Крете подумала, что она не выдержит и секунды дольше, не потеряв рассудок, безумный шум внезапно прекратился.
Тишина. Абсолютная тишина, не нарушенная ни единым звуком. Песнь ведьмы исчезла. Скелеты тоже молчали, возможно, от изнеможения. Но облегчения не было, это Крете чувствовала.
Ведьма застонала, тяжело раненная и злая. Она потеряла свою ужасную силу, но не была мертва. Скелеты образовали танцующий вихрь из разноцветного света. Как водоворот, он стоял под потолком и кружил вокруг разорванного мешка душ. Отдельные скелеты отделились от него и начали судорожный хоровод. Все больше и больше душ присоединялись к танцу, который превратился в светящуюся спираль, вонзившуюся, казалось, в пол комнаты. Энзелю показалось, будто по комнате бушует торнадо из света. Гнилая грибная плоть летела вверх и шлепалась о стены. Ведьма отчаянно стонала, в голосе почти не было сопротивления. Скелеты злобно хихикали и ускоряли свой вихревой полет, плоть ведьмы брызгала во все стороны, попадая и на Энзеля, и на Крете, и на медведя, которые пытались увернуться. Конус из скелетов становился все острее, все глубже проникая в плоть ведьмы, как копье из света. Ведьма теперь только скулила, беспомощная и бессильная. Вихрь успокоился и распался на отдельных скелетов, которые, щебеча, заметались по комнате, как взволнованные колибри. Затем они постепенно выскользнули наружу через дыры, проделанные дятлами в крыше ведьмы.
Борис Борис снова выпрямился и взмахнул топором.
— Вставайте, дети, — крикнул он перепачканным грибной плотью брату и сестре. — Танец окончен! Мы уходим.
Он сделал три быстрых шага к двери и принялся рубить вход.
Дерево разлетелось в щепки, ведьма застонала тихо и надломленно. Энзель и Крете стояли рука об руку позади Бориса, как нетерпеливые пассажиры, желающие покинуть тонущий корабль. Комната действительно качалась, как ветхая лодка в неспокойном море, яростно подбрасываемая предсмертной агонией ведьмы. Окна потемнели, толстые комья земли посыпались сквозь щели.
— Мы тонем, — закричала Крете. — Мы тонем вместе с ведьмой в лесной почве.
Животные на поляне подняли взволнованный гвалт.
— Помогите мне, дети! — крикнул Борис и бросил топор в корни.
Теперь он обеими руками разрывал ветви, с силой, которой не смог бы развить ни один топор. Энзель и Крете тоже тянули ветви, но безуспешно. В комнату повалила влажная лесная почва. Дверь была свободна от ветвей, но больше половины выхода уже было завалено землей. Вокруг все скрипело и визжало, когда гриб снова погрузился в землю.
— Скорее, дети, — крикнул Борис, подхватил Крете под руки и вышвырнул ее в оставшуюся щель. Затем он сделал то же самое с Энзелем.
Оказавшись снаружи, брат и сестра сразу же вскочили на ноги, чтобы помочь Борису выбраться. В этот момент они впервые увидели грибную ведьму снаружи, черную и испещренную дырами, местами все еще светящуюся от яда насекомых. Она уже наполовину погрузилась в землю.
Борис попытался выбраться из сужающейся дверной щели, но лесная почва под его ногами была слишком мягкой и рыхлой, он не мог зацепиться за нее. Руки Энзеля и Крете были слишком коротки, чтобы дотянуться до него.
— Бесполезно, дети! — крикнул он сквозь щель. — Я уйду вместе с ведьмой.
Борис принял воинственную позу, отсалютовал и запел:
"Треск нам не по душе,
Ведь где треск, там часто и дым в клубах уже.
И треск не оставит нас равнодушными,
Ведь где треск, там лес горит неугасимо.
Ведьма тяжело дышала, и с новым рывком она еще глубже погрузилась в землю.
— Он тонет! — закричал Энзель. — Он тонет!
Крете заплакала.
"Да, пожарные - это мы,
Мы здесь только для тушения огня, увы.
Огонь - водой потушим,
Жажду - пивом приглушим..." - пел Борис Борис из глубины.
"Послушайте, не могли бы вы попросить вашего друга петь немного потише?" - сказал кто-то позади Энзеля и Крете. В суматохе они не заметили, что говорящая орхидея стоит позади них и скручивает свои растительные пальцы.
"Я действительно сомневаюсь, подходящее ли это для меня место. С тех пор как вы меня закопали, здесь настоящий ад…!"
"Орхидея!" - воскликнул Энзель. - "Она может спасти Бориса!"
"Давай же!" - приказала Крете растению. - "Наш друг. Он тонет!"
"Это просто проклятие какое-то", - вздохнула орхидея. - "Куда бы я ни пришла, люди тонут в земле. Может быть, это место не так уж и хорошо, как я..."
"Давай же!" - закричала Крете. - "Опусти свой язык вниз!"
"Не знаю", - замялась орхидея. - "Я только начинаю здесь осваиваться. Я не хочу сразу вмешиваться в чужие дела. До того, как я впервые помогла вам, у меня все было сравнительно хорошо. А в благодарность за мою помощь вы пересадили меня в эту кризисную зону".
