Эон. Исследования о символике самости — страница 18 из 57

mysterium iniquitatis. К счастью для нас, угроза его прихода была предсказана уже в Новом Завете, ибо чем меньше его признают, тем он опаснее. Кто заподозрит, что он скрывается за такими звучными именами, как общественное благосостояние, пожизненная гарантия, мир между народами и т. п.? Он прячется за разного рода идеализмом, за «-измами» в общем, причем самый опасный из них – доктринерство, самая бездуховная из манифестаций духа. Нынешней эпохе необходимо примириться с фактами – такими, как они есть, с абсолютной оппозицией, которая не только разрывает мир на части в политическом плане, но и порождает раскол в сердце человека. Нам нужно вернуться назад, к изначальному живому духу, который в силу своей амбивалентности является посредником и соединителем противоположностей[179], – идее, занимавшей умы алхимиков на протяжении столетий.

142 Если эон Рыб, что кажется весьма вероятным, управляется архетипическим мотивом враждующих братьев, то приближение следующего платоновского месяца, а именно Водолея, должно констеллировать проблему союза противоположностей. Тогда уже будет невозможно рассматривать зло как недостаток блага; мы будем вынуждены признать его реальное существование. Данная проблема не может быть разрешена ни философией, ни экономикой, ни политикой; ее способен решить только отдельный человек, через свои переживания живого духа, чей огонь сошел на Иоахима, одного из многих, и, несмотря на все современные заблуждения, был передан им дальше. Примером того, как символы развиваются на протяжении эпох, может служить торжественное провозглашение Assumptio Mariae, свидетелями которого мы стали уже в наши дни. Побудительный мотив здесь исходил не от церковных властей, выжидавших почти сто лет[180] и тем самым доказавших свои сомнения, а от католических масс, которые все яростнее и яростнее настаивали на подобной эволюции. В основе их настойчивости, несомненно, лежит потребность архетипа в реализации[181].

143 В последующие годы отголоски движения Святого Духа захватили четыре выдающихся ума, имевших громадное значение для будущего. Это были Альберт Великий (1193–1280 гг.); его ученик Фома Аквинский, философ Церкви и адепт алхимии (как и Альберт); Роджер Бэкон (ок. 1214 – ок. 1294 гг.), англичанин, предвосхитивший индуктивную науку; и Майстер Экхарт (ок. 1260–1327 гг.), независимый религиозный мыслитель, чьи труды переживают сейчас возрождение после шести веков забвения. Некоторые люди справедливо видят в движении Святого Духа предшественника Реформации. Примерно в XII–XIII веках мы обнаруживаем зарождение латинской алхимии, философское и духовное содержание которой я постарался прояснить в моей книге «Психология и алхимия». Упоминавшийся выше (абз. 139) образ «незыблемости на новой скале» имеет удивительное сходство с центральной идеей философской алхимии, lapis philosophorum, рассматриваемым как параллель Христу, «скале», «камню», «краеугольному камню». Присциллиан (IV в.) говорит: «Христос для нас скала, Иисус для нас краеугольный камень»[182]. Алхимический текст повествует о «скале, по которой трижды ударил жезл Моисея, и вода излилась из нее»[183]. Lapis называют «священной скалой» и описывают как имеющий четыре части[184]. Согласно св. Амвросию, вода из скалы – прообраз крови, пролившейся из бока Христа[185]. В другом алхимическом тексте упоминается «вода из скалы» как эквивалент универсального растворителя, aqua permanens[186]. Кунрат, в свойственных ему цветистых выражениях, говорит даже о «Petroleum sapientum»[187]. Наасены называли Адама «скалой» и «краеугольным камнем»[188]. Обе эти аллегории Христа упоминают Епифаний в своем «Ancoratus» и Фирмик Матерн[189]. Данный образ, равно распространенный как в церковном, так и в алхимическом языке, восходит к Первому посланию Коринфянам (10:4) и Первому посланию Петра (2:4).

144 Таким образом, новая скала занимает место Христа так же, как вечное евангелие должно было занять место послания Христа. Через сошествие Святого Духа, , сыновство, внедряется в каждого индивида, так что каждый, обладающий Святым Духом, будет новой скалой, согласно Первому посланию Петра, 2:5: «И сами, как живые камни, устрояите из себя дом духовный»[190]. Таково логическое развитие учения о Параклете и сыновстве, как явствует из текстов Луки (6:35): «И будете сынами Всевышнего», и Иоанна (10:34): «Не написано ли в законе вашем: “Я сказал, вы боги?”». Уже наасены, как мы знаем, пользовались этими аллюзиями и тем самым предвосхитили весь путь исторического развития – от монашества к движению Святого Духа, от Theoloqia Germanica к Лютеру и, наконец, от алхимии к современной науке.

