а я слышу слово «литературный критик», мои органы выходят из строя. Мой мозг вращается, а желчь пузырится. Ой! Ну ладно, продолжим текст, это успокаивает.
Через некоторое время — должно быть, прошли уже минуты — чудовище все еще не двигалось. Его глаза тоже были неподвижны, никаких подергиваний, никакого моргания, никакого движения зрачка. Только этот ужасающий взгляд в пустоту.
Энзель впервые осмелился качнуть головой. Животное (Растение? Растение-животное?) не отреагировало. Крете подняла руку и коснулась лапы волка. Он не подал никаких признаков жизни.
— Он уснул, — прошептал Энзель.
— С открытыми глазами? — прошипела в ответ Крете.
Энзель знал только, что у Лиственных Волков были очень необычные привычки сна — они впадали в летнюю спячку (из которой они его разбудили), они спали под землей, им снились исключительно кошмары — почему бы им не клевать носом с открытыми глазами? В замонийской природе было возможно многое, вообще все.
— Может быть, мы сможем разжать его пальцы, не разбудив его? — спросила Крете.
— А если он проснется?
Крете задумалась. — Он все равно когда-нибудь проснется.
Энзель глубоко вздохнул и коснулся лапы, лежавшей у него на шее. Он внимательно следил за выражением морды волка и медленно и осторожно попытался освободить хватку первого когтя. Взгляд Лиственного Волка оставался неподвижным и тупым. Коготь был жестким и холодным и оказывал некоторое сопротивление, но все же поддался. Контроль волчьих глаз: все неподвижно. Энзель отогнул второй коготь. Шевельнулось ли растение-чудовище? Нет. Да! Нет. Сердце Энзеля колотилось, как паровой насос. Третий коготь. Контроль: ничего. Четвертый. Энзель был свободен.
Тем временем Крете тоже убрала лапу со своей шеи. Лиственный Волк оставался в своей стоической позе, взгляд застыл, как и все остальное тело, когти застыли в том положении, в которое их согнули дети: ужасающе, но безопасно, как жуткая фигура в музее восковых фигур. Энзель и Крете высвободились из-под чудовища и проползли между его ног, осторожно и бесшумно. Они приготовились к прыжку, Энзель бросил последний взгляд на волка. Он все еще был неподвижен. И в его спине торчали три длинные стрелы, все с зеленым оперением.
— Ну, — раздался голос из леса, — он готов! Мертв. Можете немного пошуметь, он больше не проснется. Стрелы пропитаны контактным ядом, вызывающим мгновенное окоченение трупа.
Энзель и Крете выглянули на поляну. Деревья. Листва. Кустарник. Никаких признаков жизни.
— О, извините, — сказал голос, звучавший приглушенно и добродушно. — Маскировка. Если мы не двигаемся, нас не видно.
Тут, казалось, зашевелился куст, листья затрепетали, как будто по ним пробежал ветер. Второй куст пришел в движение. Третий куст зашуршал, и из него вышли три медведя с шерстью разного оттенка зеленого (травянисто-зеленого, изумрудного и оливкового), замаскированные с головы до пят листвой. Они держали в руках большие длинные луки и несли колчаны, полные стрел с зеленым оперением, за спиной. Их было трудно отличить от окружавшего их леса.
— Ну, спускайтесь. Мы хорошие, — добродушно рассмеялся один из них. Энзель и Крете спустились вниз по лиане.
Оливковый медведь, который, казалось, был за главного, подошел к ним, взял руку Крете и склонился для элегантного поцелуя руки. — Мадам? Разрешите представиться: меня зовут Хррхрмхррхрм! — Он аффектированно закашлялся, неразборчиво пробормотав свое имя в бороду. Два других медведя тоже искусственно закашлялись в кулаки.
— Что, простите? — спросила Крете.
— Хочу сказать: мое имя не имеет значения. Зовите меня просто Девятнадцать. Или Двенадцать. Мне все равно, как вы меня будете называть, только не моим настоящим именем. Или у вас проблемы с замонийской праматематикой? Тогда зовите меня Двойная Четверка. Или Двойная Двойная Четверка. Это не имеет значения. Это Два и Три. Их действительно еще воспитывали на замонийской праматематике, отсюда и незамысловатые секретные имена.
Секретные имена? Энзель насторожился. Все, что содержало слово «секрет», его очень интересовало. Если бы его родители назвали все овощи, которые он не любил, «секретными овощами», он бы уплетал их с жадностью. Но взрослые не были такими проницательными. Медведь откашлялся и заговорил немного более официальным тоном. — Э-э, полагаю, вы двое - сбежавшие фернхахские дети? Энзель и Крете фон Хахен?
Оба виновато кивнули.
— Поздравляю. Вы — главная тема для обсуждения в Бауминге последние двадцать четыре часа.
Энзель и Крете смущенно уставились на свои ботинки.
— Ваши родители находятся под наблюдением врача. Ваша мать целый час страдала от гипервентиляции, когда узнала об исчезновении своих любимых детей.
Фернхахские дети смущенно теребили пальцы.
— Мэр Бауминга объявил чрезвычайное положение в стране, впервые с тех пор, как пятнадцать лет назад на нас обрушился большой фистербергский шторм. Вы знаете мэра Бауминга? Ну, вы с ним познакомитесь.
