— Точно, он похож на гепарда, тонкий, небольшой леопардик, именно что геопард. Ему подходит.
И она стала заочно называть его Геопардом, даже иной раз в глаза:
— Товарищ Геопард, скажите, пожалуйста...
Но в основном всю жизнь сверстники и близкие друзья звали его Ёлом, Ёлкой, Ёлкиным и даже Ёлкин-Палкиным. Мы, разумеется, только Эолом Федоровичем, да и как иначе?
— Хотите знать, Эол Федорович, что меня больше всего удивляло и восхищало в вашей работе?
— В какой именно?
— Вообще в вашей методике работы.
— Ну, любопытно.
— То, как вы умели отбирать талантливых артистов и как умели вписывать их в фильмы. Ведь известно, что когда в актерском составе одни блистательные звезды, они волей-неволей станут давить друг друга, и потому режиссеры стараются брать трех-четырех звезд, а остальных подчиняют этим ярким и для того берут неприметных. В футболе, к примеру, трудно представить, чтобы в одной команде играли одновременно Пеле, Марадона, Беккенбауэр, Стрельцов, Батистута, Кройф и Гарринча. А вы не боялись.
— Это не совсем так, — возразил Незримов. — Многие актеры становились знаменитыми уже после съемок в моих картинах, а я их брал к себе, когда они еще были никому не ведомые избранники. И кстати, многие, как ни странно, потом забывали, что дебютировали именно у меня. Обо мне постоянно забывают... Порой мне даже кажется, что меня нет и не было на свете. А особенно сейчас, когда вы, Александр Юрьевич, так профессионально воскрешаете мою жизнь, у меня нередко появляется мысль о том, что это вы меня выдумали.
— Еще чего скажете, товарищ бог ветра! — возмутилась при таких его размышлениях Марта Валерьевна. — Может, и меня Александр Юрьевич выдумал?
Глава девятнадцатая
Экран обетованный
Закончив смотреть «Общий язык», Эолова Арфа подлетела к Эолу и со слезами расцеловала его, ничуть не ощущая холода его лица. Величественный лик потомка богов оставался неживым, но в нем что-то затеплилось. В окна смотрел июньский вечер, часы показывали половину восьмого, именно в это время он умер вчера, а точнее — сегодня, потому что время вернулось вспять и снова стоял день накануне их золотой свадьбы.
Тотчас она вылетела из окна дачи и стремительно полетела на Кавказ, туда, где они так много путешествовали, когда последний фильм Незримова вышел на экраны и пользовался бешеной популярностью, особенно почему-то в Дагестане. Не в Чечне, где все возмущались тем, что показано, как чеченский мальчик попал в российский детский дом и слишком долго там прожил. Да и концовка вызывала у чеченцев весьма сдержанные эмоции. Лишь когда картину показали Рамзану Кадырову, тот неожиданно пришел в восторг, прослезился и устроил целый фестиваль фильмов Эола Незримова, а самих их поселил в горах, в роскошном, только что отстроенном дворце. И отношение чеченцев к общему языку вмиг перешло с холодного к горячему.
Душа Арфы парила над горами Кавказскими, воскрешая все те многочисленные поездки трех-четырех лет после выхода «Общего языка», когда с потомком богов происходило нечто невероятное — он на глазах молодел, расцветал, и кто знает, может, прав был тот чудак князь Назримов, уверявший, что Эол Федорович, как и он, происходит из древнего рода, служившего тарковскому шамхалу. Да и в Махачкале многие уверяли Незримова, что он на самом деле Назримов, и фамилия эта означает «победоносец».
— Выходит, я однофамилец Победоносцева, — смеялся на эти уверения режиссер.
Но на Кавказе он и впрямь расцветал:
— Ведь отсюда, голосочек мой, все человечество пошло после потопа. Как вышли из Ноева ковчега на горе Арарат, так и стали стекать во все стороны по мере снижения уровня воды. На склоны нынешней Турции и Армении, затем потекли людские потоки дальше — в Грецию и Сирию, Месопотамию и Персию, Армению и Грузию, дошли до Кавказа. И среди них витал отпрыск бога ветра Эола, я просто чувствую это. Всеми легкими чувствую своего предка!
Облетев Кавказ, Арфа спустилась в изумрудную долину со множеством прудов и озер и на берегу одного из прудов увидела их дачу, только территория вокруг нее значительно расширилась. Она приземлилась. Из дома вышел Тарковский, одетый как пижон: узенькие брючки, на шее ярко-желтое кашне.
— Все в порядке, — с умным видом сказал он. — Сейчас все придут. Ведь смерти нет, а есть только Россия.
И впрямь, следующими из дома вышли Герасимов и Макарова с огромным букетом лилий, за ними следовали сияющий Вася Шукшин, Коля Рыбников с Аллой Ларионовой, Володя Высоцкий с гитарой, Вадик Захарченко и Лева Кулиджанов. Кто-то нес цветы, кто-то музыкальные инструменты. Левон Кочарян и Инна Крижевская явились с деревянной копией Ноева ковчега. Исаковский тащил под руку пьяноватого Твардовского. Бондарчук зачем-то приволок детский велосипед из «Сережи». Фаина Раневская шла под руку со Славой Баландиным, а Гена Баритонов — с Жанной Степняковой. Явился и старенький гений хирургии Шипов, драгоценный их Терентьич, а с ним под руку ступала Аня Самохина. Поток гостей не кончался.
Все они радостно поздравляли Арфу с золотой свадьбой и почему-то не спрашивали, где же Эол.
