Благочестивая Марта тем временем медленно, но верно двигалась к воплощению своей мечты, заключавшейся в том, чтобы осуществить мечты мужа, создать свою кинокомпанию, способную финансировать кино на современном уровне. Но конечно, не про бандюганов, заполонивших российский экран уверенно и надолго, будто они и явились главным достижением горбачевско-ельцинской революции. Следующим шагом после школы иностранных языков стало синхронбюро Марты Незримовой, обеспечивающее всех желающих дорогостоящими переводчиками-синхронистами. А сама Марта Валерьевна синхронила на самом высшем уровне, денежный ручеек превратился в ручей и нес баблишко в озеро Мечты, призванное превратиться в море, из которого и можно будет черпать крупные бюджеты. А дружба с олигархом Великановым (настоящая фамилия Натёртышев) вывела Эолову Арфу на просторы бизнеса, к концу девяностых у нее появилась собственная букмекерская контора, потом парочка боулинг-клубов и спортивных баров, предлагался и бизнес игорных автоматов, но от него она решительно отказалась: грешно зарабатывать на человеческих слабостях, никакого игорного или еще хуже какого бизнеса, только по чесноку, или, как там в том мадьярском долгослове — megszentsйgtelenнthetetlensйgeskedйseitekйrt: по причине нашей стойкой неоскверняемости. Все-таки только ради этого словопоезда стоило бы выучить венгерский язык, но уж очень трудный, зараза.
Эол Федорович, конечно, безнадежно отстал от бурной деятельности своей многогранной супруги, но тоже не сидел сложа руки: разрабатывал сценарии и эскизы новых фильмов, там и сям пытался их пристраивать, подрабатывал чтением лекций по истории мирового киноискусства в частных колледжах, куда его конечно же пристраивала Марта Валерьевна, и даже подумывал о написании фундаментального труда в этой области, начал составлять картотеку, утверждал, что Жорж Садуль никуда не годится, потому что он утонул в море мелочей, а главное, что только кинорежиссер, знающий дело изнутри, способен поднять этот «Титаник» со дна. Да и Садуль-то дописал свою «Всеобщую историю кино» лишь до пятидесятых годов.
А Марта Валерьевна не сильно, но заметно изменилась, или, как стало принято говорить, сменила имидж. Став деловой женщиной, много уделяла внимания облику, всегда подтянутая, стройная, в одеждах, некогда внедренных в моду Коко Шанель, пастельные розовые или светло-серые тона, юбки чуть ниже колена, никаких платьев, только элегантный костюмчик, строгая прическа, ничего кричащего. Голос приобрел если не стальные, то серебряные нотки, в искусстве более не использовался, лишь в деловой и личной жизни. Не красавица, но по-своему эффектная обладательница высокого вкуса, знающая, как именно использовать неброскую внешность, дабы пленять привлекательностью полуаристократки. Пожалуй, только она и могла бы теперь сыграть роль волшебницы.
В таком состоянии она подошла к своему пятидесятилетию. Боже мой, а ведь еще недавно с этой девчонкой он шатался по Питеру, целуясь на каждом шагу! Не желая видеть никого, кроме друг друга, они улетели на две недели туда, где из вод морских вышла Афродита, и там отпраздновали, заново влюбились друг в друга, ходили за ручку, опьяненные от внезапного цунами любви, и при любом удобном случае, когда никто не видит, жадно набрасывались друг на друга с поцелуями — пятидесятилетняя девочка и паренек, которому под семьдесят. А по ночам... А особенно под утро... Не хотелось возвращаться в угрюмую и нелюдимую Россию, презирающую тех, кто любит ее, и осыпающую почестями сплошных подлецов.
А когда они прилетели в Москву, еще неся на себе Афродитину пену, как-то вокруг их любви люди стали побаиваться собственной злобы и подлости. Начался какой-то совершенно новый период жизни, внешний мир пригляделся к ним своим безумным взором и вдруг смягчился.
Началось с того, что снова в ресторане Дома кино встретились с Тодоровскими, а накануне Эол Федорович как раз посмотрел «Страну глухих» его сына Валерия; сидя за столиками вдалеке друг от друга, Незримов и Тодоровский перестреливались взглядами, как пулями из окопов, и потомок богов отчетливо прочитал по губам Миры, как она сказала: «Петя, может, нам лучше уйти?» А Петя ответил: «Вот еще! Пусть он уходит!» И Эол усмехнулся: вона как я после «Страны глухих» стал по губам читать! А Марта Валерьевна сказала:
— Ёлочкин, может, нам свалить от греха подальше?
— Вот еще! — фыркнул Незримов. — Пусть он валит.
И тут появился Валера с женой Наташей, дочкой Виктории Токаревой. Они сели, и вскоре Мира взглядом указала Валере на Незримова. И тогда Эол Федорович встал и направился к ним, услышав вслед:
— Ёлочкин, не надо!
Но он уже неумолимо шел к столику Тодоровских, и там оба режиссера, старший и младший, стали медленно приподниматься, чтобы дать отпор агрессору, а он, приблизившись, сразу объявил:
— Добрый вечер! Валерий Петрович, позвольте мне пожать вам руку за очень удачный фильм. Вы невероятно точно дали определение нынешней России — страна глухих. Так и хочется снять «Страну слепых».
