ическим избранием» Священным Синодом (article VI, section 10). Что касается органов епархиального управления, то их постановка близка к той, которая была предусмотрена Собором 1917–1918 г., хотя епархиальный совет здесь не является постоянным органом управления, но собирается лишь по мере надобности (не реже двух раз в год – article VIII, section 2). Примечательно, что относительно решений как епархиального собрания, так и епархиального совета, устав Православной Церкви в Америке указывает на их безусловную зависимость от согласия правящего архиерея (article VII, section 15; article VIII, section 4). В этом американская Церковь является даже более строгой, чем Всероссийский церковный собор. Наконец, в рассматриваемом уставе сохранена идея выборности благочинного, однако не предполагается наличие благочиннического совета и собрания (article IX).
Рассмотрим, наконец, вопрос об интеграции епархиальной реформы Всероссийского церковного собора в нормативных актах Русской Православной Церкви.
К сожалению, вопрос о применении основных аспектов этой реформы в Советской России в первые годы после Собора остается неизученным. Не случайно М. В. Шкаровский, рассматривая влияние Всероссийского собора в советскую эпоху, почти не касается темы епархиального управления[1459]. В работах одного из ведущих исследователей церковной жизни первых советских лет – АН. Кашеварова – также затрагиваются преимущественно вопросы высшего церковного управления. Учитывая обстоятельства времени, весьма вероятно, что документальное наследие епархиальных управлений интересующего нас периода весьма и весьма ограничено по объему. Что касается центральных архивов, то, как отмечает Кашеваров, «в различные периоды гражданской войны высшая церковная власть поддерживала связь с 17–29 епархиями из 67»[1460], и, добавим, едва ли эта связь была очень активной. Упоминая о деятельности нескольких епархиальных советов (Новгородского, Омского, Полоцкого, Саратовского)[1461], Кашеваров также цитирует важный документ Наркомюста мая 1920 г.: «Всем местным губ-исполкомам прекращать деятельность бывших консисторий, ныне переименованных в епархиальные советы, генеральных консисторий и т. п., где эти <…>религиозные организации присваивают себе в качестве юридических лиц – судебные, розыскные, карательные, налоговые, финансовые, хозяйственно-административные функции»[1462]. Процитированное распоряжение свидетельствует о том, что ряд епархиальных советов действительно стали воплощать в жизнь решения Всероссийского церковного собора, хотя, вместе с тем, вполне вероятно, что эта деятельность была в значительной степени пресечена в 1920 году.
Соборной инициативой, оказавшейся весьма жизненной, стало умножение числа викариатств и расширение полномочий викариев. Как сообщает Кашеваров, уже в июне 1919 г. Высшее церковное управление издает указ «об умножении числа епископов и образовании новых полусамостоятельных викариатств». Указ не остался мертвой буквой: в скором времени новые викариатства открываются в Московской, Ярославской, Нижегородской, Калужской епархиях[1463]. Всего, по подсчетам Шкаровского, в 1919 году было совершенно 14 архиерейских хиротоний, в 1920 году – 30, в 1921 – 39[1464]. А инструкция, разработанная для викарных архиереев Совещанием епископов, еще в 1932 году была действующим документом[1465].
К сожалению, мы затрудняемся ответить на вопрос о воплощении в жизнь практики епархиальных собраний, тем более – избрания епископов епархиями. Положительными свидетельствами по этому поводу мы не располагаем. По крайней мере, участие епархиальных собраний в выборе епископата нам представляется маловероятным.
После 1918 года первым документом, призванным всесторонне регулировать жизнь Церкви, стало Положение об управлении Русской Православной Церкви, принятое в 1945 году[1466]. В Положении нельзя узреть преемства решениям 1917–1918 гг., по крайней мере в области высшего и епархиального управления[1467]. Существование епархиального собрания не предполагается, епархиальный совет формируется по усмотрению епархиального архиерея и несет лишь вспомогательные функции (подготавливает решения архиерея). Епископы назначаются указом Патриарха.
