Весь вечер сидели у костра, пили дешевые разливные винишки, восхитительный Икар пел под гитару песни собственного сочинения и рассказывал сказки о том, как в скором времени все люди будут летать на дельтапланах.
На следующий день, 5 мая 1972 года, вылетевший из Рима в Палермо пассажирский «Дуглас» разбился в горах Лонга. Сто пятнадцать погибших, ни одного выжившего. Среди жертв — режиссер и сценарист Франко Индовина, помощник Микеланджело Антониони.
— Ёлочкин, мне страшно. Как только мы с тобой стали летать, всюду сплошные катастрофы. Может, плюнем на это дело?
— Ну не мы же причина этих катастроф! Не морочь мне голову!
Потомок богов рвался полетать на крыле Рогалло, но ему, разумеется, никто не позволил, и он только с завистью наблюдал, как парит в небесах над коктебельскими полями и виноградниками Икар Михаил Гохман, первый советский дельтапланерист. В итоге, полетав по семь раз на планере, Незримовы вернулись в Москву, сходили три дня на работу и улетели на пару дней во Францию.
Донской не во всем наврал, он действительно вставил в конкурсную программу «Страшный портрет», показанный в воскресенье, 14 мая. Удивительно: в тот летучий год даже на плакатах Каннского фестиваля летела чайка с перфорированными крыльями. Но фильм Незримова, вопреки уверениям Донского, провалился, причем большинство зрителей с недоумением взирало на свистящих и топающих клакёров, когда фильм топтал и освистывал западное псевдоискусство, большинству зрителей «Страшный портрет» явно нравился. То, что клакёры, никакого сомнения — уж очень геометрически правильно рассажены по залу, почти в шахматном порядке.
Один из членов жюри, Милош Форман, теперь уже американский режиссер, в прошлом году взял гран-при в Каннах за свой первый американский и при этом антиамериканский фильм «Отрыв». В Чехии он был против чешских порядков, теперь, в Америке, — против порядков страны дяди Сэма. Подойдя к Незримову после показа «Портрета», он пожал ему руку и сказал на плохом английском:
— Поздравляю, фильм великолепный, но после него на здешнюю красную дорожку вас больше не пустят.
«Золотую пальмовую ветвь» получили итальянцы Рози и Петри, а гран-при — вот собака! — Тарковский со своим «Солярисом», как и пророчествовал в начале марта. Незримов от всей души его обнял:
— Молодец, негр! Рад за тебя! Фильм первоклассный. Хотя начало затянуто, у-у-у...
— Что бы ты понимал, Ёлка-палка! Но за поздравления спасибо тебе. Твой «Портрет» не намного хуже. Мог бы хотя бы какой-то призок отхватить. Правда, ты уж очень больно их в самые яйца клюнул. В эту их авангардную галиматью. Что сейчас снимаешь?
— Собираюсь пока что. «Ариэля». По роману Беляева.
— Да иди ты!
— А что тут плохого?
— Все тут плохо. Для тебя. Потому что я как раз собираюсь «Ариэль» экранизировать. Извини-подвинься.
— Это ты извини-подвинься. Вот еще!
— Ну не ты же гений, а я.
— Иди в жопу!
— Да сам ты иди в жопу! Мы с Горенштейном уже только что сценарий в «Киносценариях» напечатали. «Светлый ветер».
— Да и хрен вам с маслом! У меня тоже готов сценарий. «Хомо воланс» называется. По-латыни — «Человек летучий».
— Зря старался. Я первым сниму. Да у тебя и не получится. Я всю жизнь мечтаю снять о летучем человеке.
— И я всю жизнь.
— Счас по морде получишь!
— Это ты по морде получишь!
16 мая 1972 года в Светлогорске произошла страшнейшая трагедия — военно-транспортный самолет Ан-24Т, зацепив дерево, рухнул на здание детского сада. Погибли шесть человек экипажа, два пассажира, две воспитательницы, повариха и двадцать четыре ребенка от двух до семи. Командира корабля, капитана Гутника, звали Вилор, что значит «Владимир Ильич Ленин — организатор революции».
Еще через два дня под Харьковом авиалайнер Ан-10А, совершая посадку, развалился на части из-за разрушения центроплана крыла и упал на землю. Погибли семь членов экипажа и сто пятнадцать пассажиров, не спасся никто. Среди погибших оказался народный любимец пародист Виктор Чистяков.
А Незримовы, вернувшись из Франции, продолжали осваивать небо, прыгали с парашютом и на льняную свадьбу совершили прыжок вместе. В этот день опять «Дуглас» с полсотней пассажиров на борту едва не разбился в небе над Канадой, у него открылся задний грузовой люк, произошла взрывная декомпрессия, в салоне частично провалился пол, но экипажу чудом удалось избежать катастрофы и посадить самолет в Детройте при одиннадцати раненых и ни одном погибшем. Но через три дня, 15 июня 1972 года, во Вьетнаме разбился самолет гонконгской авиакомпании, погибли все пассажиры и члены экипажа в количестве восьмидесяти одного человека.
16 июня при посадке в Каире загорелся Ил-62 египетской авиакомпании; к счастью, всех удалось безболезненно эвакуировать. Казалось, теперь катастрофы посыплются с ежедневной частотой, но 17 июня тихо, никто не разбился. А 18 июня — опять! Британский авиалайнер «Трайдент» рухнул неподалеку от Лондона. Отключился автопилот. Погибли все 118 человек.
— Умоляю тебя, Эол, давай попробуем прекратить. Если и тогда они продолжат биться, то возобновим.
— Ну что за глупости, любовь моя! Какая связь между нами и этими катастрофами?