"Пожалуйста", - взмолился Энзель: "Мы перенесем тебя в гораздо лучшее место".
"Место без ночных нарушений тишины? Без военных действий? Без этого бездушного визга? Без мелких животных, которые роются в земле? Без летучих мышей, которые сосут мои цветы? Без гигантских грибов, которые с криками тонут в земле?" Голос орхидеи звучал скептически и укоризненно.
"Все, что захочешь!" - хором воскликнули Энзель и Крете.
"Ну ладно", - вздохнула орхидея. - "Но только последний раз". Она широко раскрыла свою пасть, развернула язык и опустила его глубоко в расщелину.
"Борис!" - крикнула Крете. - "Держись за него!"
"Мы здесь только для тушения огня, увы.
Огонь - водой потушим,
Жажду - пивом приглушим..." - донеслось в ответ от Бориса.
"Язык!" - прокричал Энзель во все горло в щель.
"Что, простите?" - спросил Борис. Стало так темно, что он почти ничего не мог разглядеть.
"Там висит веревка! Хватайся за нее!"
Борис ощупью поискал вокруг. Он нащупал что-то длинное, влажное в темноте и крепко схватился за это. "Это что, веревка? Да она вся мокрая!"
"Держись крепче!" - закричала Крете. - "Мы вытащим тебя!"
Орхидея, хрипя, втянула свой язык, как будто у нее на привязи был кит. Медведь был необычайно тяжелым, ничего подобного на ее языке еще не висело. Затем голова Бориса Бориса наконец-то высунулась из оставшейся щели. Он ухватился за траву, орхидея тянула и задыхалась, дети тянули его, как могли, пока он наконец не оказался на свободе. Он быстро выполз на четвереньках от ведьмы и поднялся на ноги. Шатаясь и задыхаясь, он остановился. Затем он обернулся и посмотрел на ужасное зрелище. Только сейчас он заметил, что гриб ведьмы стоял между двумя березами.
Раздался еще один рывок, еще один безнадежный стон ведьмы. Она уже погрузилась в землю по самую шляпку. Борис и дети отступили к кругу светящихся муравьев.
В лесной почве что-то с силой загрохотало, и остатки гриба опустились в землю. Глубокий подземный плач прокатился по лесу, распространился во все стороны и затих в сотне печальных отголосков между деревьями. Затем на том месте, где была ведьма, зияла лишь глубокая черная дыра.
Небо над поляной теперь превратилось в шатер, полный танцующих разноцветных звезд. Освобожденные души неистово резвились над Большим Лесом, перешептывались друг с другом, а затем решили провести свою новообретенную призрачную свободу в Заливе Блуждающих Огней, ниже Замонийской Ривьеры, недалеко от Болот Кладбищенских Дулов. Хихикая, они сформировались в светящийся рой и исчезли в юго-западном направлении, оставив за собой кометный хвост из цветных искр.
Борис Борис и дети стояли перед черным кратером, все еще ошеломленные и взволнованные произошедшими событиями.
"Злая ведьма теперь мертва?" - спросила Крете.
"Это никогда не знаешь наверняка", - задумчиво сказал Борис Борис. - "Может быть, она просто ушла домой. Я подозреваю, что под Замонией происходят вещи, которые еще предстоит выяснить".
Энзель начал выкапывать орхидею руками. Борис и Крете присоединились к нему, чтобы помочь.
"Не составит большого труда найти место лучше этого", - сказала орхидея не без укора в голосе. - "Любое место лучше этого".
Борис Борис прижал орхидею под мышкой. Он взял Крете за руку, та, в свою очередь, взяла за руку своего брата.
Так они и шли сквозь толпу из тысяч маленьких лесных животных, мимо земляных гномиков, светящихся муравьев, единорожков и полевок, мимо саламандр, короедов и енотов, которые молча расступались, освобождая им дорогу.
"Мы идем домой", - сказал Борис. - "Я знаю дорогу".
"Ты уверен?" - спросила Крете.
"Хоррр", - ответил медведь.
И вот опускается занавес над Энзелем и Крете, над Борисом Борисом и Цветными Медведями из Бауминга, над Замонией и Большим Лесом. Моя сказка окончена, там бежит мышка, и кто ее поймает, ни в коем случае не должен делать из нее меховую шапку или варить из нее суп, потому что изготовление меховых шапок и варка супа из маленьких лесных животных с сегодняшнего дня и навсегда запрещены.
Часть II: От Линдвурмфесте до Блоксберга
"Встань у края бездны ада
И танцуй под музыку звезд!"
— Девиз жителей Линдвурмфесте
Хильдегунст фон Мифорез — самый известный и самый читаемый писатель Замонии. Его творчество охватывает все мыслимые литературные жанры, от романа до экспериментальной лирики и монументальной театральной пьесы в девятисот актах.
Мифорез писал сонеты и афоризмы, новеллы, басни, сказки, эпистолярные романы, дневники, драмы, трагедии, комедии, либретто, памфлеты, сказки на ночь, путевые заметки, литературные любовные письма и даже лирические кулинарные рецепты{12} — его спектр охватывает все цвета радуги замонийской литературы.