— Эол будет скоро, не волнуйтесь, с минуты на минуту, — с уверенностью говорила она, опережая их вопросы.
Батюшки, и Феллини со своей Джульеттой заявились! А этот лысый? Да это же Энтони Мингелла!
— Эол очень обрадуется, — сказала она ему так, чтобы не услышали другие. — Он считал вас гением и очень огорчался, когда вы, так сказать...
— Life is life, — скромно ответил Мингелла, пожимая плечами.
Гости продолжали и продолжали выходить из дома на сияющую изумрудную лужайку над прудом, и лужайка медленно расширялась, чтобы всем хватало пространства.
Где-то за прудом зазвенел звонок, как в кинотеатре. В сопровождении Лёни Филатова появился совершенно неожиданный гость — степенный владыка в летнем светло-сером подряснике, со скромным наперсным крестом. Смиренно благословил всех легким крестным знамением, и Леня усадил его в скрипучее плетеное кресло.
— Кривичи-радимичи! — прогремела в устах Меркурьева фраза Героя Советского Союза Дубова из фильма «Не ждали». — Гляньте! Ведь мы на экране!
И все с удивлением обнаружили, что над прудом вознеслись высокие и обширные границы экрана.
— А вместе делаем общее дело, — засмеялся Гоша Жжёнов, одетый гаишником из «Берегись автомобиля».
— Ребята, а фейерверки будут? — задорно спросила Нина Меньшикова, стоя под руку с мужем Стасиком Ростоцким, оба — сама элегантность.
— Безусловно, — отвечала Арфа своим несравненным голосом.
По ту сторону экрана смутно проглядывался зрительный зал, постепенно наполняющийся, звенел второй звонок.
— Я не опоздал? — озираясь, спросил появившийся Смоктуновский.
— Кеша! — воскликнул Пуговкин.
— Всякий раз мне удивительно смотреть на зрителей из зазеркалья, — произнес Тарковский.
— А я уже привык, — сказал Высоцкий. — Вон, кажется, и наш в первом ряду показался. Друг, оставь покурить!
— Нашел тоже мне курильщика, — проворчал Евстигнеев.
— Элем, Лариса! — крикнул Климову и Шепитько одиноко стоящий в отдалении Гайдай. — Скорее, уже третий звонок скоро!
— Да нет еще, куда торопишься? — осёк его Басов. И добавил: — Правды жизни не хватает.
— Данелии нет еще, где Данелия? — спросил Олег Янковский, явившийся в камзоле барона Мюнхгаузена.
— Здрасьте, забор покрасьте! — дружелюбно засмеялся Вася Шукшин. — Гия еще только в следующем году. Понимать надо, печки-лавочки!
— Василий Макарович, если бы вы знали, как он вас любил! — всплеснула руками Арфа.
— Отчего же любил, Марфуша? — обнял ее Шукшин. — Раньше любил, а нынче разлюбил?
— Ой, простите, конечно, конечно, — засмущалась она.
Народ продолжал прибывать. Слава Тихонов явился в мундире Штирлица, а в чем же еще? Миша Козаков, Таня Лаврова, Юра Богатырев, Тоня Шуранова, Нонна Мордюкова, Вика Федорова, Руфина Нифонтова, Саша Белявский, Ириша Радченко, Андрюша Миронов...
Все они не могли бы попасть на их золотую свадьбу — там, но зато во всей красе явились — тут.
— Кстати, Стасик Говорухин тоже на подходе, он во втором ряду, — сообщил Высоцкий. — Его послезавтра будем встречать.
— Ермаш-барабаш! — воскликнула Арфа, подбежала к Ермашу и от души поцеловала его в обе щеки. — Филипп Тимофеевич, как я рада, что вы тоже...
— Я твоего Ёлкина-Палкина уважаю, — засмущался Ермаш. — Мало того, с Юрой Гагариным договорился, он чуть попозже подлетит. Жалко, конечно, что Ёлфёдыч так и не снял о нем.
— А Весна Вулович? — спросила Арфа.
— Эх ты! Забыли про нее! — возмутился Женя Леонов, но тотчас разулыбался. — А вообще-то хорошо, что нашего полку сейчас еще прибудет.
— Ну, братцы-кролики, не ожидал я, что и меня сюда пригласят, — ликовал Юра Сегень, приобнимая жену Нину, которая млела и стеснялась в присутствии такого количества актеров и актрис, многих из которых она когда-то боготворила.
Зазвенел третий звонок, все заволновались, и тут появился Толик:
— Мама!
— Толичек! — воскликнула Арфа и бросилась его обнимать и целовать.
— Мама, прости меня за все, мамочка! — лепетал приемыш.
— Уже свет гаснет, — предупредил Слава Дворжецкий.
Арфа оглянулась и увидела, что все значительно попятились, выстроившись полукругом пред фасадом дома, Толик тоже отлетел от нее и присоединился к остальным. Вдруг под ней образовался плотно сбитый деревянный пол, как в испанских таблао, она увидела на ногах туфли, в которых снималась в «Индульто», и поняла, что наступил кульминационный момент, что она стоит в том же традиционном платье бата де кола, с оборками и воланами, сплошь в одном цвете, карминово-красном.
Она присела, широко расставив ноги, словно едет на очень широкой лошади, руки сцепила перед собой, создавая контур сердца, лицо повернула в профиль, придала ему выражение полной сосредоточенности на музыке и предстоящем танце.
В таком образе он и увидел ее, внезапно открыв глаза, когда электрическая искра новой жизни пробежала по всему его существу!