Постановка органов епархиального управления – собрания и совета
Принципиальное решение в ту или иную сторону вопроса о «соотношении сил» в епархии на различных этапах предсоборной подготовки повлияло, конечно, в первую очередь на постановку органов епархиального управления – консистории (правления) и съезда (собрания), реформу которых мы теперь рассмотрим.
§ 1. В Предсоборном совете
Предсоборный совет, в соответствии со своими радикальными принципиальными постановлениями, коренным образом изменил законопроект Предсоборного совещания в отношении постановки органов епархиального управления или, если следовать мысли совета, – органов епархиальной власти.
Соответствующие заседания III отдела Совета проходили в наиболее многочисленном составе (от 8 до 14 членов) – до того присутствовало лишь пять или шесть членов отдела. В своем пятом заседании, 12 июля, отдел сделал первый и, может быть, основной практический вывод из принятого им ранее[1288] принципиального положения. В соответствии с проектом Всероссийского съезда, во главе епархиального управления ставился епархиальный собор (глава о котором, следовательно, выносилась в начало проекта Совета)[1289].
Отдел поставил вопрос об именовании этого органа: «Можно ли епархиальному собранию представителей клира и мирян, возглавляемому епископом, усвоить название собора?» По мнению сторонников положительного ответа на этот вопрос «исторические исследования первых веков христианства показывают, что основой, зерном собора была именно отдельная церковная община, возглавляемая своим епископом», и лишь затем к ее собранию присоединяются епископы других епархий, так что образуются митрополичьи (областные) соборы. Аргументировалось это еще и на основе мнения о том, что каждая епархия является Поместной Церковью, которая должна отображать все свойства Вселенской Церкви[1290]. Большинство отдела поддержало эту точку зрения, однако преосвященный Георгий (Ярошевский) остался при особом мнении: понятие «собор» предполагает собрание нескольких единиц, а епархия – лишь одна единица. Кроме того, добавлял он, история не знает соборов с одним только епископом[1291]. Желая, может быть, сгладить произведенное им ограничение прав епископа, или, как отмечено в протоколе, «в целях оттенить значение епископа» отдел принял статью 3 (25) проекта Всероссийского съезда в такой редакции – «Епархиальные соборы, обыкновенные и чрезвычайные, созываются епископом по соглашению с епархиальным советом»[1292].
При переходе к главе проекта Всероссийского съезда, касающейся определения прав епархиального архиерея, обострилось расхождение между приверженцами данного «революционного» проекта и сторонниками «консервативного» проекта Предсоборного совещания, соответствующий параграф которого (22) был ранее одобрен во втором заседании отдела Совета.
Члены Совета сошлись на том, что в основе должна лежать формулировка Всероссийского съезда, «но с тем, чтобы в ней было сделано указание и на начальственное значение епископа, однако в духе церковном». В итоге была принята формула:
Епископ, как преемник Святых Апостол и носитель Апостольской власти, есть предстоятель местной церкви, блюститель веры и нравственности и руководитель вверенной ему паствы, действующий в согласии с епархиальным собором на основании канонов Церкви и определений Всероссийского Собора[1293] (§ 84).
Споры возобновились при обсуждении соотношения прав епископа и епархиального совета. «Епископ управляет своей епархией совместно с Епархиальным советом, в заседаниях которого он является председателем», гласил проект Всероссийского съезда (ст. 32). Предметом разногласий стал вопрос о том, управляет ли архиерей епархией при участии епархиального совета или совместно с епархиальным советом. В защиту первой формы правления было указано, что «епископ не будет в этом случае так ограничен в своих действиях, особенно иерархических, как это возможно в случае втором, где он совершенно уравнивается с рядовым членом совета». На это возражали, что вторая форма правления «вполне соответствует соборному началу и данным истории и каноники и вносит больше связи и духа братской любви между епископом и клиром и паствой»; дела же иерархические, то есть, судя по приведенным выше рассуждениям, – «сакраментальные» – следовало выделить в отдельную область с единоличной властью епископа. При голосовании возобладало второе понимание – его придерживались шесть из 11 присутствующих в заседании. Однако по важности вопроса и незначительности разрыва голосов решено было на общее собрание Предсоборного совета представить обе формулы: «Епископ <…> действует при участии епархиального совета / совместно с епархиальным советом»[1294] (§ 88). Заметим, что в отпечатанном в типографии и представленном соборному отделу Об епархиальном управлении проекте по неясной причине указан лишь вариант меньшинства, хотя проект отдела Совета не был представлен в общем заседании последнего, а значит, не мог и пройти дополнительную корректировку.
