Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) — страница 52 из 96

Между тем, подготовка экспедиции по всем коммуникационным линиям продвигалась энергично вперед. В качестве начальников транспортов были использованы не только мы, простые строевые офицеры, но генерал М.Д. Скобелев придал этому делу особое значение; он привлек к этой роли, невзирая ни на какие чины и звания, самых блестящих представителей гвардии и даже Свиты императора, прилетевших к нам в экспедиционный отряд для участия в боях и, конечно, получения боевых наград. Такое требование многим из «фазанов» (так называли в отряде таких любителей наград) очень не понравилось. Но г. Скобелев твердо и решительно объявил, что кто из них не пожелает выполнять предлагаемую черную, но крайне важную для успеха экспедиции работу, того он просит не задерживаться в отряде и немедленно возвращаться обратно в Петербург. Первым показал положительный пример флигель-адъютант полковник граф Орлов-Денисов[80], который с благодарностью принял назначение скромной должности начальника транспорта и в высшей степени добросовестно водил свои транспорты от порта Красноводск через Кизил-Арват в Вами. Конечно, открытого протеста не последовало и от других; поработали все, не щадя своих сил и здоровья.


Петр Михайлович Орлов-Денисов


Неприятельские конные партии пробовали в значительных силах атаковать караваны между Красноводском и Вами; имели здесь сравнительно небольшой успех, но на весьма короткое время. Поражаемые дальнобойными орудиями, приданными в конвой каждому транспорту, конные партии терпели большой урон от конвоя караванов даже во время их движения; попытки же атаковать караваны и этапные пункты на ночлегах были отбиты с успехом. Партии поэтому отошли к Геок-Тепе.

Склады всякого рода запасов в укр[еплении] Вами разрослись в целый большой город и вынудили раздвинуть размещение войск и самую оборону. Стали уже постепенно подтягиваться к Вами войсковые укомплектования и откомандированные части войск. Притянули из Бендесена и меня в батарею, поручив мне командование первой полубатареей. Скоро прибыл и новый (назначенный с Кавказа) командир нашей батареи (полковник князь Мамацев[81]) вместо полковника Вербицкого, назначенного начальником артиллерии всего экспедиционного отряда. Полковников обратился опять к обязанностям старшего капитана батареи. Началось усиленное занятие в частях войск уже чисто строевой боевого характера выучкой.

Из туркменского плена бежал единственный уцелевший раненый, пощаженный неприятелем в прошлом году, артиллерист Петин; он доложил генералу М.Д. Скобелеву, что может из глины вылепить модель неприятельской крепости и показать, как что в ней расположено, и где стоит захваченная русская пушка. Приказано было для Петина отвести особое место, а саперам помочь в исполнении его намерения.

Намесив глины и размерив шагами план, Петин вылепил правдоподобную модель крепости Геок-Тепе, указав расположение внутри ее холма с русской пушкой и глинобитной цитадели, а также все выходы, прикрытые передовыми укреплениями (калами). Г. Скобелев, выслушав объяснения Петина в присутствии офицеров передового отряда, поинтересовался всеми подробностями о самой крепости. Петина за его муки и труды он наградил георгиевским крестом.

Был отдан войскам отряда приказ приводить к этой модели по очереди командирами всех людей и ознакомить их по рассказу Петина с предстоящим нашим объектом осады и штурма. Помимо этого, генерал Скобелев приказал использовать довольно хорошо сохранившийся остаток оборонительной стены древнего селения Вами, усилить и достроить его так, чтобы по высоте и профилю эти развалины соответствовали высоте и профилю настоящей стены крепости Геок-Тепе. Теперь ежедневно пехоту и спешенную конницу практиковали в штурме этой второй модели. За учением Скобелев следил зорко сам, а потому старание было у всех самое добросовестное. В своих речах при всяком подходящем случае г. Скобелев подчеркивал, что предстоящее дело – пустяк, по сравнению с тем, что приходилось русским войскам преодолевать в прежних войнах.

Но пока шла подготовка транспортами, напряженная работа людей при отсутствии в пище овощей, а чаще всего хорошей питьевой воды, создали сильную заболеваемость в отряде с большой сравнительно для небоевого периода смертностью; это вызывало у людей удрученное состояние духа. Генерал Скобелев объявил, что смерть честного солдата на порученном ему деле и посту во время подготовки к оперативным действиям он считает такой же доблестной смертью, как и в бою, с оружием в руках, при штурме. Поэтому было приказано всех умерших от болезней солдат хоронить с музыкой, как и убитых в бою георгиевских кавалеров. Это распоряжение произвело изумительное впечатление на людей, особенно, когда они увидели, что это не мертвые слова, а Скобелев сам не один раз на таких похоронах с музыкой присутствовал. Скоро среди солдат сложились боевые песни про «Белого генерала», где фигурирует и это распоряжение:

«С генералом Скобелевым

Лестно, значит, умереть».

