В ноябре Незримов участвовал в учредительном съезде союза кинематографистов, ожидалось назначение Пырьева начальником всей этой киношной шараги, но вдруг выдвинули и избрали — кого бы вы думали? — незримовского однокурсника Левку Кулиджанова! Да эдак и самого Эола могли выдвинуть. Впрочем, занимать должность ему не хотелось: вот еще, протирать штаны в президиумах.
Премьера «Звезды Альтаир» в «Ударнике» в конце декабря и одновременно, в тот же день, в Каире. Причем, нарочно или случайно, как раз в день рождения режиссера — двадцать пятого, в католическое Рождество. Теперь Эол не мог сказать, что снял художественное кино, советско-египетская лента шла по разряду ударных. Она подарила ему успех, деньги, всесоюзное и даже мировое признание, но не дала радости осознания, что сделал настоящее произведение искусства. На премьере он честно признался себе, что слепил заказную ерунду. Его поздравляли всякие деятели, высокопоставленные дяди, выдающиеся кинематографисты. Но люди искусства пожимали руку с усмешкой.
— Какая экзотика! — закатил глазки Гайдай, выпустивший этим летом «Операцию “Ы”», на которой Платоша хохотал до упаду, и в очередной раз подумалось: а не замутить ли комедию?
— Поют — закачаешься, — сказал Данелия, готовящийся к скорой премьере своего третьего фильма — про тридцать три зуба.
— Когда караван идет, очень здорово снято, поздравляю, старик, — похвалил Тарковский, только что закончивший съемки «Страстей по Андрею», которые потом выйдут под названием «Андрей Рублев».
А еще в том году вышли «Тени забытых предков» Параджанова, «Морозко» Птушко, «Иду на грозу» Микаэляна, «Гиперболоид инженера Гарина» Гинцбурга, «Гадюка» Ивченко, «Зеленый огонек» Азарова, но всех победила «Операция “Ы”», ее растащили на афоризмы, как машину на запчасти — «пробка, подарок из Африки», «какой-какой матери? — Парижской. Богоматери», «а компот?», «огласите весь список, пожалуйста!», «а на ликеро-водочный есть?», «экзамен для меня всегда праздник, профессор», «налетай, не скупись, покупай живопись!», «все уже украдено до нас», «а где бабуля? — я за нее», «давай говори, как космические корабли бороздят Большой театр»...
Семьдесят миллионов зрителей, с ума сойти! За Гайдаем в популярности не угонишься, да и не надо, зато неожиданно пришло приглашение с «Ленфильма»: к 25-летию начала войны снять фильм о блокаде, и, взяв под мышку испанца, Незримов помчался в город на Неве.
Глава шестая
Голод
Идея продолжения «Разрывной пули» родилась сразу — тот же хирург Шилов, только теперь в блокадных условиях, валится с ног от голода и усталости, но оперирует. Григорий Терентьевич оказался все тот же бодрячок, живчик, балагур с одной лишь разницей, что теперь его еще одолевали заботы о разводе — в свои шестьдесят лет он снова влюбился, оставил жене квартиру, а со своей новой возлюбленной жил на даче в Комарово. Амалия оказалась лет тридцати, красивая высокая женщина, на полголовы выше ростом Григория Терентьевича, но при этом он именовал ее малюсенькой, а она его — маэстро:
— Малюсенькая, тащи все, что у нас есть выпить, закусить, чай, конфеты, баранки.
— Слушаюсь, маэстро.
За несколько вечеров Шипов накидал столько историй про свою блокаду, что хватит на пять фильмов, Ньегес с трудом успевал записывать, загорелся и быстро приступил к сценарию. Незримов увлеченно рисовал эскизы эпизодов. К весне сценарий утвердили, и можно снимать. Как раз тогда-то в «Кинопанораме» Зиновий Гердт посвятил минут двадцать рассказу об Эоле Незримове и похвастался, что читал сценарий и ждет появления нового хорошего фильма. Удивительное дело, раньше Эола Незримова как бы не существовало, но стоило ему снять масштабную советско-арабскую кинохалтуру, как он вылетел из тени, о нем заговорили. Кинокритики в основном сходились во мнении, что весьма перспективный режиссер, известный тремя сильными лентами, сделал явный шаг назад и теперь обязан реабилитироваться.
Из актеров «Разрывной пули» никак не обойтись без Жжёнова и Мышковой. Ведь одиннадцать лет прошло, а по фильму должно лишь несколько месяцев миновать — не слишком ли изменились? Особенно Нинель. К счастью, оба оказались в порядке. Сорокалетняя звезда экрана Мышкова много снималась: Василиса в «Илье Муромце», Марья в «Марье-искуснице», Лида в «Доме, в котором я живу», Волчанинова в «Доме с мезонином», а в прошлом году всех сразила исполнением роли Ольги Зотовой в «Гадюке». Снимавший ее в этом фильме Виктор Ивченко безумно влюбился, и она сильно полюбила его, оставила мужа, прекрасного оператора Костю Петриченко, вышла за Ивченко.
— Только, чур, никому ко мне не приставать, — сказала она. — Я шизофренически счастлива в новом браке.
— Никто и не думал, — первым отозвался Матадор, собиравшийся в скором времени жениться на одной из осветительниц «Мосфильма», говорил, что доселе в его жизни ощущалась нехватка света.
