– Ну, что, как идет у вас подготовка ваших малышей? – спросил хозяина кто-то из гостей.
– Жаловаться не могу. Спасибо Павлу Николаевичу, умело и удачно выбрал нам репетитора. Много их у нас перебывало: и старше, и ученее, да такого авторитета над детьми не имели. Видна у этого репетитора прекрасная школа, да и сам ведет жизнь, точно красная девушка…
От всего сердца я еще раз мысленно возблагодарил проф. Курбатова за его наставления, добрые советы и пособия книгами.
Время подходило к концу июля. Я просил родителей присутствовать на испытании: мы произвели своим ученикам строгий по программе экзамен с вынутием даже билетов. Все прошло серьезно, и родители остались довольны.
Мое дело, строго говоря, было закончено. Оставалось еще две недели до начала моих классных занятий. Я предложил родителям дать детям отдых, а меня отпустить. В мою честь был устроен пикник в лесу. Мне уплатили сто рублей за месяц и уже по доброй воле – проезд по железной дороге не до Киева, а дальше, до ст. Винница, так как цель моего отъезда была навестить моих родных в остававшиеся две недели и самому отдохнуть от напряженных занятий.
Расстались мы друзьями. Когда начались приемные экзамены, я еще был в отпуске у родных, но с радостью узнал по приезде, что оба мои ученика отлично выдержали экзамен, и приняты в классы, в какие поступали. Домой я со своих кондиций торопился с огромным подъемом чувства собственного достоинства и веры в свои силы. Впервые в жизни я имел очень серьезное поручение, успешно выполнил его, а также заработал огромную сумму – свыше ста рублей.
По дороге я, конечно, предварительно заехал в Киев, оформил мой отпуск к родным и застал мать и сестер в гостях у брата Коли. Здесь я поделился своими деньгами с Мама и Катей, оставив им большую часть всего моего заработка, так как они крайне нуждались в средствах, стесняясь спросить их у брата Николая. Оставив себе денег только для обеспечения обратного проезда в г. Киев, я навестил на хуторе отца, где были и младшие братья. Первый раз в жизни, не получая ни от отца, ни от брата никакой поддержки, я вернулся на свои собственные деньги к началу занятий в корпус.
Директор знал от своих знакомых о моих скромных трудах, а экзамены подтвердили эти рассказы. Он дружески кивнул мне головой, добавив: «Очень рад, что не ошибся». Эта, по внешности, скромная похвала доставила мне огромное удовольствие.
Наступил 1875–1876 гг. С началом учебного года мы, VII класс, стали во главе старшего возраста и последний раз переменили место классов, дортуаров и рекреационного зала. Отношение к нам наших начальствующих и преподавателей носило характер доверия с дружеским оттенком. Мы являлись коренными питомцами нашего директора с младших классов, и к нам уже присмотрелись, нас изучили. Занимались мы усердно, памятуя, что в текущем году заканчиваем полное среднее образование.
Время проходило быстро: дни мелькали в учебных классных занятиях и во фронтовом учении (с верховой ездой), интерес к которому сильно возрос ввиду ожидания войны, занятия шли усиленным темпом. Под влиянием всех событий на Балканском полуострове повышенное настроение охватило и нас всех. Ведь на всех театрах этой войны, несомненно, окажутся наши самые близкие родные (отцы и братья). Настроение захватило и женскую молодежь, мечтавшую о роли «сестер милосердия».
Развлечения на праздник Р[ождества] Х[ристова] приняли далеко не прежний для нас характер, и мы с удовольствием принимали только поездки в театр. Домой на Р[ождества] Х[ристова] мало кто ездил, особенно в отдаленные места, но в городские отпуска мы, старшие, ходили охотно, так как за истекшие годы уже каждый из нас приобрел себе личные знакомства в семейных домах, где часто на нас смотрели, как на будущих женихов тех девиц и подростков, с которыми мы знакомились и проводили время в этих семьях. Так, довольно-таки прозрачно, смотрела семья В[олковы]х на меня и мою сверстницу Надю, двоюродную сестру невесты брата Мили. Я не отдавал себе отчета, что будет из этого знакомства с отроческих лет, но питал к Наде самые дружеские чувства, пользуясь и ее взаимностью. Не все мне нравилось в самой семье, особенно отталкивало слишком практичное и расчетливое отношение к людям, что и не скрывалось.
Из полуслов и намеков я понял, что меня считают необъявленным женихом: я, конечно, не протестовал, но с этих пор в отношениях с Надей явилась какая-то сдержанность и холодность, вызывавшая иногда удивление очень практичных старых дам. Самая же дружба наша с Надей была вполне искренняя. Она еще училась в женской гимназии, очень интересуясь всеми моими занятиями, а потому общих интересов и тем для разговоров у нас всегда было много. Она была умна, и очень сердечно и тактично всегда себя вела со всеми дома. Это мне очень нравилось.
