62 Бессознательного боится гораздо больше людей, чем можно ожидать. Они боятся даже собственной тени. Когда же дело доходит до анимы и анимуса, этот страх превращается в панику. Сизигия в самом деле репрезентирует психические содержания, которые врываются в сознание при психозе (явственнее всего при параноидных формах шизофрении)[24]. Преодоление такого страха зачастую означает величайшее моральное достижение, и все же это не единственное условие, которое должно быть выполнено на пути к настоящему переживанию самости.
63 Тень, сизигия и самость суть психические факторы, адекватное представление о которых можно составить лишь на основе более или менее всеобъемлющего их переживания. Поскольку эти понятия возникают из переживания реальности, они могут быть прояснены только дальнейшим опытом. Философы найдут в них массу поводов для возражений, если, конечно, не начнут с признания того, что речь идет о фактах и что «понятие» есть всего-навсего краткое описание или определение этих фактов. Подобная критика способна повлиять на объект не больше, чем рассуждения зоологов – на утконоса. Важно не само понятие; понятие есть всего лишь слово, фишка, и имеет определенное значение и применение только потому, что обозначает некую совокупность переживаний. К несчастью, я не в состоянии передать этот опыт моим читателям. В многочисленных публикациях я старался, с помощью клинического материала, обрисовать не только природу этих переживаний, но и метод их получения. Везде, где мои методы применялись по-настоящему, приведенные мной факты подтверждались. Спутники Юпитера можно было увидеть и во времена Галилея, если бы только кто-нибудь взял на себя труд воспользоваться его телескопом.
64 За пределами более узкой сферы профессиональной психологии эти фигуры находят понимание у всех, кто обладает хоть какими-то познаниями в области сравнительной мифологии. Они без труда узнают в тени враждебного представителя темного хтонического мира – фигуру, чьи характерные черты универсальны. Сизигия доступна непосредственному восприятию как психический прототип всех божественных пар. Наконец самость, в силу своих эмпирических особенностей, оказывается eidos, лежащим в основе важнейших идей единства и целокупности, присущих всем монотеистическим и монистическим системам.
65 Я считаю эти параллели крайне важными, ибо с их помощью возможно соотнести так называемые метафизические понятия, утратившие ключевую связь с естественным опытом, с живыми, универсальными психическими процессами, дабы они могли вернуть себе свое истинное первоначальное значение. Тем самым восстанавливается связь между эго и проецируемыми содержаниями, ныне формулируемыми как «метафизические» идеи. К сожалению, как уже говорилось, сам факт существования метафизических идей и вера в них отнюдь не доказывают действительного существования их содержания или объекта, с которым они соотносятся, хотя совпадение идеи с реальностью в форме особого психического состояния, состояния благодати, не следует считать невозможным, даже если субъект неспособен вызвать его волевым усилием. Как только метафизические идеи утратили способность вызывать в памяти первоначальный опыт, они не просто стали бесполезны, но и оказались настоящим препятствием на пути к дальнейшему развитию. Человек цепляется за то, что когда-то означало богатство; чем бесполезнее, непонятнее и безжизненнее оно становится, тем упрямее цепляются за него люди. (Естественно, они держатся только за стерильные идеи; живые идеи достаточно содержательны и богаты, а потому держаться за них не обязательно.) Так, с течением времени нечто, полное смысла, превращается в бессмыслицу. Такова, к несчастью, судьба всех метафизических идей.
66 Вопрос о том, что же могут означать подобные идеи, волнует сегодня многих. Мир, хотя он еще не полностью отвернулся от традиции, давно уже не жаждет услышать «откровение»: он предпочел бы услышать, чтó это откровение значит. Слова, звучащие с кафедр проповедников, непонятны и требуют объяснения. Как смерть Христа принесла нам спасение, если никто не чувствует себя спасенным? Каким образом Иисус может быть Богочеловеком и что из себя представляет такое существо? Что такое Троица, непорочное зачатие, причащение и все прочее? Какова связь между миром подобных понятий и миром повседневным, чью материальную реальность изучают самые разнообразные естественные науки? По меньшей мере шестнадцать часов из двадцати четырех мы живем в этом повседневном мире, а оставшиеся восемь предпочитаем проводить в бессознательном состоянии. Где и когда происходит нечто такое, что может хоть отдаленно напомнить нам о таких явлениях, как ангелы, манна небесная, благословения, воскрешение мертвых и т. д.? Весьма удивительным открытием было обнаружить, что во время бессознательного состояния сна наблюдаются так называемые «сновидения», которые иногда содержат сцены, имеющие отнюдь не незначительное сходство с мифологическими мотивами. Мифы суть рассказы о чудесах и повествуют обо всех тех вещах, которые очень часто выступают объектами веры.