И молодой Тодоровский, не ожидавший подобного поворота, радостно протянул руку, которую Незримов крепко пожал и сразу обратился к старшему:
— А ты, Петр Ефимыч, не держи на меня зла. Мнение мое о твоих фильмах последних лет я не меняю, они мне противны, но не мне, который пороха не нюхал, переть против твоих боевых наград. К тому же, знаешь ли, отчество Ефимыч для меня очень теплое. Ну что, индульто?
Тодоровский-старший нервно заморгал, но тоже пожал протянутую ему руку врага. Усмехнулся и сказал:
— Индульто. Кстати, хороший фильмец. Я о тебе лучшего мнения, чем ты обо мне, сволочь.
— Я горжусь твоим великодушием, — похвалила Марта, когда муж вернулся и рассказал.
Летом они праздновали жемчужную свадьбу на Байкале, сняли домик в бухте Песчаной, купались в обжигающе холодной, но хрустально чистой воде великого озера, бродили по окрестностям, забирались на вершины гор и чувствовали себя моложе, чем тридцать лет назад, когда поженились. Здесь родилось и название города и реки в «Волшебнице» — Чистореченск на реке Чистой.
Итак, летнее солнце встает над Чистореченском, улицы наполняются чудесным утренним светом, облагораживающим облупленные фасады домов, превращая их, мухосранские, в венецианские. Вот только улицы — неаполитанские: кругом полно мусора, горы окурков, пакетов, упаковок, пивных банок, битых бутылок, в одном месте даже валяется просто не донесенный до помойки огромный пакет с мусором. Но вдруг он медленно исчезает, и прочий мусор начинает таять в лучах рассвета, будто солнце растворило его. А вот река и голубая табличка с белыми буквами: «р. Чистая». Но река вовсе не чистая, а вся загажена промышленными сбросами, словно огромнейшее нефтяное пятно расплылось по ней, страшное, желто-зеленое, и нетрудно представить, как дурно оно пахнет. Но солнце продолжает вставать, и — о чудо! — загаженность начинает таять, растворяться, полностью исчезает, и река вновь оправдывает свое название — Чистая!
Первая жертва волшебницы — журналист телекомпании «Чисто-ТВ» Юрий Пельмешкин в исполнении Сергея Колтакова. На рассвете он мирно спит со своей женой Любой, которую играет Аня Самохина, начинает ворочаться, постанывать, просыпается, приподнимается, смотрит, на чем лежит, и чертыхается. Люба тоже вскакивает, недоуменно смотрит в постель, возмущается:
— Пельмешкин, ты офонарел, что ли?
Зритель наконец видит, что в их постели окурки, смятая пачка из-под «Мальборо» и пустая исковерканная банка из-под пива «Туборг».
— Ни хрена себе! Откуда? — недоумевает Юра.
Тотчас флешбэк: он идет по улице, допивает пиво «Туборг», плющит банку и швыряет ее в кусты, достает пачку «Мальборо», там последняя сигарета, он берет губами фильтр, а пачку комкает и тоже отшвыривает.
Следующая жертва — криминальный авторитет Альбибек, его играет Александр Балуев. Этот проснулся с любовницей Ирой, которую играет Олеся Судзиловская. Между ними в кровати тот самый пакет с мусором, который растворился в первых кадрах фильма. Ира в бешенстве:
— Альбибек! Ты ошизел, что ли? На хрена ты сюда этот пакет?!
— Да я... Я вчера его выбросил, — недоумевает Альбибек.
— Фу, рыбой тухлой воняет! Ну ты ваще!
— Не ори!
Альбибек берет пакет, уносит его, а флешбэком показано, как он вчера утром собирается по делам, красуется перед зеркалом, намеревается уходить, а Ира ему:
— Альбибек! Захвати мусор, а то в нем осетровые очистки протухли.
Он берет пакет, брезгливо спускается, выходит из подъезда, садится в свою крутую тачку, ставит пакет на сиденье рядом, едет, но, проехав небольшое расстояние, выбрасывает пакет на улицу, дает газу и уезжает. Это видит оператор телевидения Зрачков, его играет Ян Цапник, смешной и еще никому не известный актер товстоноговского театра. Он брезгливо усмехается и говорит идущему рядом приятелю:
— Вот за границей себе такого не позволяют. Только наше русское быдло всюду гадит. — И с этими словами, допив пластиковую бутылку йогурта, он легко отшвыривает ее на тротуар. А утром другого дня просыпается в кровати, полной мусора, среди которого и эта йогуртова посудина.
Следующая жертва волшебницы — жулик Редорьян в исполнении Жерара Дармона. Фамилию режиссер позаимствовал у своего собственного же художника по костюмам, которому всегда пел на мотив знаменитой эдит-пиафовской песни: «О, Редорьян, о, жё не Редорьян». Этот едет со своей дачи в город, останавливается на обочине, вытаскивает из багажника старое кресло и швыряет его в лес, туда же улетают сломанный стул и огромный пластиковый мешок с мусором. Редорьяну смешно, потому что на металлическом транспаранте установлен профессионально выполненный плакат: «Не загаживай лес, останься человеком!» и нарисована девственная пуща, рядом торчит на колышке белая доморощенная табличка: «Не свинячить! Штраф 5000 р.» А под плакатом и табличкой целая огромная свалка. Редорьян показывает плакату и табличке вытянутый средний палец и идет к своей машине. А утром он просыпается оттого, что кресло, стул и мешок с мусором лежат у него в кровати. Он вскакивает, злится: