Сестры — Елена (1933–2013) и Эллада (1936–2007).
Первая жена (1950–1952) — Лидия Алексеевна Беседина (1931–1997), киноактриса, покончила с собой.
Вторая жена (1952–1966) — Вероника Юрьевна Новак (1933–1973), дочь чешского военнопленного, снималась в первом фильме своего мужа, в дальнейшем работала медсестрой и заведующей отделением в Московском городском институте скорой помощи имени Н.В. Склифосовского. Трагически погибла во время катастрофы пассажирского самолета Ту-104 под Читой в результате самого крупного воздушного террористического акта в истории СССР.
Третья жена (с 1966) — Марта Валерьевна Незримова (1948), урожденная Тамара Пирожкова, псевдоним — Марта Пирогова, советский дипломат, работала в МИДе, в разное время атташе по культуре в посольствах СССР в Риме и Мадриде, в конце 90-х и в начале 2000-х годов — успешная бизнесвумен, спонсировавшая два последних кинофильма своего мужа. Сыграла главные и эпизодические роли в фильмах Незримова «Голод», «Муравейник», «Портрет», «Лицо человеческое», «Индульто», «Волшебница», «Общий язык». Озвучивала роли других исполнительниц. Много лет работала на радио.
Сын — Платон Платонович Новак (1955), отрекся от отца, взяв себе фамилию матери и отчество «Платонович», с 1993 года жил в Праге. В настоящее время проживает в США, сотрудник НАСА.
Приемный сын — Анатолий Вячеславович Богатырёв (1970–2011), известный российский фигурист в одиночном катании, скончался от сердечного приступа.
Фильмография
1953 — «Кукла», короткометражный, дипломная работа во ВГИКе.
1955 — «Разрывная пуля».
1958 — «Не ждали».
1962 — «Бородинский хлеб».
1965 — «Звезда Альтаир».
1968 — «Голод».
1972 — «Портрет».
1976 — «Муравейник».
1979 — «Лицо человеческое».
1984 — «Тина».
1989 — «Индульто».
2002 — «Волшебница».
2010 — «Общий язык».
Награды, звания, премии...
И вдруг, когда мой взгляд добежал до этой строки, я не поверил своим глазам: строчки исчезали в обратном направлении, медленно стирая весь текст от наград и званий, через фильмографию, уничтожали сведения о семье, пустота пожирала взгляды Эола Федоровича и далее устремлялась к самому началу статьи Википедии!
— Наташа! Наташа! — закричал я как ненормальный.
Жена прибежала испуганная и застала, как пустота ест содержание фильмов Незримова.
На наших испуганных глазах происходила катастрофа — небытие уничтожало великого кинорежиссера, как оно могло уничтожить Овидия, Шекспира, Данте, «Слово о полку Игореве» и многое другое!
— Это вирус! — воскликнула прекраснейшая. — Кот, немедленно отключай компьютер.
Я стал пытаться, но компьютер завис, не отвечал ни на какие мои действия, и лишь незримый ластик продолжал планомерно и не спеша стирать слова, говорившие об Эоле Незримове. Даже кнопка отключения никак не реагировала на нажатия моего пальца. Наташа сменила меня за столом и тоже пыталась остановить компьютерный вандализм, но все тщетно. Вирус небытия поедал бытие. Или, наоборот, вирус бытия избавлял человечество от лишнего и шального.
— Ну, пусть оно дожрет, там что-нибудь прояснится, — сдалась умнейшая из женщин, и нам ничего более не оставалось, как наблюдать варварскую ликвидацию статьи о Незримове в Википедии.
Наконец невидимый чистильщик убрал и сами слова «Незримов Эол Федорович», страница мигнула и исчезла. Компьютер заработал как ни в чем не бывало. Я вновь набрал: «Незримов Эол Федорович». Предложения посыпались самые разные, начиная с информации о том, каким был греческий бог ветра Эол, и кончая всякого рода молодыми носителями фамилии «Незримов» — Димами, Ромами, Андреями, Иванами. Но только не встречалось сочетания «Эол Незримов».
— Офигеть! — сказала Наташа.
Я набрал наобум: «Фильм Эола Незримова “Не ждали”». Выплыла информация 2016 года о том, что Виктор Мережко намеревается снять полнометражный фильм «Не ждали», в главной роли Олег Басилашвили, кинокомпания «Фаворитфильм». «Фильм Эола Незримова “Разрывная пуля”», выплыло: «“Разрывная пуля”, 1987 год. Производство США. Режиссер Брюс Сет Грин». И так далее, что бы я ни набирал, связанное с Эолом Федоровичем, о нем и его фильмах отзывалась пустыня. То же самое и про Марту Валерьевну, и про сценариста Ньегеса. Их просто больше не существовало, они вышли в открытый космос и в нем растворились. Я набирал в Википедии актеров, снимавшихся у Незримова, но в их фильмографиях отсутствовали картины, снятые великим мастером.
— Что-то необъяснимое и таинственное, мурашки по коже, — в ужасе шептала жена. — Как такое возможно?
Сегодня нам предстоял веселый праздник в окружении знаменитых деятелей кинематографа, шампанское, всевозможные яства, искрометные разговоры, я предвкушал, что кто-то из гостей напьется и окажется одетый в пруду, кто-то изящно поссорится, одни будут в восторге, другие в обиде, интересная жизнь! А вместо всего этого всю вторую половину дня мы разговаривали с открытым космосом, пытаясь выудить из него хоть какие-то сведения о тех, у кого нынче золотая свадьба.
