Поручик фон Блюммер (сын русского резидента при саксонском дворе) был обстоятельно опрошен Скобелевым о всех столичных новостях, в которых он оказался превосходно ориентированным. Он был воспитан в Германии, в Дрезденском кадетском корпусе и выпущен офицером в прусскую гвардейскую конную артиллерию. Но после смерти своего отца, как русско-подданный, для принятия огромного наследства в Петербурге фон Блюммер перешел тем же чином в русскую гвардию. В высшем обществе, благодаря своему происхождению и богатству, красоте и превосходном знании всех главнейших европейских языков (кроме русского, которым он владел с трудом), он считался завидным женихом и всюду был принят. Но желание участвовать в боях побудило его прервать столичную легкую и веселую жизнь и примчался сюда. Сообщенные теперь им г. Скобелеву новости, особенно из высших сфер, представляли большой интерес и расположили к нему «Белого генерала», который оставил его при себе ординарцем: эта должность считалась у нас почетной, но в то же время крайне опасной и рискованной для жизни, потому что характер поручений г. Скобелева своим ординарцам был самый рискованный и беспощадный, как это показала в Турции прославленная деятельность «Белого генерала». Мы с фон Блюммером подружились с первого дня и окончательного устройства он прожил еще несколько дней в моей палатке.
Войска стянулись. Всего в составе экспедиционного отряда насчитывалось около 10 000 человек на довольствии, но собственно для боевых действий в Вами стянулось к половине октября 1880 года до 6000 бойцов всех родов оружия, а с ними около 100 полевых орудий разных калибров, из которых лишь одна наша батарея стальных орудий имела современные дальнобойные орудия; остальные (кроме морской батареи) были частью строевые батареи с медными орудиями, а большей частью, присланные с Кавказа старого типа орудия и мортиры для вооружения осадных батарей и этапных пунктов.
23го октября 1880 г. после торжественного молебствия и краткой внушительной речи войскам г[енерал]-а[дъютанта] Скобелева из Вами двинулся авангард, а за ним главные силы экспедиционного отряда. Генерал Скобелев со своим штабом шел в авангарде. В день выступления прошел проливной дождь: это встречено было войсками (по старинному кавказскому поверью) как доброе предзнаменование, а животные радостным ревом, так как всюду они находили лужи пресной воды на самом пути.
Авангард в тот же день к вечеру выдвинулся далеко вперед, а перед ним медленно стали отходить конные партии текинцев. Беспрепятственно достигнув Егиан-Батырь-кала, генерал Скобелев приказал это место быстро укрепить. Когда же сюда подошли и главные силы, то была предпринята большая (по счету вторая) рекогносцировка, в которой приняли участие два батальона пехоты, наша стальная батарея, морская батарея и полк казаков.
Генерал Скобелев повторил такой же маневр, как и в первую рекогносцировку: отряд смело двинулся вперед, подошел довольно близко к неприятельской крепости и медленно прошел вдоль всего ее западного фронта, пока топографы снимали местность; артиллерия обстреляла стены крепости, переполненные защитниками.
Окончив задачу разведки, отряд отошел, сильно преследуемый массами неприятельской конницы, не решавшейся, однако, идти на нас в атаку, потери в этот раз были невелики. В последующую за рекогносцировкой ночь неприятель дважды пытался атаковать наше расположение в Егиан-Батырь-кала, но был отбит с большими потерями. Г[енерал] Скобелев поджидал еще подходящих в Кавказа своих частей, а также и отряда полковника Куропаткина, текинская конница снова попыталась расстроить наши коммуникации, но получила отпор как от гарнизонов этапных пунктов, так и конвоя караванов. Все же это было очень слабое и чувствительное наше место в районе действий экспедиционного отряда, и сильно озабочивало генерала Скобелева. Поэтому 6- декабря была предпринята новая большая рекогносцировка (третья по счету) к стороне Геок-Тепе, чтобы заставить противника убрать высланные на наш тыл большие партии, опасаясь за участь своей главной твердыни.
Состав рекогносцировочного отряда был такой же. В этот раз по какой-то причине на рекогносцировку мы выступили не рано; смело двигаясь вперед, наш отряд направился сначала к южному предместью крепости Геок-Тепе, представляющему сады, окруженные глинобитными в рост человека стенами, из-за которых противник открыл по нас меткую стрельбу своими большими фитильными ружьями (мултуками), нанося нам чувствительные потери. Отсюда отряд повернул на север, двигаясь медленно вдоль западного фронта обороны текинцев; с высокой крепостной стены нас осыпали пулями из фитильных ружей и захваченных русских винтовок, а пушка с вершины холма бросала в отряд гранаты, которые не разрывались. Медленно продвигаясь, отряд поравнялся с северным фасом крепости; только отсюда генерал Скобелев решил повернуть назад в свой лагерь. Местность представляла овражистые и песчаные дюны с порослями кустов, что позволяло противнику незаметно подкрадываться к нашему отряду. Подвозимые конницей на крупах лошадей неприятельские пешие стрелки, вскарабкиваясь на дюны, били наших людей на выбор.
