И после таких слов хотеть благосклонности со стороны нового председателя Союза кинематографистов? Но Климов, обласканный за «Иди и смотри!» призами и откликами, оказался великодушен, как камергер из стихов Алексея Константиновича Толстого: вонзил кинжал убийца нечестивый в грудь Деларю, тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво: благодарю! Что сказал Климов, когда заговорили о замысле Незримова?
— Да пусть катится ко всем чертям в эту Испанию и снимает там. Глядишь, быки его забодают.
О том, что фильм будет про тавромахию, в киношном мире уже знали.
Великодушный Элем, вместо того чтобы отомстить правдоопасному Эолу, со своей стороны оказал ему помощь. И на волне счастливых стечений обстоятельств тем же летом непобедимая армада Эола и его Арфы двинулась в Мадрид.
В самолете вспоминали Толика. В этом году он получил паспорт — Анатолий Владиславович Богатырев. На дне рождения Марта не выдержала и посетовала, мол, остался бы с нами, полетел бы тоже...
— Какая Испания! О чем вы говорите? Я испанского ни бум-бум. Моя родина — Советский Союз. Да и отца не брошу. И к тому же снова начал на коньки вставать. Нет, братцы, спокойно поезжайте. Обо мне не думайте, у меня все тип-топ.
Вспоминая о нем в самолете, Незримов сказал:
— С одной стороны, дурак, а с другой — молодец, уважаю! И вообще наш Толик славный малый. Каких мало.
Можно себе представить, как радовался Дубинин, со своим штатом переселяясь из Мадрида в Вашингтон, и не потому, что Америка страна чудес, а Испания страна хамона, корриды и фламенко. К моменту появления в Мадриде нового атташе по культуре и ее прославленного мужа вся дипломатическая миссия СССР теснилась в здании консульства, а служащие проживали там-сям на съемных квартирах, оплачиваемых МИДом. Это вам, товарищи, не вилла Абамелек!
Зато они прочно вместе, и вот уже пятый год продолжается их счастливый ренессанс, не кончается медовый месяц, наступивший после повторного заключения брака. И не надо нам Италии, пусть там Тарковский обосновался, мы будем работать на испанской почве.
Бедняга Андрей уже умирал в Париже. Он и раньше, бывало, всегда покашливал — последствие перенесенного в детстве туберкулеза, — а в прошлом году кашель усилился, стала скакать температура. Он снимал в Швеции «Жертвоприношение», за «Ностальгию» мечтал получить все, включая Оскара, в Каннах ему отвалили всего лишь приз за лучшую режиссуру, премию ФИПРЕССИ и приз экуменического жюри, а не Золотую пальмовую ветвь и не Гран-при, на что он зверски досадовал. Так сильно, что этим лишь ускорил процесс. Шведские врачи огласили приговор: рак легких. Его добрым предсмертным ангелом стала Марина Влади, она оплачивала дорогостоящее лечение, поселила Андрея с Ларисой в своей парижской квартире, а ее послевысоцкий муж профессор Леон Шварценберг сделался лечащим врачом Тарковского. Надо было бы навестить беднягу негра, но куда там! — вихрь мадридской жизни подчинил себе бога всех ветров и вихрей.
Теперь они вместе ходили и на корриду, и на фламенко, точнее, Лас-Вентас Марта согласилась посетить лишь пару раз, зато в таблао Вийя Роза тащила мужа постоянно. Наталия Лобас по-прежнему блистала там среди других, не менее великолепных танцоров. А вот в Лас-Вентасе равных Пакирри не наблюдалось, о чем Саша непременно с грустью повторял всякий раз, когда они вдвоем с Эолом ходили на очередную тавромахию. Эту грусть Незримов стал все чаще подмечать в своем верном оруженосце и однажды спросил напрямик:
— Санчо, скажи на милость, какая мысль тебя гложет постоянно?
