— Имею право, ничего антисоветского, — возразил потомок богов.
Выйдя на балкон посольства, он перемахнул через парапет и замер, как Людмила на Канавинском мосту в «Не ждали»... В следующий миг он проснулся в своей гостинице, удивился, что совершенно не помнит, как здесь оказался, как развивались послебалконные события. может, он упал оттуда в иную реальность? Незримов повернулся на другой бок и с ужасом увидел черную ночь волос. Струна его души громко бзынькнула — в одной кровати с ним лежала обнаженная Сильсиля! А он ничего не помнил. Нет, погодите, что-то смутное, какие-то движения обнаженных тел стали поступать в его память.
— Интересно, как по-арабски трындец? — тихо промолвил он, и Сильсиля вздрогнула, повернулась к нему своим прекрасным лицом, но глаза не открыла, и он впервые увидел, что ей уже под пятьдесят. Морщины над переносицей, в углах губ, стрелками отлетают от глаз к вискам. Но все равно хороша, роскошная женщина. — Сильсиля, — тихо позвал он ее глаза, и они открылись, глянули на него мутными карими озерами. Струна в нем зазвенела сильнее, он воспрянул и поспешил закрепить свой успех, чтобы на сей раз было что помнить...
Когда все завершилось, Эол сказал на своем плохом инглише:
— Ай лав ю. Ай вонт ту тейк ю виз ми ту Раша.
— Ю ар вандерфул, — ответила Сильсиля на таком же скверном английском. — Сенк ю. Бат ай хэв э хасбенд, энд хи из вери найс.
— Ю вонт ту сей зет ю вил нот гоу виз ми ту Москоу? — спросил он обиженно.
— Донт би энгри, май дарлинг, — виновато захлопали черные бабочки ее ресниц. — Эврисинг из олрайт. Ю воз соу вандерфул! Бат ай вилл невер гет эвэй фром май хазбенд/
Он еще более обиженно вышел из тепла их кровати, надел белый гостиничный халат, сердитыми движениями запахнулся и завязал узел на поясе, вышел на балкон и стал смотреть, как колышутся ветви пальм, за которыми по-прежнему треуголятся незыблемые твердыни пирамид, они не рухнули, когда на его предложение отправиться вместе с ним в Москву ночная струна отозвалась печальным отказом: «Ты был так прекрасен, но я никогда не уйду от своего мужа». Изображая оскорбленного, он поймал себя на мысли, что так и должно быть, да и ладно, восточная сказка состоялась и завершается. Он понял, что больше и не испытывает никакой любви к этой женщине. Да и какое бы их ждало будущее? Ей под пятьдесят, ему еще только тридцать четыре, он состарится не скоро, а она будет увядать у него на глазах, раздражая, он станет стесняться ее присутствия рядом с ним. Конечно, это не любовь, раз он так уже думает, иначе было бы наплевать.
— Ай маст гоу, — услышал он за спиной и оглянулся.
Сильсиля уже успела одеться, луною костяного гребешка расчесывала черную ночь своих волос. Она волновала его, но сейчас он не бросит себя с балкона, когда они навсегда расстанутся. Надо сказать что-нибудь хорошее, все-таки она подарила ему хоть и не тысячу, но одну ночь.
— Ай вилл невер фогет ю, Сильсиля, — произнес он со взвешенной долей пафоса.
— Энд ай вилл невер фогет ю, Эол, — ответила ночная струна. — Би хэппи.
— Би хэппи, эмретан гамиля. — Он снова повернулся лицом к пирамидам и пальмам.
Тихо выстрелил дверной замок. Все. Прощай, восточная сладость!
Ночь в Гизе, пирамиды и сфинкс озарены луной и бесчисленным множеством звезд. Ахмад Альтаир лежит на песке, пропуская его сквозь пальцы, смотрит на звезды. Восторженно шепчет:
— Звезда Альтаир... Твое прозвище точно такое же, как у меня. Подари мне один твой луч, чтобы в моей жизни произошло что-то главное.
Вдруг из темноты ночи доносится глубокий женский голос:
— Альтаир!
Он резко вскакивает, смотрит по сторонам, потом вверх — прямо на него с неба летит стрела из света! Он зачарованно смотрит, не в силах пошевельнуться, стрела пронзает его насквозь и уходит в землю. Ахмад потрясен. Ощупывает себя, убеждается, что жив. Смотрит в небо.
— Благодарю тебя, о звезда Альтаир!
В цветущем саду у пруда Ахмад обнимается с женой:
— Ясмина, жена моя, может, тебе лучше остаться дома?
— Ничего страшного, Ахмад, жены наших предков рожали в седле и воспитывали героев.
Эта? Марта Валерьевна так до сих пор и не выведала, с кем у него там, в Каире, были восточные сладости. С первых дней их знакомства они договорились ничего не скрывать друг от друга, и он признался, что во время съемок «Звезды Альтаир» имел недолгий роман с одной из египетских актрис. Но не назвал имени. Теперь, когда он воспрянет, она непременно узнает, какая из арабок имела счастье прикоснуться к святыне его тела.
Марта Валерьевна уже нисколько не сомневалась, что Эол очнется от сна смерти и вернется к ней, к жизни, к их золотой свадьбе.
Не слишком вникая в смысл фильма, она смотрела на прекрасно снятые Касаткиным виды Каира, красивые лица положительных героев и нарочито отвратительные морды злодеев. Эол всегда бесился, когда другие режики внешностью актеров выпячивали добрую или злую натуру персонажей, стремился наоборот, чтобы мерзавец имел импозантную рожу, а герой не сиял божественной красотой, но тут приходилось учитывать специфику восточного зрителя, использовать штампы. Негодяя, завидующего Альтаиру, и наемных убийц, посланных им, играют актеры с противными рожами.