Настоящим прорывом в системе общецерковного законодательства Московского Патриархата стал в 1988 году Устав об управлении Русской Православной Церкви, переименованный в 2000 году в Устав Русской Православной Церкви – тогда же в Устав было внесено значительное число исправлений и дополнений. Ряд формулировок Устава 1988 года позаимствован из определений 1918 года, в частности, ключевая статья о том, что «епархиальный архиерей, по преемству власти от святых апостолов, есть предстоятель местной церкви – епархии, канонически управляющий ею при соборном содействии клира и мирян»[1468]. Кроме того, сохранились точные формулировки статей, касающихся принадлежности епархиальному архиерею полноты иерархической власти и необходимости его согласия для проведения в жизнь решений органов епархиального управления[1469].
Устав 1988 (2000) года вновь включает в систему епархиального управления епархиальное собрание, причем для его созыва указывается периодичность не меньшая, чем раз в год (в 1918 году сроки указаны не были). Вместе с тем, процедура созыва епархиального собрания в Уставе не указана – она полностью зависит от епархиальной власти (по уточненной версии 2000 года – от епархиального архиерея). Состав собрания также не определен. Более того, если в 1988 году речь шла о равном числе представителей клира и мирян, то в 2000 году упоминание об этом соотношении было изъято из Устава. Наконец, круг деятельности епархиального собрания почти не обозначен: полномочия собрания, описанные в 1918 году в почти 30 подробных пунктах 6 статей, сводятся теперь к 6 пунктам самого общего характера.
Что касается епархиального совета, то здесь мы находим принципиальное различие между решениями 1918 года и установлениями 1988 (2000) года. Задуманный на Всероссийском церковном соборе как постоянно действующий совещательный орган, воспринявший, впрочем, также и функции прежней консистории, епархиальный совет становится в 1988 году органом периодическим. Хотя в Уставе сказано о регулярности его заседаний, однако эта регулярность определяется уточнением «не меньше одного раза в квартал» («не реже одного раза в полгода» по версии 2000 года). Функции исполнительного органа, восходящие к функциям прежней канцелярии консистории, очевидно, переданы в Уставе епархиальному управлению[1470].
Наконец, среди отличий Устава 1988 (2000) года от определения 1918 года можно отметить: во-первых – способ определения епископа на кафедру (в настоящее время епархиальный архиерей избирается Священным Синодом), во-вторых – организацию благочиннического управления (по Уставу 1988 и 2000 года благочинный назначается архиереем, не предполагается существования благочиннического собрания и совета) и, в-третьих – установления о викарных епископах (положение викариев по ныне действующему Уставу совпадает с дореволюционным: их функции полностью определяются епархиальным архиереем).
Таким образом, если в Уставе 1988 (2000) года утверждается «соборное содействие» клира и мирян и их участие в епархиальных органах управления, то фактически постановка этих органов ставит формы и реальность этого участия в полную зависимость от личного усмотрения правящего архиерея. В частности, очевидно, что, даже следуя букве Устава, епархиальное собрание можно проводить очень формальным образом, в любом – даже весьма малом – составе, в том числе и полностью назначенном. Что касается епархиального совета, то можно скорее приветствовать отделение административно-исполнительных функций от функций совещательно-законодательных, однако отсутствие обязательности в его частом созыве является, на наш взгляд, скорее недостатком. Об упразднении благочиннических советов и собраний также можно сожалеть.
Вместе с тем, по нашему мнению, отказ от безусловного применения епархиальных схем Всероссийского церковного собора на нынешнем этапе исторического существования Русской Православной Церкви оправдывается следующими обстоятельствами. Во-первых, более чем семидесятилетнее пребывание в вынужденном гетто привело к тому, что как в среде духовенства, так и в среде мирян был в значительной мере утрачен навык публичного обсуждения идей, публичных церковных дискуссий. Во-вторых, наплыв в храмы тех, кто был крещен относительно недавно и еще не укоренился в церковной жизни (при том, что довольно часто именно эти члены Церкви наиболее активны в общественно-церковной сфере) затрудняет решение назревших вопросов жизни Церкви в рамках органов управления, включающих большое число клириков и мирян. Хотим мы того, или нет – сегодня такие вопросы конструктивно способен обсуждать лишь относительно ограниченный круг членов духовенства, не говоря даже о мирянах.
Означает ли вышесказанное, что необходимо вовсе отказаться от соборной модели, предложенной Священным Собором Православной Российской Церкви 1917–1918 годов?
Перед тем, как ответить на этот вопрос, скажем несколько итоговых слов об этой модели. В целом, следует признать, что соборное определение Об епархиальном управлении являет собой здоровый пример бережного отношения к церковному преданию