— Гложет? Да, гложет. Хорошее русское выражение. Эль пенсамьенте ме рроэ. Меня гложет мысль о том... Ты не поверишь!
— Говори, а там посмотрим.
— Что мои родители напрасно воевали против Франко. Напрасно погибли в борьбе за ту свободу, о которой мечтали.
— Что-что?! Верить ли мне ушам?
— Да, Ёлкин. Поначалу, когда я поселился на родине предков, я как ошалелый восторгался всем подряд. Мне даже не мешало бедственное материальное положение, в котором я поначалу оказался. Из него я выкрутился, как видишь, процветаю. Счастлив в семье. Казалось бы, что мне ворчать? Но я не могу не видеть, как испанцы на глазах портятся. И особенно в культуре. Какое-то болезненное распутство. Ну что мне тебе говорить, ты же видел Альмодовара и остальных ему подобных.
Это распутство и впрямь трудно было не видеть, и Незримов, сразу окунувшись в стихию современной испанской киножизни, ужаснулся тому, что они предлагают зрителю. И впереди всех, как всадник Апокалипсиса, скакал относительно молодой режиссер Педро Альмодовар, о котором Ньегес сразу сообщил Незримову, что этот Педро во всех смыслах педро. Альмодовар начал с фотоновеллы «Частые эрекции» в журнале «Эль Вибора», первый фильм — «Пепе, Люси, Бом и остальные девушки» снял о трех подружках — наркоманке, лесбиянке и мазохистке; дальше, в «Лабиринте страстей», опять джентльменский набор извращений, только теперь появились педерасы; третий фильм «Нескромное обаяние порока» — о женском монастыре, где одни лесбиянки; «За что мне это?» — опять сплошь гомосексуальные проблемы; а теперь гремел очередной шедевр, снятый уже на его собственной компании «Эль Десео», что значит «Желание», и хуже всего, что это про корриду и называется «Матадор», а они тут с Ньегесом вознамерились снимать кино про матадора!
Впрочем, посмотрев сие новое творение, Незримов и Ньегес успокоились: это кино не о корриде, а о том, что секс непременно побуждает желание убить партнера прямо во время соития, мол, это в каждом человеке и до чего же прекрасно такое желание осуществить. Дурь несусветная! А кругом все повизгивали от свинячьего восторга: ах, это мир людей свободных, решительных и ярких, ах, какие съемки эротических сцен, ах, какие фаллосы, ах, какие соития, какая смелость в изображении нетрадиционной любви, ах, какой агрессивный дизайн, о, какая поэтика эсперпенто, какая пышная деградация персонажей, о, какой пленительный разврат! И само слово «разврат» звучало по-испански с неким свободным вызовом: либертинахе.
Все почему-то сходили с ума от молодого актера Антонио Бандераса, сыгравшего в «Лабиринте страстей» гомосексуалиста, а в «Матадоре» — насильника. На одной из встреч этот смазливый юноша весело объявил, что не видел ни одного советского фильма и само существование таковых для него новость. Мало того, многие молодые испанцы и вовсе считали, что Советский Союз поддерживал диктатуру Франко. Помнится, когда к Незримову подвели этого Бандераса и тот протянул ему руку, потомок богов счел для себя оскорблением сию руку пожать, гордо заявил:
— Примеро ве и мира пеликулас советикас. — Хорошо так сказал, по-нашему, по-испански, мол, вали отсюда, паря, и для начала посмотри советские фильмы.
Альмодовар хотел познакомиться с советским режиссером, приехавшим снимать советско-испанскую картину, но Незримов велел передать ему, что не имеет никакого ответного десео. Еще чего, с этим либертино, то бишь распутником!
Хуже всего, что вокруг Альмодовара образовалась целая стая таких же режиссеришек, нагло заявляющих о наступлении новой эры, где либертинахе будет царствовать. И их поддерживала такая же агрессивная свора кинокритиков.