Генерал Скобелев начал отход частями отряда; часть артиллерии с прикрытием из пехоты и конницы, оставаясь на указанной позиции, сильным огнем удерживала противника, пока остальной отряд быстро проходил опасное пересеченное место и занимал в тылу новую позицию; отсюда отряд покровительствовал своим сильным и метким огнем остававшимся до этого в арьергарде бойцам сняться с боевого участка и отходить назад на новое, указанное арьергарду место. Бой сильно разгорелся. Текинцы, уже привыкшие к маневру русских, наседали теперь на нас с изумительной отвагой и применением к местности.
Надо было переходить широкую и глубокую балку. Генерал Скобелев приказал на этой стороне оставить на позиции небольшой арьергард – взвод стальных орудий, одну роту пехоты и взвод казаков. Обращаясь ко мне, генерал Скобелев сказал: «Поручик Артамонов! Поручаю вам эту позицию, на которой вы должны удержаться во что бы то ни стало до тех пор, пока не услышите сигнал моего личного трубача «соединение». Тогда только снимайтесь и отходите к отряду!»
Мой взвод снялся с передков и стал на позиции на крою балки; лошадей с передками отвели несколько назад; рота справа и слева от орудий развернулась в цепь; как мой резерв, казачий взвод стал правее цепи скрытно за дюной, выслав наблюдение за флангами позиции.
Противник сильно наседал. Конница успела подвезти свою пехоту, которая широким полукругом развернулась перед нами, охватывая наши фланги и осыпая нас пулями. К нам долетела уже и граната из перемещенного на западную стену орудия; мы ее подняли и убедились, что в нее не ввинчена ударная трубка. Вдруг подскакал сторожевой казак справа и доложил, что он за дюнами увидел большое скопище конницы, не дальше версты от фланга позиции. Быстро повернув оба орудия в угрожаемом направлении, мы зарядили их шрапнелью без установки трубки (т. е. на картечь).
Едва из-за дюн вырисовалась конная масса (в несколько сот человек), орудия взяли их на мушку. Раздался громкий крик: «Алла! Алла!» В ответ на это последовали один за другим залпы взвода: шрапнель ворвалась в конную массу… Третий залп пришлось дать уже по убегающему противнику.
Ближайшие убитые лошади и туркмены были в 200–300 шагах от позиции. Противник назойливо ещё два раза повторил свои атаки, но также неудачно. Подъем духа и веры в могучую силу артиллерийского огня были так велики, что мы с легким сердцем и выдержкой рассеяли метким огнем и эти два скопища конницы. Пехота же противника ограничивалась только стрельбой с верхушек дюн.
Скоро раздался резкий звук сигнала «соединение». Оставив спешенный взвод казаков на месте, и приказав пехотной роте быстрым шагом перейти балку на другую сторону, мы скатили на руках вниз орудия, взяли их в передки уже на дне балки, быстро пробежали ее, дав сигнал уходить и казакам. Всё обошлось благополучно и без потерь. Генерал Скобелев лично поблагодарил наш арьергард за успешно выполненное боевое поручение.
Между тем стемнело. Отряд построил каре с орудиями на углах и конницей вне каре и отходил под яростным натиском неприятельской многочисленной конницы, окружившей нас плотным кольцом и осмелевшей с наступлением темноты, которая не позволяла нам далеко видеть. Для поддержки настроения в людях музыка внутри каре играла старые кавказские полковые марши. С наступлением полной темноты казачья конница кольцом охватила весь отходящий отряд, а когда какому-либо флангу угрожали неприятельская атака, каре останавливалось: казаки быстро очищали угрожаемый фронт: развернутый фас каре давал по команде несколько залпов в надвигающуюся неприятельскую массу; артиллерия в свою очередь покрывала площадь перед фронтовым разрывами шрапнели. Противник, неся потери, быстро отходил.
Так отряд в полной темноте стал приближаться к своему лагерю, где зажгли костры, определявшие нам верное направление. Скоро взошла яркая луна, но через короткое время стало темнеть, и покраснела: было лунное затмение. Среди туркмен у неприятеля (и у наших мусульман) начались заунывные крики. Оказалось после, что мусульмане приняли затмение как неблагоприятное для них знамение; текинцы бросили преследование нашего отряда и стали сами отходить в свою крепость. В полной темноте мы подошли наконец к Егиан-Батырь-кала Генерал Скобелев сердечно и бодро поблагодарил отряд за доблестную службу, отметив бессилие противника, при его огромной численности, справиться с таким небольшим войском, а это обещает полный успех энергичному натиску на текинцев всеми силами экспедиционного отряда.
На ночь были приняты все меры предосторожности на случай атаки противником нашего лагеря со всех сторон.
Ночь прошла благополучно. Утром всех убитых похоронили после торжественного отпевания и со всеми военными почестями.
Конные разведчики дали знать, что отдельные значительные партии текинской конницы тянулась к северу от нас (песками) к Геок-Тепе. Очевидно, противник кого-то опасался. Действительно, дня через два прискакали передовые гонцы с известием о движении с севера к нам русского отряда полковника Куропаткина, который с небольшим числом дневок форсировал огромную пустыню, не потеряв ни одного человека и ни одного даже вьючного животного. Отряд этот (4 роты стрелков, горная на вьюках батарея и 4 сотни казаков с обозом) прошли быстро свыше 800 верст и торжественно вступили в наш лагерь, к общей радости и большому подъе