В дальнейших своих занятиях III отдел Предсоборного совета пересмотрел II–V главы проекта Предсоборного совещания в целях окончательного редактирования и согласования их с уже принятыми положениями, а также принял, за некоторыми изменениями и дополнениями (взятыми, в частности, из синодального «Временного положения о церковно-епархиальных советах»), главу проекта Всероссийского съезда о епархиальном совете. Отдел также присоединил к главе о епархиальном архиерее отредактированные параграфы из главы проекта Совещания о канцелярии при епархиальном архиерее (проект Совещания, § 68–72; проект Совета, § 93–94)[1295].
В отношении этих решений отдела можно остановиться на следующих моментах.
Прежде всего, отдел исключил из ст. 1 проекта Всероссийского съезда слова об ответственности епархиального совета перед епархиальным собором. Примечательна мотивировка: «Так как слова эти могут подать повод к мысли об ответственности епископа пред самим собой».
Кроме того, возникло разногласие по поводу участия в совете мирян и низших клириков. Часть членов отдела предполагала, что число их следует ограничить, аргументируя, что «те и другие элементы нетрудоспособны, во всяком случае – непродуктивны»[1296]. Другие члены отдела предлагали установить два совета – пресвитериум и смешанный. Им отвечали, что «ограничение в Совете числа мирян и низших клириков не соответствует во всех церковных реформах началу соборности и не может найти для себя достаточного оправдания в древней церковной истории»[1297]. Поправки были отклонены.
Следует, наконец, отметить два вопроса, хотя и меньшего значения, однако повлекшие за собой «особые мнения». Первое разногласие, при котором голоса разделились поровну, возникло по поводу образовательного ценза членов совета. Половина членов отдела высказалась за обязательность для них среднего образования, указывая на «необходимость иметь в совете людей сведущих, трудоспособных и вообще культурных». Другая половина членов отдела считала, что следует ограничиться словами о «желательности» для членов епархиального совета среднего образования. В противном случае, замечали они, многие будут устранены из участия в совете, причем из «людей строго церковно настроенных, каковые собственно и нужны для Церкви, но каковыми часто не бывают лица с образованием». Хотя было постановлено внести на рассмотрение общего собрания Предсоборного совета оба предложения, в окончательный типографский проект вошло лишь первое (§ 100)[1298]. Разногласие, при меньшинстве в пять из 11 членов отдела, вызвал также вопрос о главе совета в период вдовства кафедры: по мнению большинства, совет должен был избрать своего председателя, по мнению меньшинства – председателем становился старший из пресвитеров (в данном случае различие мнений отмечено в типографском проекте Совета – § 102). Аргументация сторон в протоколах заседаний отдела Предсоборного совета не отражена.
В своих последних заседаниях[1299] III отдел Совета рассматривал вторую часть проекта Предсоборного совещания, касающуюся устройства епархиального правления – бывшей консистории. Работа отдела здесь была в основном редакторской – проводились основные положения, разработанные в предыдущих заседаниях отдела. В члены правления, по проекту, могли избираться низшие клирики или миряне. Избрание председателя правления было передано в ведение епархиального собора. В проекте Совещания ряд статей определяет отношение архиерея к правлению, его право утверждения или неутверждения решений правления. Все эти права отнесены отделом Совета в область полномочий епархиального совета. Соответственно, в данных параграфах слова «епархиальный архиерей» заменяются словами «епархиальный совет». В корне изменено значение секретаря епархиального правления: по проекту отдела Предсоборного совета, секретарь избирался самим правлением и утверждался епархиальным советом (ср. проект Совещания: «Секретарь Епархиального Правления назначается (и увольняется) Обер-Прокурором Святейшего Синода, по сношению с епархиальным Архиереем»). Все параграфы, в которых шла речь о связи секретаря с обер-прокурором, были исключены.
Исключены были также параграфы, детализирующие право секретаря выносить заключение о несоответствии решений консистории закону, и сохранена лишь общая формула «не принимая участия в постановлении решений, Секретарь, при обсуждении дел, дает свое заключение о законном направлении сих дел».