67 В повседневном мире сознания эти вещи едва ли существуют; иными словами, до 1933 года разве что лунатиков считали одержимыми живыми фрагментами мифологии. Позже мир героев и чудовищ распространился, словно опустошительный пожар, на целые народы и доказал, что странный мир мифов отнюдь не утратил жизнеспособность за несколько столетий рационализма и просвещения. Если метафизические идеи больше не оказывают столь зачаровывающего действия, как раньше, то это объясняется отнюдь не недостатком примитивности в европейской психике, но исключительно тем фактом, что прежние символы больше не выражают то, что отныне поднимается из бессознательного как конечный результат многовекового развития христианского сознания. Этот конечный результат – antimimon pneuma, вероломный дух высокомерия, истерии, преступной аморальности и доктринерского фанатизма, проповедник ложных духовных ценностей, псевдоискусства, невнятных философских потуг и утопической чуши, пригодных разве что для скармливания нынешнему массовому потребителю. Именно так выглядит постхристианский дух.
V. Христос, символ самости
68 Дехристианизация нашего мира, люциферовское развитие науки и технологий, а также устрашающие материальные и моральные разрушения, которые оставила после себя Вторая мировая война, не раз сравнивали с эсхатологическими событиями, предсказанными в Новом Завете. Последние, как известно, связаны с пришествием Антихриста: «Это антихрист, отвергающий Отца и Сына»[25]. «Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа… это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет»[26]. Апокалипсис полон ожиданий ужасных событий, которые произойдут в конце времен, перед браком Агнца. Это ясно показывает, что anima christiana обладает твердым знанием не только о существовании врага рода человеческого, но и о том, что враг этот в будущем узурпирует власть.
69 Почему, может спросить меня читатель, я заговорил о Христе и его противнике, Антихристе? Рассуждения неизбежно подводят нас к Христу, ибо он является живым мифом нашей культуры. Он – наш культурный герой, который, независимо от своего исторического существования, воплощает миф о божественном Первочеловеке, мистическом Адаме. Именно он занимает центр христианской мандалы, он – Повелитель тетраморфов, четырех символов евангелистов, подобных четырем столпам его трона. Он в нас, а мы – в нем. Его царствие – драгоценная жемчужина, зарытый в поле клад, горчичное зерно, из которого вырастет великое дерево, небесный град[27]. Как Христос находится в нас, так пребывает в нас и его небесное царство[28].
70 Этих нескольких общеизвестных ссылок должно быть достаточно, чтобы прояснить психологическую позицию, которую занимает символ Христа. Христос воплощает архетип самости[29]. Он представляет божественную или небесную целокупность, прославленного человека, сына Божьего sine macula peccati, незапятнанного грехом. Как Adam secundus он соответствует первому Адаму до грехопадения, когда тот еще являл собой чистый образ Божий, о котором Тертуллиан (ум. в 222 г.) говорит: «И, следовательно, Божий образ должен считаться проявляющимся в человеке так: человеческий дух имеет те же самые движения и чувства, которые и Бог, хотя и не такие, какие Бог»[30]. Ориген (185–254 гг.) более конкретен: imago Dei, запечатленный в душе, а не в теле[31], есть образ образа, «ибо душа моя не есть собственно образ Божий, но сотворена по подобию первого образа»[32]. Христос же, с другой стороны, есть подлинный образ Божий[33], по чьему подобию сотворен наш внутренний человек – невидимый, бестелесный, непорочный и бессмертный[34]. Образ Бога в нас обнаруживает себя через «prudentia, iustitia, moderatio, sapientia et disciplina»[35].
71 Блаженный Августин (354–430 гг.) различает образ Бога, каковым является Христос, и образ, имплантированный в человека как способ или возможность уподобиться Богу[36]. Образ Божий пребывает не в телесном человеке, a в anima rationalis, обладание которой отличает человека от животных. «Образ Бога внутри, не в теле… там, где понимание, там, где разум, там, где способность исследовать истину – там имеет Бог образ свой»