, ибо всякая природа, будучи погружена в эту воду, «выбирает собственные субстанции… и из этой воды в каждую природу переходит то, что ей подобает»[566]. Вода или, как мы могли бы сказать, этот Христос своего рода панспермия, матрица всех возможностей, из которой выбирает «свою Osob», свою идиосинкразию[567], «летящую к нему [быстрее], чем железо к магниту». Однако «духовные» люди обретают подобающую им природу, входя через «истинную дверь», Иисуса Макариоса (благословенного) и тем самым получая знание о собственной целостности, то есть о полном (завершенном) человеке. Этот человек, не почитаемый в мире, очевидно, и есть внутренний, духовный человек, осознаваемый теми, кто входит через Христа, дверь к жизни, и просветлен им. Здесь смешаны два образа: образ «тесных врат»[568] и образ из Иоанна, 14:6: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня»[569]. Эти образы репрезентируют процесс интеграции, характерный для психологической индивидуации. Сформулированный таким образом, символ воды постоянно сливается с Христом, а Христос – с внутренним человеком. На мой взгляд, это не путаница, а, напротив, психологически верное описание фактов: Христос как «Слово» действительно есть «живая вода» и в то же время символ внутреннего «полного» человека, то есть самости.
313 Для наасенов универсальной «Основой» является Первочеловек, Адам, а знание о нем рассматривается как начало совершенствования и мост к познанию Бога[570]. Он и мужчина, и женщина; от него происходит «отец и мать»[571]; он состоит из трех частей: разумного (), психического и земного (). Эти три части «сошлись в одном человеке, Иисусе», и «три человека эти стали говорить вместе, обращаясь каждый от своей собственной субстанции к ней же», то есть от разумного – к разумному и т. д. Через эту доктрину Иисус связан с Первочеловеком (Христос как второй Адам). Его душа состоит «из трех частей и (тем не менее) одна» – Троица[572]. В качестве примеров Первочеловека в тексте упоминаются Кабир[573] и Оаннес. Последний наделен душой, способной страдать, дабы «фигура () великого, прекраснейшего, совершенного человека, униженного до раба», могла понести наказание. Он – «благословенная природа, одновременно сокрытая и явленная, всего, что уже есть и когда-либо будет», «Царствие Небесное, искать кое надлежит внутри человека» (), даже «в семилетних детях»[574]. Наасены, утверждает Ипполит, помещают «порождающую природу Целого в порождающее семя»[575]. На первый взгляд это выглядит как зачатки «сексуальной теории» касательно лежащей в основе психической субстанции, напоминающие некоторые современные попытки, предпринятые в том же направлении. Однако не следует игнорировать тот факт, что в реальности способность человека к размножению лишь особый случай «порождающей природы Целого». «Это для них – скрытый и мистический Логос», который далее в тексте уподоблен фаллосу Осириса; «они говорят, что Осирис есть вода». Хотя субстанция этого семени есть причина всех вещей, оно не причастно их природе. Посему они говорят: «Я становлюсь, чем хочу, и я есмь то, что я есмь». Ибо тот, кто приводит все в движение, сам недвижим. «Благ, говорят они, только он»[576]. Другой синоним – итифаллический Гермес Киллений. «Ибо они говорят, что Гермес есть Логос, толкующий и придающий форму всему, что было, есть и будет». По этой причине ему поклоняются как фаллосу: подобно мужскому органу, он «стремится снизу вверх»[577].
4
314 Тот факт, что не только гностический Логос, но и сам Христос был втянут в орбиту сексуальной символики, подтверждает фрагмент «Interrogationes maiores Mariae», цитируемый Епифанием[578]. В нем сообщается, что Христос взял эту Марию с собой на гору, где извлек у себя из бока женщину и начал совокупляться с ней: «…seminis sui defluxum assumpsisset, indicasse illi, quod oporteat sic facere, ut vivamus»[579]. Вполне естественно, что эта грубая символика оскорбляет наши сегодняшние чувства. Не менее шокирующей представлялась она и христианам III–IV веков; когда же, в довершение ко всему, символика стала толковаться буквально, как, видимо, произошло в некоторых сектах, она могла вызывать только неприятие. То, что автор «Interrogationes» знал о такой реакции, очевидно из самого текста. В нем говорится, что Мария была настолько потрясена, что упала наземь. Тогда Христос сказал ей: «Зачем сомневаешься, маловерка?» Здесь явно предполагается отсылка к Иоанну, 3:12: «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить вам о небесном?», и 6:53: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни».