Наконец, существенным, на наш взгляд, изменением, внесенным отделом в проект Совещания, стало исключение из законопроекта § 74: «Епархиальное правление, составляя вместе с епархиальным архиереем епархиальное начальство, состоит в ведении Святейшего Синода, как высшего Российской Церкви органа власти»[1300].
В последнем заседании отдела был представлен проект о епархиальном соборе, подготовленный приглашенным Синодом в члены Предсоборного совета директором Хозяйственного управления при Синоде А. А. Осецким. По всей вероятности, либо Предсоборным советом, либо Синодом ему было поручено представить подробный регламент для епархиальных соборов[1301]. Отдел исключил из этого проекта первые три параграфа, так как они по содержанию совпадали со параграфами уже принятого отделом проекта. Все же остальные параграфы с очень небольшой редакторской правкой и за исключением нескольких из них, также по редакторским причинам, составили § 21–83 проекта отдела. При этом § 21–32 были рассмотрены в последнем заседании отдела, остальные же были, согласно руководящим указаниям отдела, отредактированы и внесены в проект товарищем председателя отдела протоиереем Ф. Д. Филоненко[1302].
§ 2. В соборном отделе Об епархиальном управлении
Очевидно, что выработанная в отделе согласительная формула, определявшая принципиальный подход к вопросу о епархиальном управлении, была компромиссной и в целом склонялась, скорее, в сторону меньшинства: хотя за епископом оставлялись право вето и возможность перенесения вопросов на усмотрение высшего церковного управления, в самом процессе решения определенного круга вопросов он, однако, уравнивался в правах с клириками и мирянами. Новый виток затихшего было конфликта становился неизбежным. Поводом к обострению стал вопрос об именовании епархиальных органов управления. Согласительная комиссия предложила назвать их соответственно епархиальным собором и епархиальным советом. В 18‑м заседании отдела этим именованиям были противопоставлены названия собрание и правление.
Именование периодического органа управления епархиальным собором защищал А. И. Покровский, опираясь на аргумент, что «епархия есть малая самозаключенная церковь». Отвергая мнение, что соборы составляются только из епископов, Покровский заметил: «Эта мысль – неправильная. Вся церковная жизнь должна быть проникнута началом соборности. И в канонах различаются соборы большие и меньшие»[1303]. Со своей стороны, И. М. Громогласов, в доказательство того, что «греческое σύνοδος, латинское concilium употребляются не только в значении собрания епископов, но и в смысле собрания епископа с паствой»[1304], ссылался на многочисленные исторические прецеденты[1305], но при этом ставил вопрос по-другому – целесообразно ли сейчас употреблять такое именование?
Против именования епархиального собрания собором возражал ряд архиереев[1306], а также Н. Д. Кузнецов, отвергавший понимание епархии как самозамкнутой единицы: «В епархии не может быть полноты церковного управления». Поэтому, добавил он, употребление слова «собор» в данном случае неправильно «и может сопровождаться вредными последствиями, особенно в настоящее время, когда всюду растет сепаратизм». Относительно же древнего, в частности, древнерусского словоупотребления, то, по мнению Кузнецова, если «собор» и употребляется в ином смысле в некоторых русских сочинениях, то «одно дело термин литературный, а другое – законодательный. Законодательный термин должен дать норму церковной жизни». «Нужно епархиальные собрания назвать именно собраниями, этим будет отмечено, что в епархии нет полноты церковной жизни», – заключил оратор. Его мнение было поддержано большинством присутствующих в заседании.
Еще ярче расхождение большинства и меньшинства отдела выявилось при обсуждении именования постоянного органа епархиального управления: предлагалось назвать его либо советом, либо правлением.