Словом, ничего наш вождь не упускал, чтобы объяснить каждому, даже простому рядовому, его задачу, роль в предстоящих действиях и выяснить до деталей даже самый способ исполнения боевой задачи. С нами, офицерами, он вел, кроме того, у себя беседы, внушая нам все необходимые сведения и переливая в наши сердца полную уверенность в окончательном успехе.

Жизнь в передовой безе Вами шла очень деятельная, но оригинальная. Наш передовой пункт отчасти напоминал военный лагерь, в котором с раннего утра все чему-либо учились, причем жизнь замирала значительно в период от 11 ч. утра до 4 ч. пополудни, и затем снова все гудело и шумело до поздней ночи. Лагерь этот был в полном смысле «монашеский», так как кроме двух сестер милосердия (старшая из них – дочь военного министра Анна Дмитриевна графиня Милютина[82]) во всем лагере и все время похода в боевой части отряда не было ни одной женщины.

В свободное от напряженной работы время офицеры собирались к более общительным и деятельным товарищам, беседовали, обменивались вестями, получаемыми раз в месяц почтой, пели хором. А больше всего играли в карты. Генерал М.Д. Скобелев озаботился испросить свыше разрешения на выдачу офицерам и солдатам всего, положенного от казны, деньгами и натурой по «справедливым ценам». Ввиду крайней дальности и трудности перевозки сюда всякого рода припасов и материалов, официальные справочные цены на все были установлены очень высокие. Это позволяло выдавать даже самому маленькому по чину и должности служащему большое содержание. Так, напр[имер], дрова для отопления и варки пищи, фураж для прикорма двух верховых лошадей и проч, составляли по справочным ценам очень большие суммы, а фактически пользовались тем, что находили в стране в натуре. В общем, я лично получал свыше 400 рублей в месяц. Девать таких денег при обычной скромной жизни было некуда: я не пил и не играл в карты, даже никогда не курил.


Елизавета Дмитриевна Милютина


Огромное большинство втянулось в карточную игру, так как никаких иных развлечений не было. Риск постоянный захворать тифом, кровавым поносом, злостной изнурительной лихорадкой, быть подстреленным на разведке, ночью при объезде по дежурству передовых аванпостов и т. п. был неуклонно велик и неизбежен.

Все ожидали движения вперед, активных действий и сильных боевых впечатлений. Копить денег стимулов у молодежи не было. Правда, посылались деньги родным, но это все без всякого успокоения взвинченной и натруженной нервной системы здесь[и] сейчас, на месте. Образовалось несколько крупных центров, где играли регулярно всю ночь, захватывая и среднюю, мертвую для работы, часть дня. Знали отлично, кто и как играет, но мирились даже с нечестными, но завзятыми игроками. Так, один казачий войсковой старшина (подполковник) был заведомый шулер, но гостеприимный хозяин; он вел крупную игру. Когда приходила его очередь «метать банк», ему без церемонии привязывали к деревянному креслу ноги и руки так, что он мог медленно проделывать нужные движения, но лишен был возможности передергивать. Он не обижался.

Очень серьезными игроками были интендантские чиновники, располагавшие казёнными огромными суммами, а потому и могущими выдерживать на наличные деньги большую игру до победного конца, почти ежедневно оставаясь в большом выигрыше. Везло очень одному из моих товарищей-артиллеристов (подпоручику Томкееву), отличавшемуся огромной выдержкой, хладнокровием, сметливостью и чудовищной памятью. Он играл безусловно честно, и через его руки проходили огромные суммы ежедневно. В общем, он был выигрыше на многие десятки тысяч рублей, но, в конце концов, проиграл все свои деньги, а умер от тифа до начала серьезных боевых действий.

Было, конечно, стремление использовать свой отдых в течение суток без карт. Устроили открытую сцену. Офицеры-любители выходили на эту эстраду и выполняли, кто как мог и действительно умел: пели соло под аккомпанемент гитары, трио, квартеты и хором; читали наизусть стихи и отрывки литературных произведений; нашлись изумительно талантливые рассказчики сцен народного быта и пр.; наконец, читались лекции на интересные животрепещущие вопросы научного характера. Часто устраивать эти развлечения не позволяла служба и работа, но всякое публичное выступление привлекало к эстраде огромную массу солдат, которые усаживались на землю вокруг эстрад[и], видимо, наслаждались. Отношение офицеров и солдат отличались во все время похода большой сердечностью, чуткостью и взаимной заботой друг о дружке.

Питались мы сытно, т. е. каждый день варилась и нам, и солдатам мясная горячая пища, но почти исключительно баранина, которую мы имели в изобилии, так как в передовых столкновениях с туркменами у них были отбиты казаками огромные стада. Но нам недоставало свежих овощей, особенно луку, красного стручкового перцу, помидор, чесноку, укропу, кислой капусты. Отсутствие всей такой зелени лишало нашу пищу всякого вкуса, а часто не хотелось даже обедать. Мы давно уже забыли о печеном хлебе, а жили на черных сухарях, от которых сильно страдали люди со слабым желудком. Кровавый понос не щадил ни офицеров, ни солдат.