Все интересы и развлечения общественного характера как-то сразу отодвинулись в сторону с объявлением войны Турции. Мы жадно интересовались всякими известиями военного характера. В противоположность, теперь нам немец г. Камныш прежнего интереса и азарта к описанию сражений не проявлял, хотя сын Камныша, кажется, попал на фронт. Наши воспитатели, особенно из военных, удовлетворяли по мере возможности наши запросы, так как корпусная библиотека получала несколько больших газет и специальную военную – «Русский инвалид».
Успехи наших армий наполняли наши сердца восторгом, но по мере хода и развития военных действий стали появляться сведения и о больших потерях, причем выяснилось, что некоторые из наших товарищей обращались в круглых сирот.
Вот в этой сфере (и только впоследствии) проявилась изумительная деятельность нашего директора. Узнав о потере отца или даже брата питомцем нашего корпуса, директор через доверенных лиц списывался с осиротевшей семьей и принимал в ней самое горячее и длительное участие: он устраивал оставшихся еще без образования детей, хлопотал или помогал в хлопотах о назначении вдове пенсии, а пока шла всякая об этом переписка, из своих личных средств поддерживал такую семью денежным пособием.
Пора хоть здесь сказать, откуда этот необычайный человек черпал эти «личные средства», сберегая, как сказочный Кащей, всякую вверенную ему «казенную копейку» для ее прямого и законного назначения. Наш Павел Николаевич Юшенов был единственный сын известного в Медицинской академии профессора Н.П. Юшенова, давшего своему сыну превосходное общее образование и специальное военное, а впридачу огромный денежный капитал; из этого капитала, по завещанию, весьма большие суммы предназначались для стипендий (его имени) студентам В[оенно]-медицинской академии, а также на премии за научные работы по некоторым научным отраслям медицины. Усовершенствовавшись еще поездками и учением за границей, наш незабвенный Павел Николаевич пристрастился к научно-педагогической деятельности, решил остаться навсегда холостяком и посвятить свое время и средства воспитанию детей военно-учебных заведений. Его скоро оценили по достоинству: сравнительно в молодые годы он был поставлен во главу нашего корпуса, на смену дискредитированного своими действиями г[енерал]-м[айора] Кузьмина-Караваева.
Наш Павел Николаевич, по словам кого-то из близких, не проживал по своему скромному образу жизни даже половины получаемого им по службе содержания; весь же доход с завещанной ему доли капитала оставался в его распоряжении «для удовлетворения своих педагогических опытов без расхода для казны». Мне кажется, что больше пояснять этот вопрос излишне. Все, что он делал, особенно большое и существенное, для всех своих питомцев или их близких родных, всегда было тайным и ярко обнаружилось лишь после его внезапной смерти.
Скоро пришло известие, что брат Максимилиан в составе своей артиллерийской бригады отправлен на фронт в пределы Азиатской Турции. Это известие очень взволновало нашу мать и, думаю, также и его невесту, с которой он был связан самой тесной дружбой с первого года поступления в Киевский кадетский корпус.
Этот год принес и мне лично чувствительную потерю: захворала, кажется, каким-то особым видом тифа самая младшая вдовы Елизаветы Яковлевны Чернушевич мой милый друг Юлия. Она прохворала неделю и умерла. Это было для меня большим горем. Она была немного старше меня: высокая, стройная, с одухотворенным лицом и прекрасными глазами, она сумела ко мне подойти. Мы всегда находили темы для разговоров и общие интересы и стали действительно настоящими друзьями, так как я питал к ней чистое братское чувство. Она была, несомненно, лучшей из всех членов семьи, любимицей своей матери и очень внешним обликом и характером напоминала нашу младшую сестру Наташу. С ее смертью интерес к посещению семьи Ч[ернушевич]ей для меня резко изменился, так как дядя Александр с женой никаких симпатий не внушали, а с другими членами я имел очень мало общего.
Занятия в корпусе шли успешно. Мы уже с головой погрузились в наши уроки, мечтая о скорейшем окончании в. гимназии и нашем дальнейшем будущем. Пролетели поэтому все зимние вакации, все большие праздники Р[ождества] Х[ристова] и Св. Пасхи. Подошло весеннее тепло, а с ним и начало экзаменов. Редко доходили до меня вести о брате Максимилиане; совершенно ничего наша семья не знала о брате Александре. Миша, уже второй год был в Михайловском артиллерийском училище. Младшие братья подтягивались в средние классы Немировской гимназии. Сестренка Наташа уже выучила грамоту, и ее предполагали поместить в м. Немирове в женскую прогимназию, соединив здесь трех младших членов семьи. По-видимому, там же, в Немирове мечтала зимний период проводить и мать с сестрой Катей. Брат Николай подумывал о переходе на службу в г. Киев. Я весь ушел в свои экзамены. Я, слава Богу, закончил полный курс среднего образования в военной гимназии, имея в среднем выводе по всем предметам около 11 баллов.
Все же не хватило мне вакансии для поступления сразу в Михайловское артиллерийское училище, о чем я мечтал: прислано было на корпус только две вакансии, и их заняли товарищи с более высокими отметками. Лагерь мы провели в усиленных занятиях с уклоном чисто военным. Все фронтовые у