В самом начале разработки данного законопроекта в отделе было постановлено отклонить предложенное Предсоборным совещанием и сохраненное Предсоборным советом разделение между епархиальным советом и епархиальным правлением. Представляется верным замечание П. Б. Мансурова о том, что устранение деления на два органа является существенной потерей по сравнению с проектами Предсоборного совещания и Предсоборного совета. Действительно, в этих проектах ясно выделялся административно-исполнительный орган, сопоставимый с консисторией – епархиальное правление. Епархиальный совет же в том и другом проекте был призван «завалить» ту «пропасть», которая существовала между епископом и паствой (хотя, конечно, Совещание и Совет по-разному понимали место этого органа в епархиальном управлении). Если же этот орган займется работой прежних консисторий, замечал Мансуров, его выборные члены превратятся в чиновников, поглощенных своим специальным делом; «они не будут уже представителями церковного сознания своей общины»[1307]. Характерно в этом смысле, что, согласно проекту отдела Об епархиальном управлении, епископ председательствует в совете лишь «при рассмотрении важнейших дел» (§ 48). В намерение членов отдела, тем более сторонников формулы меньшинства, не входило принижение совета до роли административного и исполнительного учреждения, к совету лишь перешли функции проектируемого прежде правления, равно как и функции проектируемого совета: так возражал Мансурову А. И. Покровский[1308]. Конечно, вполне разумно то, чтобы члены совета-правления (то есть присутствия консистории) являли собой и совет-совещание при архиерее. Это избавляет от излишней финансовой нагрузки, требуемой созданием двух органов – именно эта аргументация и была выдвинута в пользу создания однопалатной системы правления[1309]. Однако тогда, желательно было бы выделить функцию «совета», разграничив ее с исполнительной функцией правления. В основу можно было взять, к примеру, главу о епархиальном совете из проекта Предсоборного совещания. В противном случае совет мог de facto превратиться в «собрание административных лиц, а не представительство жизни и общественного сознания»[1310]. Впрочем, в проект отдела был включен значимый § 45, составленный комиссией заново; благодаря этому параграфу значение совета все же не могло быть сведено к роли административно-исполнительного органа:
Епархиальному совету принадлежит право почина в возбуждении общих вопросов, касающихся церковно-епархиальной жизни, их обсуждения и проведения в жизнь, по рассмотрении их епархиальным собранием и одобрении епархиальным епископом.
Вернемся теперь к спорам, возникшим в связи с именованием этого органа. Покровский, защищая именование совет, аргументировал, что проектируемый орган – «тот же древний пресвитериум, который вначале состоял из пресвитеров, а впоследствии пополнялся и мирянами».
Название в данном случае должно стать символом. Принимая название епархиальное правление, мы тем самым низведем это учреждение до положения архиерейской канцелярии. Между тем это – представительный орган, и нужно оградить его в этом достоинстве[1311].
Действительно, возражавшие Покровскому преосвященные Серафим (Александров), Кирилл (Смирнов), Андроник (Никольский) предлагали название правление, аргументируя, что речь идет о б органе правящем, исполнительном, административном.
Епископ через этот орган управляет епархией, а в отсутствие епископа оно само управляет епархией. Учреждение исполнительное должно называться не советом, а правлением. Природа совета совсем не та; там вопросы решаются простым большинством голосов, а здесь епископ является полновластным распорядителем.
Особенно же ясно, в отклонение от согласительной формулы, высказался преосвященный Кирилл: «Правление должно быть архиерейской канцелярией. Если епископ не управляет своей епархией, а только совещается, то, значит, он не стоит во главе епархии»[1312]. Именование правление было принято большинством в 14 голосов против 10, причем среди большинства было 11 епископов и два архимандрита[1313].
После принятия этого решения А. И. Покровский, утверждая, что «принятыми положениями и теми толкованиями, которыми сопровождаются в отделе эти положения, смята вся согласительная формула», сложил с себя звание докладчика отдела и указал, что меньшинство выступит на Соборе с отдельным докладом[1314]. Покровский, в частности, ссылался на то, что указанные изменения были приняты «при очень незначительном кворуме (в 24–25 человек) и крайне спешном темпе работы»[1315].
В следующем заседании отдела представитель большинства архиепископ Кирилл (Смирнов) подчеркивал:
А. И. Покровский и его сторонники почему-то настаивают на термине «совет». Мы видим здесь проявление настойчивой деятельности, направленной к тому, чтобы ограничить право епископа. Нам настойчиво внушается мысль, что везде он только равный с другими: его голос есть только голос одного из членов. И эта идея наилучше выражается в термине «совет».