Я позвонил Хотиненко:
— Володя, дорогой, скажи, пожалуйста, у тебя есть какие-то новости про Незримова?
— Про кого?
— Про Эола Федоровича Незримова.
— А кто это?
— То есть тебе такое имя незнакомо?
— Прости, Санечка, но я его впервые в жизни слышу.
— А, тогда ладно, извини, что побеспокоил.
Разговор с Владимиром Ивановичем окончательно убедил нас в том, что в реальности произошел некий тектонический сдвиг, образовавшаяся трещина втянула в себя все, что касалось режиссера Незримова, не оставив ни следа, ни пылинки. И только мы вдвоем до сих пор помнили, кто это такой. Потому что Юляша первая из нас троих поддалась всемирному уничтожению Эола Федоровича.
— Юлечка, а ты помнишь, к кому мы сегодня собирались в гости?
— Не помню.
— Ну как же! К дяде Эолу и тете Марте. Ты что, не помнишь таких?
— Нет.
— У них еще три собаки страшные, но на самом деле безобидные. Тетя Марта называла их Люмьер, Мельес и Гриффит, а дядя Эол — Рэкс, Пэкс и Фэкс. Тоже не помнишь?
— Нет. А мы пойдем еще на детскую площадку?
И ближе к закату мы отправились втроем на детскую площадку, путь к которой лежал по Некрасова, мимо поворота на Лебедева-Кумача, и конечно же мы не преминули спуститься к двум прудам.
За день мы успели привыкнуть к такому, что никак не укладывается в сознании. Помнится, однажды Марта Валерьевна сказала, что гомо сапиенс можно еще называть гомо габитус — человек ко всему привыкающий. Так вот, и в нас произошел некий переворот, в нашем сознании уже стало укладываться многое, что поутру еще казалось бы плодом фантазии писателей и кинематографистов. Но зрелище, представшее нашим очам, потрясло еще больше, чем исчезающие слова в статье Википедии.
Мы спустились к двум прудам и увидели только один из них — большой справа. А тот, что слева, на коем до недавнего времени располагалась дача «Эолова Арфа», превратился в глубокий, заросший кустами и деревьями овраг. По бокам его обнимало пустынное узкое побережье, окруженное заборами других дачных участков. От дачи «Эолова Арфа» не осталось ни следа! Она исчезла точно так же, как все в Интернете, что касалось пребывания на планете Земля некоего инопланетянина по фамилии Незримов.
В довершение ко всему там, где некогда располагался вход на территорию дачи, появилась табличка на палке, воткнутой в землю: «Не свинячить. Штраф 5000 руб.»
— М-да... — произнес я мрачно. — Это как бы в память о его фильме «Волшебница».
— Не поняла. О чем ты? — спросила прекраснейшая.
— Ну про эту табличку, — кивнул я в сторону штрафа в 5000 руб. — Она как бы в память о нем сегодня появилась.
— Сашуль, ты чего? — насторожилась жена. — Этой табличке сто лет в обед.
Я внимательно вгляделся в самое красивое лицо во Вселенной:
— Подозреваю, что и ты тоже.
— Что я тоже?
— Наташенька, здесь когда-то жил режиссер Незримов.
— Где?
— Вот здесь вместо оврага располагался пруд, на его берегу стояла дача, на даче жил Незримов со своей женой Мартой. Его звали Эол, и поэтому Марту он стал называть Арфой. И дачу они тоже назвали «Эолова Арфа».
— А, поняла, это замысел твоего нового романа?
— Возможно. Но ты что, не знаешь, кто такой Эол Незримов?
— А кто это?
— Понятно.
Мы погуляли с Юляшей на детской площадке, а вернувшись домой, отпраздновали День России, причем я довольно бурно, судя по тому, что на следующее утро не помнил, как ложился спать, а джинсы валялись около кровати.
Рассвет только начинался. Я пытался вспомнить вчерашний день, мелькало что-то сумбурное, и, чтобы привести мысли и чувства в порядок, я решил прогуляться. Осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить любимую, тихо оделся и вышел из дома. Медленно шел по улице Некрасова в сторону Лебедева-Кумача, насыщаясь целительным утренним воздухом. Смутные вчерашние воспоминания просыпались в голове: как Наташа зачитывала в Интернете про овраг, в котором никогда не существовало никакой дачи, а сам овраг чистили, и на глубине его даже располагалась волейбольная площадка. Туда ходили играть в волейбол со всей округи. Удобно: мячик никогда не вылетит за пределы площадки, не укатится далеко. Даже Орлова с Александровым любили туда хаживать, и тоже играли в волейбол, и тоже устраивали пикники со всякой киношной шатией-братией.
Но почему она с каким-то особым нажимом доказывала мне это? И почему я спорил, что там до недавнего времени располагался второй пруд, на берегу которого стояла дача? Сейчас вспомнилось мне даже и причудливое романтическое название дачи — «Эолова Арфа».
Эолова Арфа... Эолова Арфа... Не просто красивое словосочетание, но что-то до боли знакомое, отзывающееся в сердце. Пытаясь воскресить ускользающее нечто, я дошел до Лебедева-Кумача и спустился к пруду. Как всегда, справа по водной глади плавали сонные утки, а слева от перешейка суши зиял овраг, осененный табличкой: «Не свинячить. Штраф 5000 руб.».