Крете побледнела. У Энзеля на лбу выступил пот.
— Ладно, мы здесь не для того, чтобы вас судить. Это дело мэра. — Медведь хотел было продолжить, но вдруг запнулся. — Есть только одна вещь… как бы это сказать?..
Таинственный медведь, казалось, смутился еще больше, чем Энзель и Крете. Его коллеги тоже издавали звуки смущения. Все трое шаркали лапами по листьям и опускали глаза, как влюбленные пестрые медведицы. — Ну, дело в том, что мы — Таинственные Лесничие. Это делает все дело несколько щекотливым.
Два и Три утвердительно кивнули. Энзель насторожился.
— Дело в том, что Таинственное Лесничество функционирует только до тех пор, пока оно таинственное. Иначе это будет уже не Таинственное Лесничество. А Общеизвестное Лесничество. Мы понятно выражаемся?
Энзель и Крете сделали понимающие лица, но ничего не поняли. — Ну ладно, — вздохнул медведь. — Мне, наверное, придется объяснить подробнее…
Энзель и Крете слушали.
— Когда мы впервые заселили Большой Лес, это, конечно, облетело всю Замонию и, волей-неволей, оказало магнетическое воздействие на множество сомнительных личностей. Поэтому мы построили сторожки на подъездных путях, и благодаря этому отсеяли целую кучу Кровавых Окороков, Клыканов, Пещерных Троллей, Лиственных Волков и тому подобной нечисти. Но оставались еще территории между домиками, здесь мы могли патрулировать, но мы не могли и огородить весь лес. Было невозможно помешать той или иной нежелательной форме существования проникнуть в лес. Потом произошли неприятные вещи. Исчезли туристы. Даже несколько Цветных Медведей.
Энзель и Крете переглянулись. В рекламных проспектах Бауминг всегда рекламировался как место, свободное от опасностей. Именно поэтому их родители из года в год проводили здесь свой отпуск.
— Ну, нам удалось в значительной степени затушевать эти вещи… э-э, скрыть, чтобы избежать всеобщей паники. Хм-м…
Медведь несколько раз откашлялся. — Чтобы разобраться в произошедшем, мы основали Таинственное Лесничество. У Пожарных Стражей, конечно, внушительное воздействие на туристов и небольшие пожары, но для профессиональных злодеев их недостаточно. Ведь их слышно за много километров с их Пожарной Песней, это все равно, что повесить им на шею колокольчики. Нужна была ударная группа тайно действующих Цветных Медведей, которые оперировали бы в тени леса. Таинственные Лесничие. Медведи между листьями. Нас не видят, нас не слышат, нас не знают — но мы всегда рядом.
Два других медведя прыгнули в кусты, чтобы продемонстрировать свое искусство маскировки. Они растворились среди листьев до полной невидимости. Затем они снова появились и самоуверенно заворчали. Энзель был впечатлен. Это граничило с волшебством.
— Принимаются только цветные медведи зеленого окраса, имеющие лицензию лучника, не состоящие в браке и умеющие хорошо прятаться.
Энзель впервые в жизни пожелал быть зеленым.
— Мы уже некоторое время следили за Лиственным Волком. Но я не думаю, что мы так быстро вышли бы на его след, если бы вы не выманили его из укрытия.
Крете и Энзель распирало от гордости.
— Ну, хорошо. Чтобы предотвратить дальнейшие беды в лесу, абсолютно необходимо, чтобы Таинственное Лесничество могло продолжать свою тайную деятельность. И поэтому я должен сейчас попросить вас о вашей тайной помощи.
Энзель считал своим чертовым долгом оказать Таинственному Лесничему любую поддержку. Он и Крете серьезно и понимающе кивнули.
— Что я, собственно, хочу сказать, дети: вы меня и моих коллег никогда не видели. Я не спасал вас от Лиственного Волка. Вы ничего не знаете о Таинственных Лесничих. Мы никогда не встречались. Нет никаких медведей между листьями. Ясно?
Энзель и Крете подняли руки для клятвы. Энзель на мгновение задумался, не рассказать ли что-нибудь о сокровищах. Он решил приберечь это для встречи с родителями. Или для мэра.
— Хорошо, — сказал Таинственный Лесничий. — Мы вернем вас к вашим родителям.
Ага — становится все интереснее и интереснее! Значит, Таинственные Лесничие были чем-то вроде политической полиции Цветного Медвежьего Леса. Они постоянно находились в укрытии, маскировались листьями и ветками и стреляли в спину замонийцам. Как бы я ни приветствовал спасение Энзеля и Крете, я далек от одобрения существования тайной полиции в Цветном Медвежьем Лесу. Теперь нельзя и шагу ступить в лесу, не чувствуя себя под наблюдением! Это куст, или тайный полицейский? Это дерево или приспешник лесничества? Получу ли я стрелу между глаз, если случайно сойду с тропинки или сорву охраняемый цветок? Буду ли я арестован, если наступлю на медведя, замаскированного под лесную подстилку? И наконец: что это за типы, чье существование заключается в том, чтобы красться по лесу или притворяться муравейником? Вы бы доверили такому парню лук и стрелы и лицензию на убийство? И если то, что они делают, якобы настолько морально безупречно, почему они так боязливо стремятся скрыть это завесой секретности?