Сопоставляя с другими органами, называющимися советами (благочиннический совет, государственный совет, училищный совет и проч.), в которых участники равны, преосвященный Кирилл утверждает, что «хотят протолкнуть мысль о том, что епископ есть только председатель в совете». «Но мы знаем, – заключил архиепископ Кирилл, – что подобная идея унижения епископских полномочий не принята разумом соборным»[1316].
Возражая владыке, Покровский, оговорившись, что готов признать именование «епархиальное собрание», указал, что в согласительной формуле он сам придал «все значение епископской власти». Именование же «правление», по его мнению, «принижает самую природу нового учреждения» и недопустимо, поскольку «этим термином обозначается нечто второстепенное»[1317]. При повторном голосовании мнение Покровского было уважено.
Помимо указанных выше принципиальных положений проекта определения Об епархиальном управлении, остальные параграфы были приняты отделом почти без изменений в редакции согласительной комиссии[1318]. В главу о епархиальном собрании были перенесены из проекта Совета общие параграфы и параграфы о круге дел собрания, переписанные применительно к согласительной формуле. В отличие от проекта Совета, здесь почти не оговорена процессуальная часть (исключены § 21–22,24–27,29–73,80–83 проекта Совета). Глава о епархиальном совете, разработанная, опять же, применительно к согласительной формуле, в значительной степени была основана на вводной части главы о епархиальном правлении проекта Совета (и Совещания). Детально был разработан параграф о круге дел епархиального совета (§ 55 проекта отдела). Этот круг дел был механически переписан с круга дел духовной консистории: пункты а – е § 55 проекта отдела соответствуют заголовкам глав II–VI УДК. Существенно был изменен, по сравнению с предложением Предсоборного совета, предлагаемый состав епархиального совета: вместо равенства клириков и мирян здесь предполагалось большинство пресвитеров (не менее трех, при составе в пять человек)[1319].
Уже много позднее, после того, как определение Об епархиалъномуправлении было обсуждено и принято Собором, отдел в своем 23 заседании (19 февраля /4 марта/ 1918 года) обсудил проект «Правил делопроизводства в Епархиальном совете», которые были выработаны «особой комиссией из членов отдела при участии некоторых чинов Синодальных учреждений, а также Секретаря Московской Консистории»[1320]. «Правила» являются редакцией главы DC «О делопроизводстве в Епархиальном Правлении» проекта Предсоборного совета (она же – глава XII проекта Предсоборного совещания). Редакционная правка относится, во-первых, к изменению названий учреждений, во-вторых, к восстановлению прав епархиального архиерея, перенесенных на «епархиальный совет» в проекте Предсоборного совета, то есть к восстановлению отношений, предположенных в проекте Предсоборного совещания[1321]. Помимо этого из проекта Совета исключен ряд статей второстепенного характера, например, о том, что «сведения и справки, требуемые от Епархиального Правления присутственными местами, должны быть сообщаемы в возможной скорости» и тому подобные.
Единственным существенным изменением является указание на ход дела, по решению которого епархиальный архиерей разошелся с епархиальным советом: в таком случае, оно переносится на усмотрение высшей церковной власти. Это изменение было внесено в соответствии со ст. 61 принятого к тому времени Собором определения Об епархиальном управлении (а восходит это изменение к пункту II – С согласительной формулы). Утвержденный отделом проект правил был направлен на усмотрение Священного Синода[1322]. Из стенограммы работы Собора за 26 марта (8 апреля) 1918 года мы узнаем о том, что эти правила Высшим церковным управлением были разосланы по епархиям[1323].
§ 3. На Соборе
При предварительном рассмотрении главы III проекта отдела («О епархиальном собрании»), предшествующем постатейному обсуждению, архиепископом Серафимом (Чичаговым) был высказан ряд замечаний, касающихся круга дел, отнесенных к компетенции Собора. В целом, по мнению преосвященного Серафима, «так содействовать епископу значит лишить его власти и всякого дела, уничтожить его авторитет и убить в нем творческую силу»[1324]. Однако даже такие защитники полноты епископской власти как преосвященные Тамбовский Кирилл (Смирнов) и Челябинский Серафим (Александров) не согласились с архиепископом Серафимом[1325]. Более того, епископ Серафим указал, цитируя согласительную формулу, что «содействие епископу со стороны клира и мирян <…> понимается в смысле органического сотрудничества каждого члена Церкви в свою меру». При этом докладчик следующим образом обобщил основы этого сотрудничества: «Право почина, внесения, разрешения и утверждения принадлежит епископу, а разработка вопросов – Высшему Собранию»[1326]. При постатейном чтении архиепископ Серафим уже не счел нужным внести представленные им примечания в виде поправок к проекту.