315 Изначально данная символика вполне могла быть основана на неких визионерских переживаниях, нередко встречающихся и сегодня, в ходе психологического лечения. Для медицинского психолога в этом нет ничего зловещего или шокирующего. Сам контекст подсказывает путь к верной интерпретации. Образ выражает психологему, которая едва ли может быть сформулирована в рациональных терминах, а потому неизбежно вынуждена использовать конкретный символ; так поступает и сновидение, когда во время сна, в состоянии abaissement du niveau mental вдруг появляется более или менее «абстрактная» мысль. Все «шокирующие» сюрпризы, которые, безусловно, присутствуют в сновидениях в изобилии, всегда следует понимать «как будто», пусть даже они облечены в чувственную образность, не останавливающуюся ни перед грубостями, ни перед непристойностями. Тем не менее они отнюдь не стремятся нас этим оскорбить. Они как будто отчаянно пытаются выразить некое ускользающее значение, привлекшее их внимание[580].
316 Из контекста видения (Ин., 3:12) следует, что образ следует понимать не конкретно, а символически: Христос говорит не о земном, а о небесном или духовном таинстве – «таинстве» не в том смысле, что он прячет что-то или делает из чего-то секрет (в самом деле, нет ничего более вопиющего, нежели откровенная непристойность видения!), но потому, что значение этого таинства еще скрыто от сознания. Современный метод анализа и интерпретации сновидений следует этому правилу[581]. Если мы применим его к данному видению, то придем к следующему результату:
317 1. ГОРА означает восхождение, в частности мистическое, духовное восхождение ввысь, к месту откровения, где присутствует дух. Данный мотив настолько хорошо известен, что нет нужды подтверждать его документально[582].
318 2. Центральное значение ФИГУРЫ ХРИСТА для той эпохи подтверждается многочисленными источниками. В христианском гностицизме это была визуализация Бога как Архантропоса (Первочеловека = Адама) и, следовательно, эпитомия человека как такового: «Человек и Сын Человеческий». Христос – внутренний человек, достигаемый в процессе самопознания: он – «Царствие Небесное внутри нас». Как Антропос он соотносится с тем, что эмпирически является самым важным архетипом, а как судья над живыми и мертвыми – с реальным организующим принципом бессознательного, четверицей (кватерностью) или квадратным кругом самости[583]. Утверждая это, я исхожу из опыта, свидетельствующего, что мандалоообразные структуры обладают значением и функцией центра бессознательной личности[584]. Кватерность Христа, о которой необходимо помнить в связи с данным видением, подтверждается символом креста, rex gloriae и Христа как года.
319 3. Порождение ЖЕНЩИНЫ из бока предполагает, что Христос интерпретируется как второй Адам. Порождение женщины означает, что он играет роль Бога-Творца из Книги Бытия[585]. Как Адам до сотворения Евы рассматривался разными традициями мужского/женского пола[586], так и Христос здесь демонстрирует свою андрогинность[587]. Первочеловек обычно гермафродит: в ведической традиции он также порождает свою женскую половину и соединяется с ней. В христианской аллегории женщина, возникшая из бока Христа, означает Церковь как Невесту Агнца.
320 Расщепление Первочеловека на мужа и жену выражает акт зарождения сознания: оно дает начало парным противоположностям, тем самым делая сознание возможным. Для наблюдателя сего чуда, Марии, видение было спонтанной визуализацией или проекцией бессознательного процесса в ней самой. Опыт показывает, что бессознательные процессы являются компенсаторными по отношению к определенной сознательной ситуации. Расщепление в видении, таким образом, будет указывать на то, что оно компенсирует некое сознательное состояние единства. Это единство, вероятно, прежде всего относится к фигуре Антропоса, вочеловечившемуся Богу, занимавшему первое место в религиозных интересах того времени. Он, по словам Оригена, «Vir Unus»[588]