А вот со своим сверстником Карлосом Саурой, снявшим более двадцати фильмов, потомок богов с удовольствием познакомился. Не то чтобы ему дико нравились его фильмы, но они, во всяком случае, имели хоть и безумный испанский, но некий здравый смысл. И к тому же сейчас Саура заканчивал танцевальную трилогию в стиле фламенко, снял «Кровавую свадьбу» и «Кармен», которые Незримов еще в Москве успел посмотреть, а теперь закончил «Колдовскую любовь».
— Ну вот, в Москве Шауро, в Мадриде Саура, — пошутил Незримов при знакомстве, но переводить эту игру слов было бы слишком муторно, и фраза осталась одноязычной.
В отличие от Бандераса, Саура советские фильмы смотрел, даже два-три незримовских, очень хвалил «Голод», что приятно. Потом припомнил и «Не ждали», восторгался неожиданными трагичными поворотами. Узнав, что сеньор Эол намерен снимать и о корриде, и о фламенко, предложил провести переговоры с труппой Антонио Гадеса, снимавшейся в его фламенковской трилогии, но Незримов сразу отказался, потому что блистательная труппа Гадеса слишком высокопрофессиональная, а ему нужны артисты обычного таблао, не выше уровнем, чем в Вийя Роза.
— И я никак не хочу влезать на ту территорию, где так великолепно существует сеньор Саура, — добавил он, чем снискал еще больше симпатий, и улыбчивый Карлос тотчас поклялся свести его с Керехетой. Это было бы здорово, Элиас Керехета считался лучшим испанским продюсером, успешно выпустившим к тому времени более тридцати пеликул, включая все фильмы Сауры после шестидесятых годов. Только что в Сан-Себастьяне получила Серебряную раковину лента Монче Армендариса «27 часов», тоже под крылом Керехеты. И Мануэль Гутьеррес Арагон его подопечный, и выдающийся Виктор Эрисе.
Словом, все постепенно шло к началу работы Эола Незримова над новым фильмом. Да и Марта Незримова довольно быстро вписалась в новую дипломатическую команду из Паис Совьетико, Романовский смотрел на нее с отцовской нежностью, восхищался знаниями, умом, интеллектом, да так сильно, что Эол Федорович стал подумывать, не разбить ли Сергею Каллистратовичу очки.
— Ну ты, мачо совьетико, — возмутилась агрегада культураль, — уверяю тебя, все в пределах приличия и моей недосягаемости. Знаешь, какое самое длинное слово в мире? Венгерское, оно состоит из сорока четырех букв и означает «по причине вашей стойкой неоскверняемости».
Но название по ходу съемок Незримов заменил. Он понял, что это будет, возможно, его лучший фильм, и назвал его по-другому, более пафосно. А потом, когда фильм был уже готов, придумал другое, окончательное название.
Итак — «Индульто». На фоне фламенко и корриды, быстро поочередно сменяющих друг друга, высвечиваются титры, неспешно, дабы не мешать зрителю наслаждаться танцами и боем быков: кинокомпания «Люмьер Супремо», киностудия «Мосфильм», в сотрудничестве с телевидением Испании. Продюсер Элиас Керехета. Сценарий Алехандро Ньегес-и-Монтередондо. В главных ролях Марта Незримова, Леонид Филатов, Рафаэль Арансо, Марина Влади, Элой Асорин, Хосе Ривера Перес (Риверито), Кристина Ойос, Хавьер Бардем, Алонсо Вьенте, Алехандро Аменабар. Исполнители танцев фламенко Наталия Лобас, Антонио Гадес, Лаура дель Соль, Хоакин Кортес, Лена Эрнандес. Кантаоры Гомес де Херес, Кармен Линарес и Маноло Севилья. Гитаристы Пако де Лусия, Антонио Солера, Мануэль Родригес. Композитор Пако де Лусия. Оператор Виктор Касаткин. Художник Энрике Лара. Монтажер Педро дель Рей. Режиссер Эол Незримов. Посвящается памяти Франсиско Риверы П