— Не знаю... Быть может, такая же, как между тем, как в твоих фильмах погибают герои, а потом так же гибнут актеры, исполнявшие их роли. Прости, что наступаю на больную мо...
— Бред! — разозлился Эол. — Еще чего! Будем продолжать. Мы тут ни при чем.
И они продолжали прыгать с парашютом, пытаясь ощутить полет. Но еще не были готовы к затяжным прыжкам, а значит, пока это оставались не полеты, а падения, хоть и замедляющиеся после раскрытия спасительного купола, а не такие, как у Весны Вулович, которая, кстати, шла на поправку, но врачи утверждали, что ноги так и останутся навсегда парализованными. Об этом сообщал телевизор, все еще пока черно-белый «Рубин», но погоди еще чуть-чуть, купим и цветной. Они постепенно обставлялись на своей даче, ввозили новую мебель, обустраивали комнаты, поставили новый красивый забор и ворота с почтовым ящиком, украшенным изображением арфы, вокруг дома посадили много цветов, а в это лето волна еврейского национального самосознания, вызванная пять лет назад гордостью за победу Израиля в Шестидневной войне против сил Арабской коалиции — Сирии, Ирака, Иордании, Алжира и Египта, — докатилась и до Циркулей; возвращаясь на историческую родину, советские евреи дешево продавали недвижимость, и Циркули уступили свой участок и скромный дачный домик Незримовым за смешную цену. Теперь весь пруд принадлежал Эолу и Арфе, они его почистили, углубили, и отныне он стал вполне плавательным. Ручей соединял его с соседним большим прудом, а вытекая с другой стороны, убегал на юг, чтобы влиться в речку с ликующим названием Ликова, в которой купалась ребятня местного пионерлагеря. Впрочем, теперь там создавался новый дом творчества писателей, из пяти кирпичных коттеджей, и пионеры исчезли в неизвестном направлении. Участок после присоединения территории бежавших Циркулей стал ровно сорок соток.
— Как сорок сороков. Назовем его Со-Со? — предложила жена.
— Нет, назовем его проще: дача «Эолова Арфа», — сказал муж.
— И будем здесь жить не тужить! — сказали они оба.
Впрочем, совсем уж не тужить не удавалось. В мае 1961 года итальянский художник Пьеро Мандзони законсервировал свои фекалии в девяти десятках консервных баночках, простодушно написал на них: «Дерьмо художника» и успешно торговал ими. Вскоре он умер, а баночки продолжали продаваться на аукционах, доходя в цене до нескольких десятков тысяч долларов. Другой художник, проживающий в Москве, пошел дальше Мандзони: он не консервировал свои творения и не выставлял на аукционах, а просто время от времени, раз в две-три недели, дарил их кинорежиссеру Незримову, подбрасывая под ворота его дачи. Имя этого авангардиста угадывалось без труда. Едва ли то были Григорий Александров и его жена Любовь Орлова, не падало подозрение также на артистов Леонида Утесова, Игоря Ильинского, режиссера Московского театра кукол Сергея Образцова или поэта-песенника Михаила Исаковского, хотя все они жили неподалеку от дачи «Эолова Арфа». А другой сосед Незримовых, поэт Александр Твардовский, и вовсе имел стопроцентное алиби, безвыездно находясь на Новодевичьем.
Марта бесилась:
— Мы уже шестой год с тобой, а вынуждены убирать говно нашей бывшей!
— Да уж, — вздыхал Эол Федорович, — поменять писательство на этот авангардизм...
— Ты все шутишь, но надо же что-то делать!
— А что тут сделаешь? Нести этот авангард на экспертизу? Кто автор? Чьи отпечатки жопы?
Очередная ссора оказалась уже как первый российский фильм — более шести минут.
— Прости меня, Ёлочкин! Я понимаю, что ты не виноват и ничего не поделаешь. Но меня, как ты говоришь, вызверивает. Как ты мог жениться на такой?!
17 июля 1972 года произошел один из редких случаев счастливой посадки пассажирского самолета на воду. Ту-134, пилотируемый Вячеславом Кузьменко и Николаем Малининым, после остановки двигателей сел на поверхность подмосковного Икшинского водохранилища, никто не пострадал. Незримов вновь загорелся своей давней мечтой снять фильм про ту неимоверную посадку на Неву:
— Тут на водохранилище, а там — в центре города, рискуя врезаться в мосты!
Он даже запустил удочку в Госкино, но опять получил отказ. По каким-то дурацким причинам случай с Виктором Мостовым воспевать как подвиг запрещалось. За виртуозную посадку Мостовой и штурман Царев, мол, получили новые двухкомнатные квартиры в Москве, и с них хватит.
Увлечение парашютизмом и планеризмом резко пошло на спад: Эол не видел в них того полета, о котором мечтал снять фильм, и Арфа торжествовала:
— Вот видишь, я же говорила, что это как-то связано с нами. Знак: не надо нам летать.
— Типа рожденные ползать...
— Типа не типа, а факт налицо: сообщения о катастрофах иссякли.
Зато в МИД поступило важное сообщение о том, что сотрудница Марта Незримова тайно встречается с иностранными агентами, сотрудничает одновременно и с ЦРУ, и с Моссадом, а кроме того, по ночам подрабатывает в тайном публичном доме, поскольку муж ее, кинорежиссер Незримов, уже полный импотент. Эолу Федоровичу очень не понравилась реакция шпионки, свившей гнездо у него под боком, в последнее время она как-то неправильно стала отзываться на прозу чешской писательницы: почему ты не предпринимаешь меры? сколько еще это будет продолжаться? ты понимаешь, как на меня теперь смотрят на работе?