в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда в СССР начало выходить из подполья националистическое движение. Тогда Густава задействовали в «освещение» национальной оппозиции советской власти.
Вот что он рассказал о том периоде своей деятельности. «…вплоть до 1987 года я выполнял относительно мелкие задания. Обычно сидел в кафе (чаще всего в «Вернере» или «Пюссирохукельдере») и просто слушал, кто что говорил. Матти Милиус очень много болтал о КГБ, и слушать это было не очень-то приятно. Но это так закалило мои нервы, что когда я проник в ЭРСП (Партия Эстонской Национальной Независимости. — Прим. авт. ), то работал почти без напряжения. Лагле Парек и компания по сравнению с Милиусом были сущие дети. А Милиус был хитрый. Он говорил, что интерес, который проявляет к нему КГБ, даже идет ему на пользу. Это прибавляло ему авторитета. Его всегда окружали молоденькие девушки, которым импонировал его ореол борца. Кроме того, было много эпизодических заданий. Например, одно время я сблизился с эстонскими уфологами. Эти безобидные люди, занимающиеся летающими тарелками, почему-то очень интересовали КГБ…».