Жжёнов перевалил за пятьдесят, но выглядел как новенький. Недавно в четвертый раз женился, на сорокалетней актрисе театра Ленсовета Лиде Малюковой, чем-то на него похожей. Все жены Жжёнова — коллекция актрис. Первая, Женя Голынчик, училась с ним вместе у Герасимова, а когда Гошу арестовали, послушалась его совета не ждать мужа из лагерей. Вторая, Лида Воронцова, вместе с ним мотала срок в Магадане и родила дочь Леночку. Третья, Ира Махаева, тоже играла в Заполярном театре, родила дочку Мариночку. А теперь вот еще одна Лида, и тоже обрадовала Гошу дочкой, Юлечкой. С тех пор как Жжёнов сыграл у Незримова в «Не ждали», он сильно поднялся, роли сыпались на него как руда, а самое удивительное — он вдруг стал голливудским актером. И смех и грех: в фантастическом фильме «Планета бурь» он сыграл инженера космического корабля «Сириус», фильм провалился в советском прокате, но его выкупили американцы, перемонтировали, добавили своих актеров, и деляга-режиссер Харрингтон выпустил его как свою продукцию под названием «Путешествие на доисторическую планету», а наших актеров, включая Жжёнова, даже не указал в титрах, сволочь! В Америке фильм имел бешеный кассовый успех.
Слава Баландин, игравший в «Пуле» Разгуляева, тоже мало изменился, лишь было видно, что попивает, но это как раз не противоречило роли.
Название Незримов придумал: «БлокАда», с заглавной буквой А внутри слова, но это нравилось лишь ему. Он тогда еще хуже предложил: «В аду блокады Ленинграда».
— Ду-ды-да получается, — зарезал и второе название испанец. — Оставь ты этот ад, мы его в фильме покажем, а не в названии. Давай по простому пути. Что главное было в блокаде Ленинграда?
— Мужество. Стойкость. Героизм блокадников. Дорога жизни. Может, «Дорога жизни»?
— Голод. Назовем просто и страшно: «Голод».
— «Голод»? А ведь ты прав, испанская твоя морда!
В апреле уже закрутился съемочный процесс, а в начале мая Эол Незримов впервые в жизни поехал во Францию. Боже мой! Ницца, Канны, Лазурный берег, бьенвеню, мерси боку, аншанте... В председательском кресле — прославленная Софи Лорен, в жюри от наших Юлий Райзман, снявший «Кавалера Золотой Звезды» и «Коммуниста». В конкурсной программе наши «Ленин в Польше» Юткевича, «Здравствуй, это я!» Довлатяна и «Звезда Альтаир» Незримова, а из западных крупнокалиберных Орсон Уэллс с «Фальстафом», Анджей Вайда с «Пеплом», Пьер Паоло Пазолини с «Птицами большими и малыми», Дэвид Лин, после «Лоуренса Аравийского» снявший «Доктора Живаго». Египетская струна звучала: кроме «Альтаира», фильм «Фараон» Ежи Кавалеровича, а в «Живаго» египтянин Омар Шариф. И обязательно кто-то подставит подножку: датчанин Хеннинг Карлсен привез картину «Голод» по Кнуту Гамсуну!
— Хрен ему, все равно мой фильм тоже будет «Голод»!
Красная ковровая дорожка в Каннах из невероятного космического материала, Дворец фестивалей и конгрессов — умопомрачительное здание, набережная Круазетт из каррарского мрамора, а песок на пляжах из чистого золота... Увы, все это оказалось как бракованная «шостка». Дорожка из дешевого материала, дворец захудалый, набережная Круазетт из потресканного асфальта, песок серенький, даже не из поддельного золота. Шосткинскими оказались и его надежды отхватить хоть что-то. «Золотую пальмовую ветвь» взяли Клод Лелуш с примитивным фильмом «Мужчина и женщина» и Пьетро Джерми с пошлой лентой «Дамы и господа». Приз жюри достался «Элфи» Льюиса Гилберта, а за лучшую режиссуру получил «Ленин в Польше». Незримов стонал от несправедливости, видя, что в такой компании и его «Альтаир» мог хотя бы что-то оттяпать. А тут еще в самый последний день мелькнула Сильсиля под ручку с Омаром Шарифом. Увидев Эола, она весело ему подмигнула, мол, ты молодец, я помню, как хорошо все было, и навсегда уплыла мимо, каннской скатертью дорожка!
И все равно, вернувшись на Родину, потомок богов говорил себе: спокойно, все хорошо, уже сам факт, и то нормально, я просочился, надо теперь расширять поток, струйка превратится в реку. Участник Каннского фестиваля — далеко не каждый и этим может похвастаться.
Сразу по возвращении из прекрасной Франции у Незримова состоялся неприятный разговор в холле гостиницы «Москва», куда его притащил звонок от Адамантова.
— Примите мои поздравления с огромными успехами в вашей жизни. Участие в Каннах это уже успех. Думаю, на предстоящем всесоюзном фестивале ваш фильм получит награду.
— Спасибо.
Адамантов еще минут десять ездил вокруг да около, пока не доехал до основного:
— Эол Федорыч, нам бы хотелось продолжить сотрудничество с вами.
— В какой области?
— Ну, к примеру, нам кажется странным, что вы перестали бывать в одиннадцатой квартире. С чем это связано?
— На Большом Каретном? У меня много работы, а общение с этими замечательными людьми отвлекает.
— Хотелось бы, чтобы вы все-таки нашли время бывать там хотя бы раз в месяц.
— Да неохота мне. У вас же есть Стукачёв. Кстати, фамилия, знаете ли...
— К сожалению, он недавно там напился и вел себя безрассудно.
— Ах, вот что. Смешно даже.
— А мне не смешно. Ему доверяли, а он...