В целом, статьи о круге дел епархиального собрания (§ 34–39 проекта отдела; ст. 37–42 Определения) были приняты Собором без существенных изменений – последние касались лишь частностей. Можно отметить необычайную длительность обсуждения вопроса о денежном обложении монастырей и приходов[1327]. По замечанию одного из соборян, «как только дело у нас коснулось кошелька, начались споры»[1328].
Содержание этих статей восходит к проекту А. А. Осецкого. Статьи в редакции протоиерея Ф. Д. Филоненко были внесены в проект Предсоборного совета без их подробного рассмотрения в соответствующем его отделе[1329], а затем лишь немного выправлены в соборном отделе, применительно к согласительной формуле[1330]. Статьи 38–42 (по нумерации соборного определения) в значительной степени восходят к предложениям, сформулированным в свое время IV отделом Предсоборного присутствия[1331].
Можно задаться вопросом о том, в каком смысле епархиальное собрание «наблюдает за всем течением епархиальной жизни» (§ 34 проекта отдела; ст. 37 соборного Определения). На наш взгляд, этот пункт является лишь предпосылкой к ст. 38–42 соборного постановления (§ 35–39 проекта отдела), определяющим области, в которых собрание имеет компетенцию. К примеру, оценка и определение священнослужителей на места является, без сомнения, частью епархиальной жизни. Однако соборный отдел подчеркнуто исключил эту область из компетенции епархиального собрания пунктом П-В/1 своей согласительной формулы. Компетенция собрания, определенная ст. 38–42, более всего распространяется на решение материального и организационного аспектов указанных здесь областей (касающихся миссионерства и катехизации населения, местных духовных школ, благотворительности). Кроме того, епархиальное собрание избирает членов епархиального совета и епархиальных учреждений. Заметим, что право собрания избирать членов епархиального суда, указанное в ст. 37 соборного Определения, нельзя считать вступившим в силу. Соответствующее предначертание отдела О церковном суде было отвергнуто Совещанием епископов[1332], а потому связанные с ним решения не могут считаться правомочными.
Наконец, можно отметить еще три существенных изменения, внесенных Собором в III главу проекта отдела. Эти поправки усиливают значение и власть епископа в епархиальном управлении.
Во-первых, утвердив по предложению архиепископа Кирилла (Смирнова) исключительное право архиерея вносить срочные дела на рассмотрение собрания, Собор подчеркнул право почина архиерея в епархиальной жизни[1333] и усилил значение епископа по отношению к епархиальному собранию.
Во-вторых, Собор изменил процедуру, предусмотренную в случае несогласия епископа с решением собрания (§ 41 проекта отдела; ст. 44 Определения): повторное рассмотрение вопроса установлено лишь в том случае, если первое решение принято в заседании, на котором епископ не председательствовал. Это изменение в проекте отдела было также принято по предложению преосвященного Кирилла, указавшего, что председательствующий в собрании епископ в любом случае будет стремиться к установлению согласия собрания с его точкой зрения еще до голосования по этому вопросу[1334]. С другой стороны, дабы «не останавливать правильное течение епархиальной жизни»[1335], за епископом было закреплено право делать «неотложные распоряжения по спорному делу»[1336].
Такие же изменения были приняты по аналогичной статье из главы о епархиальном совете (§ 58 проекта отдела; ст. 61 Определения)[1337].
В-третьих, Собором была устранена возможность избрания собранием своего председателя (§ 43 проекта отдела; ст. 46 Определения). По замечанию архиепископа Кирилла и докладчика епископа Серафима (Александрова), значение проектируемого собрания отличалось от прежних съездов, в которых епископ мог не участвовать. Собрание, полагал преосвященный Кирилл, «это постоянный страж всей церковной жизни в епархии, а не только ее хозяйственной стороны»[1338]. Судя по компетенции собрания, как она определена в других статьях соборного Определения, эта формулировка, может быть, не совсем верна, однако очевидно, что эта компетенция выходила за рамки хозяйственных полномочий прежних съездов.
