, «один, единый человек». Именно с этой фигурой столкнулась Мария в своем видении. Если мы предположим, что реципиентом видения была действительно женщина – предположение, не лишенное оснований, – тогда в чистой, обожествленной маскулинности Христа ей недоставало уравновешивающей феминности. Отсюда откровение: «Я есмь оба – и мужчина, и женщина». Данная психологема до сих пор интегрирована в католическую концепцию андрогинности Христа как «Virgo de Virgine», хотя это скорее sententia communis, нежели conclusio. Средневековая иконография иногда изображает Христа с женской грудью, в соответствии с Песнью Соломона, 1:1: «Ибо сосцы [лат. ubera; в русском переводе «ласки»] твои лучше вина». У Мехтхильды Магдебургской душа замечает, что когда Господь поцеловал ее[589], оказалось, что у него, вопреки всяким ожиданиям, нет бороды. Признаки маскулинности отсутствовали. У Мехтхильды было видение, подобное видению Марии, где та же проблема решалась под другим углом: ей привиделось, что она перенеслась на «скалистую гору», где сидела Благословенная Дева в ожидании рождения божественного младенца. Когда тот родился, она обняла его и трижды поцеловала. Как указано в тексте, гора – аллегория «spiritualis habitus», или духовной установки. «Божественным наитием она знала, что Сын есть cокровенная сущность [medulla] сердца Отца». Эта medulla «укрепляющая, исцеляющая и сладчайшая»; «сила и величайшая сладостность» Бога даются нам через Сына, «Спасителя и сильнейшего, сладчайшего Утешителя», но и «сущность души есть сие сладчайшее»[590]. Из этого ясно, что Мехтхильда приравнивает «medulla» к сердцу Отца, Сыну и внутреннему человеку. С психологической точки зрения, «сие сладчайшее» соответствует самости, неотличимой от образа Бога.
321 Между двумя видениями имеется существенное отличие. Античное откровение изображает рождение Евы от Адама на духовном уровне второго Адама (Христа), из чьего бока появляется в качестве дочери Христа женская пневма, или вторая Ева, то есть душа. Как уже упоминалось, с христианской точки зрения душа толкуется как Церковь: она – жена, которая «обнимает мужа»[591] и умащает ноги Господа. Видение Мехтхильды продолжает священный миф: дочь-невеста стала матерью и рождает Отца в виде Сына. То, что Сын близок к самости, очевидно из акцента на кватернарной природе Христа: у него «четверной голос» (quadruplex vox)[592], у его сердца – четыре разновидности пульса[593], а от лица его исходят четыре луча света[594]. В этом образе говорит новое тысячелетие. Майстер Экхарт, используя другую формулировку, говорит, что «Бог рождается из души»; когда же мы добираемся до «Странника-херувима»[595] Ангелуса Силезиуса, то видим, что Бог и самость совпадают абсолютно. Времена в корне изменились: порождающая сила более не исходит от Бога, скорее, Бог рождается из души. Мифологема молодого умирающего бога приобрела психологическую форму – признак дальнейшей ассимиляции и осознания.
322 4. Однако вернемся к первому видению: за порождением женщины следует СОВОКУПЛЕНИЕ. Hieros gamos на горе представляет собой хорошо известный мотив[596]: на старинных алхимических рисунках гермафродит часто появляется на возвышенностях. Алхимики также говорят об Адаме, который постоянно носит свою Еву с собой. Их coniunctio – акт инцеста, но не между отцом и дочерью, а, в соответствии с изменившимися временами, между братом и сестрой либо между матерью и сыном. Второй вариант соответствует древней египетской мифологеме Амена как Ка-мутефа, что означает «супруг своей матери», или Мут, которая является «матерью своего отца и дочерью своего сына»[597]. Идея совокупления с самим собой – тема, часто повторяющаяся в описаниях творца мира: например, Бог разделяется на мужскую и женскую половины[598], или оплодотворяет себя способом, который с легкостью мог послужить прототипом для видения «Interrogationes». Так, соответствующий отрывок из гелиопольской истории Творения гласит: «Я, – даже Я, – соединился со своим кулаком, я слился в объятии с моей тенью, я излил семя в мои уста, я произвел потомство в облике Шу, я испустил влагу в форме Тефнут»[599].