145 Но вернемся к теме Христа и рыбы. Согласно Дельгеру, христианский символ рыбы впервые появился в Александрии приблизительно в 200 г.[191]; аналогичным образом, крещальную купель довольно рано стали называть piscina (рыбный садок). Это предполагает, что верующие были рыбами, на что намекают и Евангелия (например, Матф., 4:19). Христос хочет сделать Петра и Андрея «ловцами человеков» и использует чудесную ловлю рыб (Лк., 5:10) как парадигму миссии Петра.

146 Непосредственно астрологический аспект рождения Христа подчеркивается в Матф., 2:1 и далее. Волхвы с востока были звездочетами; увидев необычное созвездие, они сделали вывод о таком же необычном рождении. Эта история доказывает, что, вероятно, уже во времена апостолов на Христа смотрели с астрологической точки зрения – по крайней мере, связывали его с астрологическими мифами. Второй вариант подтверждают апокалипсические высказывания Иоанна. Поскольку этот крайне сложный вопрос уже обсуждался специалистами, более компетентными, чем я, мы в состоянии поддержать нашу аргументацию надежно установленным фактом, что следы астрологической мифологии можно различить в историях земной и неземной жизни Спасителя[192].

147 Прежде всего это связь с эрой Рыб, о которой свидетельствует символика рыб либо одновременно с Евангелиями («ловцы человеков», рыболовы в качестве первых учеников, чудо хлебов и рыб), либо сразу после, в послеапостольский период. Данная символика изображает Христа и верующих в него в качестве рыб, рыбу в качестве пищи на агапах[193], крещение как погружение в рыбный садок и т. д. На первый взгляд все это указывает не более чем на тот факт, что символы и мифологемы рыбы, которые существовали всегда, ассимилировали фигуру Спасителя; другими словами, это был симптом ассимиляции Христа в мир идей, превалировавших в то время. Однако в той мере, в какой Христос рассматривался как новый эон, всякому, кто был знаком с астрологией, было очевидно, что он родился как первая рыба эры Рыб и был обречен умереть как последний овен[194] (, агнец) уходящей эры Овна[195]. Матфей (27:15 и далее) передает данную мифологему в форме древней жертвы бога времен года. Примечательно, что партнер Иисуса по обряду носит имя Варавва, «сын отца». Есть некоторые основания для проведения параллели между напряжением противоположностей в ранней христианской психологии и тем фактом, что на зодиакальном знаке Рыб часто изображаются две рыбы, движущиеся в противоположных направлениях; однако это возможно только в том случае, если их разнонаправленное движение датируется дохристианским периодом, или хотя бы современно Христу. К сожалению, мне неизвестны какие-либо изображения того времени, которые могли бы дать нам какую-либо информацию о расположении рыб. На прекрасном зодиакальном барельефе в Малой Митрополии в Афинах знаки Рыб и Водолея отсутствуют. Существует одно изображение рыб, датируемое приблизительно началом нашей эры, которое определенно не несет признаков христианского влияния. Это – небесная сфера из Фарнезианского атласа в Неаполе. Первая рыба, изображенная к северу от экватора, расположена вертикально и головой указывает на небесный Полюс; вторая, помещенная к югу от экватора, расположена горизонтально и указывает головой на запад. Изображение соответствует астрономической конфигурации, а потому натуралистично[196]. На зодиаке из храма Хатхор в Дендере (I век до н. э.) рыбы присутствуют, но обе смотрят в одну сторону. На планисфере Тимохариса[197], упомянутой Гиппархом, изображена лишь одна рыба. На монетах и геммах императорского периода, а также на митраистских памятниках[198] рыбы либо повернуты в одну сторону, либо движутся в противоположных направлениях[199]. Полярность, которую приобрели рыбы позже, вероятно, связана с тем, что в астрономической констелляции первая (северная) рыба располагается вертикально, а вторая (южная) – горизонтально. Они движутся почти под прямым углом друг к другу и тем самым образуют крест. Данное контрдвижение, неведомое большинству самых древних источников, активно подчеркивалось в христианские времена, что наводит на мысль об определенной тенденциозности