Глава IV проекта отдела («О епархиальном совете») была принята Собором без существенных изменений и обсуждений. Следует, впрочем, подчеркнуть замечание председателя отдела преосвященного Георгия (Ярошевского) по поводу предложенной архиепископом Серафимом (Чичаговым) поправки о том, чтобы епархиальное собрание избирало двойное число членов совета, из которых половина утверждалась бы епископом[1339]. Преосвященный Георгий указал и был в этом поддержан докладчиком И. М. Громогласовым, что, согласно § 41 (ст. 44 Определения), избрание члена епархиального совета не может считаться действительным, если на него не будет согласия епископа; в противном случае вопрос решается высшей церковной властью[1340].
Помимо этого, можно указать лишь на один вопрос, ставший предметом существенных дискуссий. В процессе обсуждения IV главы был поставлен вопрос о том, должны ли нынешние члены и секретарь консистории подвергаться переизбранию в совет.
Не они ли, по определению, замещают соответственные должности в проектируемых советах? Относительно этого вопроса докладчики отдела разошлись во мнениях. Преосвященный Серафим (Александров), не высказываясь о членах совета, полагал возможным, чтобы секретари оставались те же, что и прежде в консисториях. И. М. Громогласов настаивал, что речь идет об упразднении одного учреждения и создании другого и, следовательно, должны быть полноценные выборы его состава[1341]. Затем, в связи с вносимой поправкой к § 55 проекта отдела (ст. 58 Определения) – речь шла о временной передаче совету судебных дел, – возник вопрос: применим ли действующий Устав духовных консисторий к советам? По этому поводу архиепископом Кириллом (Смирновым) была высказана мысль, что «консистории не упраздняются, а только переименовываются в советы». Владыка, очевидно, хотел видеть в советах все тот же вспомогательный архиерею административный орган, какими были консистории. Однако такая точка зрения тотчас встретила отпор со стороны докладчика И. М. Громогласова, вновь указавшего, что речь идет о новом учреждении[1342]. Громогласов, без сомнения, имел здесь в виду, что советы должны стать органом того самого «содействия» клира и мирян епископу, которое было в сердце соборных прений о постановке епархиального управления. После обсуждения Собор принял дополнительную ст. 65, согласно которой высшей церковной власти предоставлялось «установить порядок введения в действие правил об епархиальном совете и упразднения духовных консисторий»[1343], и, таким образом, поддержал точку зрения Громогласова.
Что же все-таки представляет собой епархиальный совет в понимании Собора? Этот вопрос возникает в связи с упомянутой выше[1344] проблемой смешения совещательной и административно-исполнительной функции данного органа. Очевидно, что, прежде всего, проектируемый епархиальный совет должен был выполнять функции прежних консисторий – на это были направлены и упомянутые выше правила о делопроизводстве, разработанные в отделе. К компетенции проектируемого совета были механически отнесены все дела, прежде рассматривавшиеся консисторией перед решением их епархиальным архиереем (круг дел совета был переписан буквально с заголовков Устава духовных консисторий)[1345]. Следует подчеркнуть, что эти дела распространяются на область, намного более широкую, чем та, которая отнесена к ведению епархиального собрания – в ведение совета отнесены, например, вопросы и о богослужении, и о духовенстве. Между тем, и в этих областях, выходящих за рамки согласительной формулы и, следовательно, общей мысли отдела, совету было придано право, которого не имело в данных областях епархиальное собрание, – право не согласиться с архиереем, что влекло перенесение решения на рассмотрение высшей церковной власти.
Вероятно, следовало разграничить деятельность совета-консистории, исполняющего решения епархиального архиерея, и совета-совещания – низшего органа епархиального управления, имеющего область действия и право голоса, подобные епархиальному собранию, но на постоянной основе. Наконец, в рамках этого совета-совещания следовало бы выделить те дела, на которые не распространяется компетенция собрания, но по которым архиерей мог бы советоваться, не будучи связанным при этом угрозой вынесения дела на усмотрение высшей власти. В целом, нам представляется, что эта глава, принятая довольно спешно и без подробного обсуждения как на Соборе, так и в отделе, не согласована ни с главой о епархиальном собрании, ни с общим настроем, выраженным Собором при принятии ст. 15 соборного Определения (§ 14 проекта отдела).