323 Хотя идея самооплодотворения в нашем видении не затрагивается, ее тесная связь с представлениями о космогоническом самотворце не вызывает сомнений. Здесь, однако, сотворение мира уступает место духовному обновлению. Вот почему из семени не возникает никакой видимой твари; оно означает питание жизни, «дабы жить». А поскольку, как показывает сам текст, видение следует понимать в «небесном» или духовном плане, истечение () относится к , что на языке Евангелий означает живую воду, «втекающую в вечную жизнь». Видение в целом напоминает соответствующую алхимическую символику. Его выраженный натурализм, неприятно резкий в сравнении со сдержанностью церковного языка, указывает, с одной стороны, на архаические формы религии, идеи и способы выражения которых давно устарели, а с другой – прокладывает путь еще очень грубым наблюдениям Природы, только начавшей ассимилировать архетип человека. Такое положение дел сохранялось вплоть до XVII века, когда Иоганн Кеплер признал в Троице основную структуру вселенной – иными словами, когда он ассимилировал данный архетип в астрономическую картину мира[600].
5
324 После такого экскурса в область фаллических синонимов Первочеловека вернемся к рассказу Ипполита о центральных символах наасенов и продолжим перечень утверждений о Гермесе.
325 Гермес – заклинатель духов (), проводник душ () и родитель душ (). Но души были «ниспосланы вниз от благословенного небесного Человека, архичеловека, Адамаса… в глиняные формы, дабы они могли служить демиургу сего творения, Есалдаю, огенному богу, четвертому по порядку»[601]. Есалдай соответствует Иалдабаофу, верховному архону, а также Сатурну[602]. «Четвертый» указывает на четвертую Ипостась – дьявола, противостоящего Троице. «Иалдабаоф» означает «дитя хаоса»; так, Гёте, заимствуя алхимическую терминологию, метко называет дьявола «хаоса странным твореньем».
326 Гермес вооружен золотым жезлом[603], «по желанью его наводящий на бодрых сон, отверзающий сном затворенные очи у сонных». Наасены связывали это с Еф., 5:14: «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос». Как алхимики использовали известную аллегорию Христа – lapis angularis, или краеугольный камень, – для своего lapis philosophorum, так и наасены приняли ее в качестве символа своего Протантропоса Адама или, точнее, «внутреннего человека», который есть скала или камень, ибо он происходит от , «упавшего от Адамаса, небесного архичеловека»[604]. Алхимики утверждали, что их камень «высечен из скалы без помощи рук»[605]; то же говорят и наасены о внутреннем человеке, низведенном «в форму забвения»[606]. У Епифания гора – архичеловек Христос, из которого высечен камень или внутренний человек. Согласно толкованию Епифания, это означает, что внутренний человек зарождается «без участия человеческого семени»: «малый камень, каковой становится великой горою»[607].
327 Протантропос – это Логос, за которым души следуют «с визгом», подобно летучим мышам, летящим за Гермесом в nekyia. Он ведет их к Океану и – согласно бессмертным стихам Гомера – «мимо ворот Гелиосовых, мимо пределов, где боги сна обитают». «Это Океан, источник богов и людей, то подступающий, то отступающий». Людей порождает отлив, богов – прилив. «Об этом, говорят они, и написано: “Я сказал: вы – боги и все вы – сыны Всевышнего”»[608]. Здесь родство или тождество Бога и человека выражено эксплицитно, в Священном Писании, равно как и в учении нaaceнов.
6
328 Наасены, как сообщает Ипполит[609], выводили все из триады, состоящей, во‐первых, из «благословенной природы благословенного высшего Человека, Адамаса», во‐вторых, из смертной природы низшего человека и, в третьих, из «бесцарской расы, порожденной свыше», к которой принадлежат «желанная Мариам, и великий мудрец Иофор[610], и провидица Сепфора[611], и Моисей, потомство которого было не в Египте»[612]. Все четыре образуют брачный quaternio[613] классического типа:
329 Моисей соответствует мужу, Сепфора – жене; Мариам (Мириам) – сестра Моисея; Иофор (Иефрон) представляет собой архетип мудрого старца и соответствует отцовскому анимусу, если quaternio относится к женщине. Однако тот факт, что Иофор назван «великим мудрецом», предполагает, что quaternio принадлежит мужчине. В случае женщины акцент был бы сделан не на мудреце, как здесь, а на Мариам, которая тогда приобрела бы значение Великой Матери. В любом случае в нашем