Актриса, играющая Ясмину, очень хорошенькая, неужто у него с ней тогда крутанулось?
— Эта? — спросила Марта Валерьевна у сидящего в кресле мужа, но Эол Федорович по-прежнему не откликался, а Ахмад на экране взял ситар и запел ласковую песню о соловье, влюбившемся в розу. Альтаира сделали не только писателем и путешественником, но и храбрым воином, и собеседником самого Аллаха, и прекрасным исполнителем песен под собственный ситарный аккомпанемент.
Каир показали и так, и эдак, припаяв несколько совершенно ненужных эпизодов. Наконец приехала мать Альтаира, чтобы быть рядом с невесткой, покуда Ахмад будет в странствиях. Эффектная актриса, не первой свежести, но все равно красавица.
— Эта? Постой-ка... Тебе сколько было? Тридцать пять? Нет, этой явно под пятьдесят. Не мог же ты со старухой. Впрочем, старуха красивей остальных актрис фильма. Ну нет, вряд ли. Хотя...
Экспозиция завершилась, Альтаир отправляется в Багдад, и жители Каира провожают его с любовью, страдают так, будто навсегда расстаются. На прощание Альтаир поет каирцам песню об их родном городе, типа знает весь мир, как прекрасен Каир, вечная сказка и вечный пир. Похоже на прощание жителей захолустного городка с Дидсом из великолепного фильма Фрэнка Капры с неподражаемым Гэри Купером. На которого, кстати, наш Черкасов был похож.
Долгая дорога по первой пустыне. Белые скалы, торчащие из синайских песков, испещренные диковинными трещинами, издалека похожими на иероглифы. Схватка с разбойниками, напавшими на караван. Ахмад доблестно сражается и убивает главаря, после чего остальные мерзавцы спасаются бегством. Самое время для третьей песни, в руках у Альтаира снова его любимый инструмент с пятью мелодическими и двумя бурдонными, то есть низко гудящими, струнами. Камера любуется изысканным ситаром, темно-вишневым, инкрустированным, с белыми вставками из слоновой кости. А вообще-то красиво снято. Хоть в целом фильмец в арабско-индийском вкусе, со всеми наивностями, но сколько восхитительных кадров.
— Слушай, Ветерок, а мне вдруг стало нравиться, — усмехнулась Марта Валерьевна.
Мать рассказывает о смерти отца, а когда Альтаир уходит отдыхать, Ясмина плачет и рассказывает, что Ахмаду приснилась во сне девушка с золотыми волосами.
— Коран разрешает иметь две жены, — отвечает Лейла.
— И наложниц. Но я не хочу ни с кем его делить.
— Ну и не огорчайся раньше времени. Сон — это только сон. И ничего больше. Мы-то живем не во сне, а наяву. Хотя... Иногда мне кажется, что мы живем во сне, а сюда приходим лишь погостить. Во сне я вновь со своим любимым мужем, а здесь его уже нет.
Марта Валерьевна вздрогнула. Неужто и ей суждено впредь тоже встречаться с Эолом во сне, а тут его не станет? Нет! Она отогнала от себя ненужную мысль и продолжила просмотр.
Караван движется дальше, теперь по Сирийской пустыне, мимо причудливых черных скал четкой прямоугольной формы, мимо бегущего страуса и одинокого льва, которого Альтаир запрещает убивать, мол, их и так уже мало осталось.
Лейла и Ясмина (кто из них, Ветерок?) расстелили коврик и сидят на нем, закусывая, а над ними сфинкс.
— Подумаешь, Ахмад увидел во сне некое существо с золотыми волосами, — продолжает разговор Лейла. — Ну и что из того? Кто сказал, что желтые волосы — это красиво?! Мой муж тоже в юности мечтал о светловолосой. Однако женился на мне, и все было чудесно. Ах, как он меня любил, как любил! Мои волосы в молодости были длинные, до самых щиколоток, крепкие, как шелковые нити, и чернее воронова крыла. Они были так дивно прекрасны, что о них слагали песни лучшие поэты!
Лейла делает вид, будто у нее в руках ситар, и поет: косы Лейлы словно черная река, что впадает по руслу ее тела в облака, они лежат на округлых двух холмах, заставляя всех вздыхать — ах, ах! Мать и жена Альтаира смеются.
В Багдаде халиф Муктадир встречает Альтаира с распростертыми объятиями и отправляет в опасное путешествие — сопровождать дипломата Сусана ар-Раси далеко на берега Волги, чтобы наладить союз поволжских стран с арабским халифатом против могущественной Хазарии. Особое внимание обратить на русов, племена которых славятся своей воинской доблестью и умением сражаться.
Они едят огромного сазана, испеченного на костре, и Альтаир конечно же поет песню о том, что каждый день жители Багдада съедают тысячу сазанов, а Аллах ночью запускает в Тигр новую тысячу.
Визирь завидует Альтаиру, которого халиф считает лучшим писателем, а книги визиря не ценит. Чтобы избавиться от соперника, он нанимает двух убийц — Абдульхака и Махмуда, с которыми встречается на невольничьем рынке, где, между прочим, торгуют и негритянками, и смуглянками, и светлыми европейскими девушками.
В дорогу халиф дает Альтаиру священную реликвию — один из первых списков Корана, имеющий магическую силу оберегать его владельцев и помогать им в делах.